Невеста Перуна (СИ) - Ладица Наталья

Неожиданно в раскрытые ворота детинца ворвался три всадника, разом вернув разум княгини из страны воспоминаний. Быстро спешившись, они кинули поводья подбежавшему холопу. Другой холоп, подошедший узнать, с чем прибыли гонцы, что было духу рванулся в княжеские хоромы - лишь пятки сверкнули. В сердце Ефанды закралась непонятная тревога. Отложив работу, княгиня поднялась с лавки. Конечно, приём подобных послов - дело мужское, однако и женский глаз в подобных вещах не помеха.

Двери хором, где князь Рюрик обычно принимал послов, были широко распахнуты. Ефанда скользнула внутрь и заняла причитающееся ей место по левую руку мужа. Рюрик, уже ожидавший послов, кинул на жену полный любви взгляд и едва заметно кивнул ей. Молодая женщина смущенно улыбнулась. Думные бояре, те, кто был на княжьем дворе, быстро заполнили просторную хоромину. Явился и боярин Вадим, по-прежнему бывший первым после князя, и занял место справа от Рюрика. Наконец в дверях показались сами послы, тут же завладевшие вниманием всех присутствующих.

Вошедшие были гриднями из дружины, которую Рюрик послал в Ладогу, поставив воеводой там Олега. Появление гонцов из Ладоги само по себе было событием знаменательным, а уж столь спешное...Странным было и то, что гонцы потребовали присутствия думных бояр. Гридни в пояс поклонились князю с княгиней и боярам.

-Доброго здравия, князь-батюшка, тебе и твоей княгине, - начал говорить старший из послов. - Прислал нас к тебе воевода Олег с тем, чтобы просить тебя вершить суд. Ижора отказывается платить дань, которую ты на них возложил.

-Это ещё почему? - нахмурился Рюрик.

-Они говоря, что ты обещал защищать их от разных пришлецов, но этим летом на их деревни напали урмане. Многих селян разорили и угнали в рабство, а воевода не только не пришёл на помощь, но и карать татей отказался - не послал погоню за кораблями разбойников. Быть может потому, говорят ижорские старосты, что воевода - сам урманин?

Бояре возмущённо возроптали - кто-то негодуя на Олега, кто-то осуждая поспешное решение ижорский старост, а кто-то вполголоса проклиная всех пришлицов-иноплеменников. Многим в Новгороде не по нраву было то, что словенский князь столь благоволит воеводе-урманину. Рюрик хмуро оглядел всех присутствующих, и ропот стих.

-А что же сам Олег? - спросил князь.

-Олег самых ретивых взял под стражу, а после, когда остальные роптать стали, нас послал к тебе. Сказал, что лишь князь может разрешить сей спор. Да и, если по совести, не видели мы урман у наших берегов.

Рюрик тяжёлым взглядом смотрел на гонцов. Что-то неправильное, несуразное было в их рассказе. В это время со своего места поднялся Вадим:

-Дозволь, княже, слово держать. Думается мне, что тебе не нужно ехать в Ладогу. Олег и сам со всем прекрасно справится силой оружия. Ясно же, что ижора просто хочет выйти из-под твоей руки, вот и измыслили сей навет.

-А что, если нет? - поднялся со своего места боярин Заруба. - Ежели в самом деле бесчинствовали урмане в ижорских селениях? Неужто князь будет родича своей жены выгораживать, и мы никогда правды не добьёмся?

-Правильно речёт Заруба, - вскочил с лавки боярин Лютобран. - Ежели и впрямь напраслину на воеводу возводят, примерно наказать надо бы ижору, чтоб другим неповадно было. А ежели Олега вина, так тем паче суд княжий требуется.

Со своего места поднялся воевода Дубыня.

-А может, прав Вадим? К чему князю без толку ездить туда-сюда. Я сам поеду, всё разузнаю...

- Ага, может и суд сам творить будешь? - насмешливо спросил Заруба.

Остальные зашумели, соглашаясь с боярином.

- Ну что ж, - проговорил Рюрик, вставая. - Так тому и быть. Завтра поутру я с малой дружиной отправлюсь в Ладогу. Суд по праву я должен сам творить, тем более, когда дело касается моего родича и друга. За себя оставляю боярина Вадима, коего остальные за князя чтить должны.

Князь поднялся и, не оглядываясь, вышел из гридницы. Следом за ним потянулись и бояре. Ефанда какое-то время ещё продолжала сидеть на месте. Неясное ощущение надвигающей беды сменилось предчувствием чего-то страшного и непоправимого. Молодая женщина хотела было бежать следом за мужем, попытаться остановить его, но что-то не пускало. Где-то в груди появился тяжёлый ледяной комок, который болезненно трепыхался и будто рвался наружу

-Что с тобой, княгиня? - услышала вдруг она знакомый голос. - Ты как будто побледнела. Уж не заболела ли?

Подняв глаза, Ефанда совершенно неожиданно встретилась взглядом с Вадимом, склонившегося к ней. Дрожь прошла по её телу, как будто кто-то насыпал снега за шиворот. Глаза боярина лучились участием и заботой, но в самой их глубине молодой ведунье почудились торжество, смешанное со злобой. Несколько долгих мгновений для Ефанды ничего в целом мире не существовало, кроме этих глаз. Вдруг Вадим улыбнулся:

-Ну, княгиня, ты будто блазня[4] увидела. Не уж-то я так страшен?

Ефанда вымучено улыбнулась:

-Нет, конечно. Прости, боярин, ежели обидела тебя. Мне что-то сегодня не здоровится - в глазах вдруг потемнело.

-В самом деле? Быть может позвать чернавку, пусть отведёт тебя в ложницу?

-Нет, ни к чему. Просто... мне надо к мужу.

Молодая княгиня встала и направилась было к дверям, но, пройдя несколько шагов, почувствовала, что голова её закружилась, а в глазах потемнело. Вадим едва успел подхватить на руки падающую Ефанду и отнёс её на лавку.

-Быстро принеси воды княгине! - крикнул он заглянувшему отроку.

Буквально через мгновение парнишка уже вернулся, держа в руках чашу с водой. Боярин принял её у отрока, жестом отправив его обратно. Не смея ослушаться старшего, парнишка тут же рванул к дверям и не увидел, как Вадим простёр руку над чашей и что-то быстро прошептал. Потом повернулся к Ефанде и поднёс чашу ей к губам:

-На-ка вот, княгиня-матушка, испей, легче будет.

Молодая женщина жадно припала губами к посудине. Прохладная освежающая жидкость полилась в горло, буквально возрождая её. Ефанда закашлялась, вытерла губы и торопливо поднялась с лавки.

-Благодарю тебя, Вадим, - смущённо пробормотала она. - Не понимаю, что со мной случилось.

-Ничего, княгиня. Иди, тебя князь уже, небось, ищет.

На негнущихся ногах Ефанда направилась к дверям, провожаемая задумчивым взглядом боярина Вадима.

Остаток дня прошёл в приготовлениях к завтрашнему походу. По совести говоря, сборов особых не было. Оружие своё и доспехи рюриковы воины всегда держали в надлежащем виде, кони в княжеской конюшне были всегда ухожены и сыты. Оставалось лишь взять припасов на два дня пути и отправляться. Но бывалые воины не гнушались лишний раз проверить верное оружие, не передоверяя его отрокам. Глядишь, и не подведёт, выручит-сбережёт при случае. Да и коня - друга сердечного - не чтили за труд собственноручно обиходить.

Лишь к вечеру князь Рюрик смог выкроить время, чтобы заглянуть на конюшню. Его верный конь по прозвищу Лютый как всегда приветствовал появление хозяина радостным ржанием. Варяг ласково улыбнулся ему и погладил по белоснежной морде.

Вдруг сзади мягко, почти бесшумно прошелестели чьи-то шаги. Князь обернулся. Позади него стоял невысокий, кряжистый муж, волосы и бороду которого уже изрядно побила седина - воевода Дубыня.

-Не любо мне всё это, княже, - без обиняков заявил воевода.

-Что не любо?

-Вся эта сказка[5] про Олега, - уверенно закладывая большие пальцы рук за пояс ответил Дубыня. - Я хорошо знаю сего воеводу, он не стал бы идти супротив совести и покрывать урман, а с наветчиками сам бы разобрался, да так, чтоб вдругорядь неповадно было. И потом, ты знаешь, что гридни, прибывшие с этой вестью, не из олеговой дружины, а из вадимовой?

- Ну и что ж с того? Вадим родич мне...

- Так-то оно так, да только не всякий родич другом бывает. Нутром чувствую - нечисто тут.

-Что нечисто?

- Не ведаю, - досадливо покачал головой Дубыня. - А вот жену с дочкой ты бы всё-таки поостерёг.

-Вот ты и пригляди за ними, - проговорил Рюрик, подкармливая Лютого с руки загодя принесённым лакомством. - И смотри, коли убыль какая с ними приключится - ни на что не погляжу, живьём шкуру спущу, понял?