Мышкин и Рожков? Они наверняка пытаются помочь, но их возможности ограничены.
Военные? Заинтересованы в моих поставках, но вряд ли станут рисковать из-за одного человека.
Вывод напрашивался сам собой. Единственный человек, способный прекратить это дело одним словом — Сталин.
Только его приказ имеет абсолютный вес. Только его решение не подлежит обсуждению.
Но как до него добраться? Как преодолеть все барьеры огромного бюрократического аппарата, который создан именно для того, чтобы фильтровать информацию, поступающую наверх?
Я встал с нар и начал ходить по камере, чувствуя, как мысли приобретают ясность. Нужен принципиально иной подход.
Не юлить, не манипулировать, а использовать мое главное преимущество. Знания из будущего.
Я должен предложить нечто настолько ценное, что информация будет передана на самый верх. Что-то, что невозможно игнорировать.
При этом важно дозировать информацию. Слишком много деталей вызовет подозрение в шпионаже. Слишком мало не привлечет должного внимания.
К утру план созрел. Я попросил у надзирателя бумагу и карандаш для письменных показаний. После некоторых колебаний мне выдали несколько листов и огрызок карандаша.
На первом листе я написал крупно: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ЛИЧНО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ. ИНФОРМАЦИЯ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ».
Затем я изложил суть:
'Товарищ Сталин!
Обращаюсь лично к Вам, поскольку владею информацией исключительной важности для безопасности СССР. Информацией, которую не могут правильно оценить следователи ОГПУ.
1. Германия под руководством набирающей силу национал-социалистической партии тайно восстанавливает военный потенциал в обход Версальского договора. По моим данным, концерн Krupp совместно с Рейхсвером ведет разработку новых танков, замаскированных под сельскохозяйственную технику. В ближайшие годы Германия превратится в главную военную угрозу для СССР.
2. Япония готовит экспансию в Маньчжурию, что создаст прямую угрозу дальневосточным рубежам СССР. Первые действия начнутся в сентябре этого года.
3. В Вашей личной библиотеке на Ближней даче хранится том Макиавелли в красном кожаном переплете с золотым тиснением, который Вы читаете в вечернее время, делая пометки красным карандашом на полях. Эту деталь знают лишь несколько человек из Вашего ближайшего окружения.
Я готов предоставить дополнительную информацию исключительно лично Вам. Речь идет о будущем нашей страны.
Леонид Краснов, руководитель Специального управления по разведке и разработке нефтяных месторождений между Волгой и Уралом, директор-распорядитель Горьковского автозавода и группы промышленных предприятий'.
Перечитав написанное, я сложил листы и вызвал надзирателя.
— Передайте это следователю Григорьеву, — сказал я. — Это особо важная информация для высшего руководства.
Надзиратель равнодушно взял сложенные листы и ушел. Я не особенно рассчитывал, что послание быстро дойдет до адресата, но это первый шаг.
В тот же день, когда меня привели на очередной допрос, я обнаружил, что атмосфера изменилась. За столом сидел только Григорьев, и перед ним лежало мое письмо.
— Что это за комедия, гражданин Краснов? — спросил он, постукивая пальцем по бумаге. — Вы серьезно рассчитываете, что подобные фантазии дойдут до товарища Сталина?
— Это не фантазии, — твердо ответил я. — Проверьте указанные сведения. Если не подтвердятся, можете расстрелять меня как шарлатана. Но если я прав — а я прав — информация должна дойти до товарища Сталина.
— А откуда вам известны такие… интимные детали о личной библиотеке? — В глазах Григорьева промелькнуло что-то похожее на тревогу.
— Это неважно, — спокойно ответил я. — Важно, что я действительно обладаю информацией стратегического значения. И готов поделиться ею только с товарищем Сталиным.
Григорьев долго изучал меня взглядом.
— Вы играете в опасную игру, Краснов. Если это блеф…
— Не блеф, — перебил я его. — И вы рискуете гораздо больше, чем я, если эта информация не дойдет до верха. Представьте, как будут оценены ваши действия, если потом выяснится, что вы блокировали доступ к данным стратегической важности?
Это был рискованный ход, но необходимый. Григорьев должен почувствовать личную ответственность за решение.
— Допрос окончен. Вернитесь в камеру, — резко сказал он, собирая бумаги.
В течение следующего дня допросы странным образом прекратились. Я оставался в камере, слушая звуки тюрьмы и гадая, дошло ли мое послание куда следует. Ранним утром дверь камеры внезапно открылась.
— На выход. С вещами, — коротко бросил незнакомый охранник.
— Куда? — спросил я, поднимаясь.
— Увидите.
Меня повели по коридорам, но не в обычную комнату для допросов. Мы поднялись на этаж выше, прошли через несколько контрольных постов и остановились перед массивной дубовой дверью с бронзовой табличкой. Охранник постучал, и после короткого «Войдите» открыл дверь, пропуская меня вперед.
В просторном кабинете с высокими потолками и тяжелыми портьерами сидели двое. Одного я узнал сразу.
Это был Ягода, заместитель председателя ОГПУ Менжинского. Его круглое лицо с характерными залысинами, аккуратно подстриженные усики и стальной взгляд за стеклами пенсне хорошо известны по фотографиям. Второй — худощавый мужчина в военной форме без знаков различия — мне был незнаком.
— Садитесь, Краснов, — указал Ягода на стул перед столом. — Я изучил ваше… экстраординарное послание.
Я молча сел, стараясь сохранять спокойствие.
— Откуда у вас эта информация? — сразу перешел к делу Ягода. — Особенно детали, касающиеся личных привычек товарища Сталина?
— Я не могу ответить на этот вопрос, — твердо сказал я. — И повторяю, я готов говорить только с товарищем Сталиным.
— Вы понимаете, что находитесь не в том положении, чтобы выдвигать условия? — холодно заметил Ягода.
— Я понимаю, что владею информацией, имеющей критическое значение для безопасности СССР, — парировал я. — Информацией, которую невозможно получить обычными средствами разведки. И я беру на себя полную ответственность за ее достоверность.
Ягода переглянулся со вторым мужчиной.
— Что конкретно вы знаете о разработках ракет в Германии? — спросил второй, впервые заговорив. — Вы имеете контакты с иностранными разведывательными службами?
— Нет. Мои источники… нетрадиционны, — уклончиво ответил я. — Но информация абсолютно точна. Проверить ее можно за неделю. Если не меньше. Японская экспансия в Маньчжурию начнется в сентябре этого года. Немецкие работы по созданию танков ведутся на секретных полигонах в кооперации с компанией Krupp. Пройдет всего несколько лет, и Германия станет главной военной угрозой для СССР.
Ягода барабанил пальцами по столу, изучая меня проницательным взглядом. Второй мужчина что-то записывал в блокнот, не поднимая глаз.
Но зам не отступал:
— Вы должны понимать, Краснов, что подобные заявления без указания источника звучат неубедительно. Наши разведывательные данные не подтверждают активности в Германии в таких масштабах.
— Ваши разведывательные данные неполные, — я выдержал его взгляд. — Немцы умело маскируют военные разработки под создание сельскохозяйственной техники и тракторов. Они создают тренировочные лагеря для военных в нарушение Версальского договора и тайно разрабатывают новые образцы бронетехники.
— И откуда вам это известно? — Ягода постучал пальцами по столу. — Я повторяю, вы сотрудничаете с немецкой разведкой?
Я позволил себе легкую усмешку:
— Если бы я был иностранным шпионом, зачем мне передавать стратегическую информацию советскому руководству?
— Возможно, для того чтобы завоевать доверие, — парировал Ягода. — А затем внедрить дезинформацию по ключевым направлениям.
— Логичное предположение, — кивнул я. — Но оно разбивается о два неоспоримых факта. Во-первых, мою информацию легко проверить. Направьте агентуру в районы испытательных полигонов Рейхсвера под Кассилем, усильте наблюдение за заводами Круппа, и вы увидите, что я прав. Во-вторых, какой шпион стал бы рисковать, упоминая личные привычки товарища Сталина?
