Несмотря на присутствие маленькой Виты во чреве матери, шрам на плече магини, свидетель первой ночи Литы и Романда, до конца так и не зажил. Со стороны он смотрелся красиво, тем не менее оставался именно шрамом, а не украшением. Для маленького чёрного мага прикосновение к кристаллу должно было оказаться смертельным или, по крайней мере, очень болезненным, однако Иванд не проявлял ни каких признаков беспокойства.
— Он не боится Света! — наконец вынес вердикт Романд.
— Как с Пушистиком? — предположила Лита. Видя, что ничего страшного не произошло, она отложила зверское убийство мужа на неопределённый срок.
— Сомневаюсь. Здесь другое.
Магиня проследила взгляд Романда — тот упирался в колыбель с просыпающейся Вилейтой.
— Нет! — снова насторожилась мать. — Я не буду пробовать на своей дочери тёмное волшебство. Я не дура, в отличие от кого-то другого!
Кого жена имеет в виду, Романд выяснить не успел — маленькая Вита, решившая, что брату досталось слишком много родительского внимания, запустила в многострадального папочку жгутик-прилипалу.
— Чёрная магия, — сообщил в пространство отец, с трудом увернувшись от пакостного заклинания.
— Но как?
— Ты же чёрная магиня! — осенило Романда. — Ты физически не можешь родить чародея Света. А одного ли, двух — какая разница?!
— Но ведь папа…
— Вот именно. Папа! Зо! Чего ты ждала от чёрного чародея со стажем да к тому Керлика Хрона?
— Романд! Прекрати наговаривать на папу! Один раз — удачная шутка, два — приевшаяся. Сейчас уже не смешно! — взбеленилась Лита.
Юноша, ссадив разбушевавшегося Иванда в колыбель — тот, что удивительно, не огорчился, — осторожно подошёл к жене, присел рядом.
— Лапушка моя, я не наговариваю на Зо. Он действует в интересах семьи.
Дверь приоткрылась и в комнату осторожно пробрался Пушистик. Как оказалось, странный зверёк нисколько не огорчился появлению у создателя ещё двух, поглощавших всё внимание и силы существ. Более того, Пушистику понравилось играть с маленькими Витой и Ивом, а тем в свою очередь — с ним. Иногда зверьку удавалось убаюкать младенцев.
Когда же все в доме были заняты, Пушистик играл в пятнашки с солнечными или лунным зайчиками — ему хватало того, что создатель жив и что он рядом.
— Сдаётся мне, Лита, двуцветные, обладающие светлой и тёмной стороной волшебства, маги — редкость, словно затмение солнца.
— Гений! — прокомментировала чародейка.
— И как всякая редкость, — проигнорировал ехидный тон Романд, — они вызывают опасения. Наверняка существует масса страшных пророчеств о том, что появление в Мире двуцветного мага приведёт к ужасным последствиям.
— Откуда тебе знать, что не приведёт?
— А раньше затмения тоже считали катастрофами. И всего лишь потому, что во время оных кто-то расчётливый успевал пырнуть какого-нибудь князька ножом в спину или кто-то, зазевавшись, ломал себе ногу.
— Но не все имеют такие же прогрессивные взгляды, что и ты, — продолжила Лита. — Поэтому, когда я родила наших близняшек, папа воспользовался ситуацией — отвёл от них подозрения дотошных магов.
— Именно. Но почему Зо не сказал нам?
— Романд, а зачем ты, например, задавал вопросы, на которые знал ответ, когда к нам приходил император?
— Я не знал ответ! Ты просто неправильно поняла вопрос! Я ведь действительно не понял, по какой причине Эфа притащился к Зо, а то, что он мой отец… Какая разница?
Пушистик пристроился в ногах Виты. Девочка сладко спала, засунув большой палец правой руки в рот. Рядом, в соседней кроватке сонно зевал Иванд. По всей видимости, двух часов сна для малыша оказалось недостаточно, но мальчик упорно в это не верил. Характер.
— Действительно, никакой разницы, — согласилась Лита. — Но, по-моему, это отговорка. Слабенькая. Я тоже отговаривалась, когда думала, что ты сильно огорчишься, проведав тайну своего рождения.
— Огорчился, — признался муж. — С другой стороны, обрадовался. Это объясняло поведение Имлунда.
Магиня покачала головой. Её мужа следовало нарекать не Романд Случайный, а Романд Всепрощающий. Хотя — нет, не всепрощающий. Родного отца он не простил… Простит. Когда найдёт все объяснения, простит. Потому что поймёт.
— Романд, а ты ведь тоже из редких, как наши с тобой малыши.
— Что? — не понял юноша. — Ты об этих дурацких пророчествах про третьего змеёныша?
— Не только о них, — хмыкнула в ответ Лита. — Вот. Прочти.
Она протянула ему книгу.
Романд, флегматично пожав плечами, открыл тоненькую тетрадь в кожаной обложке. Эта книжечка не встречалась юноше в библиотеке, хотя казалась знакомой. Где-то он похожую видел… У племянницы, что ли? Старшей дочки Феллона. Да, наверное. Точно — дневник. Странно, Лита дала прочитать свой дневник? Или странно, что Лита ведёт дневник? Девчонки!
Пролистнув пару-тройку пустых страниц, Романд наткнулся на запись. Почерк не Литы. У жены он мягкий, округлый, при этом растянутый — в целом, напоминающий вязь или ветку декоративного плюща. Или вовсе — вязание. Юноша как и всякий маг держал в руках крючок: одна петля цепляется за другую, потянешь — всё распустится. У Литы каждое слово представляло собой незаконченное кружево.
В тетради же каждая буква отстояла отдельно от другой: потряси — и посыплются чёрные «букашки» —фигурки. Рисовали их словно по линейке — в той же манере, что и эльфийские руны в Замке Путей. Такой текст воспринимался постепенно: сначала расшифровывались буквы, затем строящиеся из них слова и лишь после доходил смысл написанного целиком.
Когда трижды змеёныш озарится Светом,
Закроет Врата и склонится пред Тьмой,
Мир раздвоится, не рухнув при этом,
Но сменится Власть — к Чтецам перейдёт,
И жалобный плач жизни начнёт.
— Опять?! — взвыл Романд.
Иванд беспокойно дёрнулся в кроватке, однако под ласковое воркованье Пушистика не проснулся. Вилейта вовсе проигнорировала выходку отца.
— Да, да. Это «дурацкое» пророчество, — согласилась Лита. — Каждое действо применимо к тебе, особенно в свете… тьфу!.. того факта, что ты принял имя Хрон, тем самым окончательно подписавшись под этим предсказанием.
