Пыль Снов (ЛП) - Эриксон Стивен

— Продолжай.

— Худ.

— Что с ним? О, да, вы же лучшие друзья — или злейшие враги? — как он воспринял твое возвращение, не скажешь?

— Наверное, без радости. Но теперь это не важно. Я победил.

— Победил в чем?

— Победил! Палач ушел, убит! Бог Смерти мертв! Голову отрубили! Тело без улыбки, а шарик катится вниз по холму, мигает, глаза закатывает, рот шевелится, макушка шляпы просит…

— Погоди, Еж! Кто… что… бессмыслица! Как…

— Не знаю как, и знать не хочу! Подробности? Насрать на них с разбега! Худ мертв! Ушел!

— Но кто занял Трон?

— Никто и все!

Правая рука Геслера зачесалась. Боги, как ему хочется врезать улыбающемуся дураку! Но нос Ежа сломан уже раз двенадцать — вряд ли он даже заметит. — О чем ты? — спросил он осторожно.

— О том, что их целая команда. Держат врата. Пока ничего не случилось. Все в тумане. Одно могу сказать — и Скрипа спроси, если хочешь, он то же самое скажет, если не соврет. Одно, Гес. Я их чувствую. И его особенно.

Геслер смотрел в блестящие глаза безумца. — Кого?

— Павших Сжигателей, Гес. И его, Вискиджека. Это он — я везде узнал бы хмурую улыбку, даже в полной темноте. Он на коне. Он во вратах, Геслер.

— Погоди! А кто прошел через врата?

— Нет, не надо о нем. У того одна мысль десять тысяч лет захватывает. Там совсем другие врата. Я насчет Вискиджека. Иди и умри, Гес, и кого ты встретишь у врат? Худа или Вискиджека?

— Почему ты не перерезал себе горло, раз там теперь так славно?

Еж нахмурился: — Не надо спешить за край. Я был сапером, помнишь? Саперы знают важность терпения.

Геслер подавился смехом. В палатке кто-то закричал. Он не смог понять, кто.

— Смейся сколько угодно. Будешь благодарить, когда твоя голова к вратам подкатится.

— Я думал, ты ненавидишь поклонение. Кому бы то ни было.

— Тут другое дело.

— Как скажешь. Еще что-то хотел рассказать?

— До остального тебе дела нет. Хотя… можешь передать деньги мне. Тройная плата? Ладно, вылезай, уже поздно.

Командующий Брюс накинул плащ, застегнул пряжки. — Пройдусь по лагерю, прежде чем разместиться. Атри-Цеда, присоединяйтесь, если угодно.

— Сочту за честь, мой Принц.

Он вышел из командного шатра. Вместе с волшебницей они миновали ближайший ряд палаток легионеров. — Титул как-то не подходит мне, — сказал он вскоре. — Лучше «командор» или «господин». А если мы наедине — Брюс.

Она принялась гадать, не услышал ли он слабый вздох, не заметил ли, как задрожали коленки.

— Разумеется, — продолжал он, — если вы позволите называть вас Араникт.

— Разумеется, господин. — Она замешкалась, но, видя, что он ждет, сказала: — Брюс. — Голова закружилась, будто она проглотила кубок бренди. Рассудок на миг спутался, и пришлось глубоко дышать, чтобы успокоиться.

Смехотворно. Нелепо. Оскорбительно. Ей хотелось зажечь трубку, но это явно пошло бы против протокола.

— Спокойнее, Араникт.

— Господин?

— Расслабьтесь. Прошу, не заставляйте меня ходить на цыпочках. Я не кусаюсь.

«А если за правый сосок? О боги, не раскрывай рта, женщина!» — Простите.

— Я надеялся, что компания Верховного Мага малазан вас успокоит.

— О да, господин. Я… то есть мне лучше.

— Никаких обмороков?

— Да. Ну, однажды…

— Что случилось?

— В конце дня… я совершила ошибку, оставшись в палатке, когда он стягивал сапоги.

— А. — Тут он метнул на нее удивленный взгляд. Лицо сразу озарилось улыбкой. — Напомните, чтобы я отослал вас до аналогичного действия.

— О, господин, уверена, что вы не… гм, аналогичны…

Но он смеялся. Она видела, что солдаты у костров смотрят на них двоих. Заметила молчаливые жесты, ухмылки и кивки. Лицо пылало не хуже угля в кузнице.

— Араникт, уверяю вас, после целого дня быстрого марша мои носки свалят с ног коня. Все мы здесь одинаковы.

— Потому что вы решили идти наравне с солдатами, Брюс. Хотя могли бы ехать верхом или в одном из больших экипажей, и никто не подумал бы плохо…

— Тут вы можете ошибиться, Араникт. О, может показаться, что для них нет разницы, ведь отдавать честь они станут так же рьяно, как прежде. И приказы исполнять не откажутся. Но где-то глубоко в душе каждого таится камень преданности — слыша приказы от большинства начальников, камень остается гладким, к нему ничего не прилипает, стекая подобно воде. Так может быть и с моими приказами, избери я обычную тропу. Но, видите ли, может прийти время, когда я потребую от солдат чего-то… невозможного. Если камни останутся гладкими — если мое имя еще не выгравировано на них — я могу потерять солдат.

— Господин, они никогда не взбунтуются…

— Я не о том. Но, прося невозможного, я буду надеяться, что они совершат невозможное. Не то чтобы я готовился послать их на верную смерть. На такое я никогда не пошел бы. Но чтобы просить о большем, чем имеет право просить командир, я должен быть с ними. Нужно, чтобы меня видели между них.

Сегодня ночью, — продолжал он, — вы снова должны стать Атри-Цедой, а я вашим командиром. Когда мы будем говорить с солдатами. Когда спросим, как они провели день. Когда решим ответить на их вопросы и жалобы, сделав все что возможно. — Он помолчал, замедлил шаги. Они оказались в относительно темном промежутке между двух костров. — Особенно этой ночью, — сказал он вполголоса. — Они потрясены… прошел слух о недуге, сразившем малазанских магов.

— Да, Командор. Понимаю. Кстати, Верховный Маг Делат интересуется… гм, он спросил меня… О вас. Сказал, что я могу увидеть вас… другим, господин.

— И что вы расскажете ему на следующей встрече?

— Я… не уверена, господин. Думаю, что… Может быть…

— Он умный человек, — сказал Брюс. — Сегодня вечером, Араникт, я ощущал себя как… ну, я словно очнулся, вышел из холода и тьмы. Из места, которое считал реальным миром, настоящим миром — холод, думал я, был всегда, но я не замечал его до смерти и… воскресения. А теперь я понял, что холод и тьма были внутри меня, они коснулись однажды моей души.

Она восторженно смотрела на него. Глаза сияли. — И все ушло, господин?

Ответная улыбка сказала всё, что ей требовалось.

— А теперь, Атри-Цеда, побеседуем с солдатами.

— Обработаем камни, господин.

Именно.

«Насчет меня не тревожьтесь. Я ваша. Мой камень… плавится, меняется — спаси Странник, на нем появилось ваше лицо. Ох, насчет укусов…»

Они вышли в свет костра. Брюс случайно глянул на Атри-Цеду и увидел выражение ее лица — изменившееся почти сразу, но недостаточно быстро. У него захватило дух. Сладострастное томление, легкая улыбка на губах, озорные отсветы пламени в глазах. Он тут же потерял дар речи и мог только улыбаться в ответ на радостные приветствия солдат.

«Араникт. Я поистине был полумертвым, раз не замечал самого очевидного. Вопрос в том, что мне делать? С тобой?

В этом взгляде была тьма — не холодная, как во мне, но темнота слабо мерцающих углей. Удивляться ли, что ты так часто стоишь, скрыв лицо клубами дыма?

Атри-Цеда, что мне делать?»

Он понимал, что не получит ответа на вопрос, не поняв свои чувства. Все кажется таким странным, особенным, незнакомым. И в то же время — он ощутил в груди некий скрежет — она стоит, одержимая собой, довольная, погруженная в видения, а вот он — мнется рядом, смущенный и неуклюжий.

«Смехота. Оставь это на время, Брюс».

Солдатчину оказалось переносить легче, чем он думал — так решил Восход. Много маршей, быстрых переходов — но подошвы его затвердели, дух окреп, даже таскать доспехи, оружие и щит оказалось не так тяжело. Выпадает время даже на упражнения с мечом. Присел и ткнул, присел и ткнул — держи щит выше, солдат! Держи строй — Сжигатели Мостов не прогибались. Стой, держи удар — потом сделай шаг вперед. Стой, держи, шагай — как будто валите лес, солдаты. Дерево за деревом. Присел, ткнул! Разумеется, это вызов — быть достойными легендарных Сжигателей, но ведь перед глазами один из них, все замечающий, суровый, гоняющий без передышки. Да, высокие стандарты, высочайшие.