Искаженное время (СИ) - "Deacon"

После этих мучительных часов воинов вывели в главный зал, украшенный фигурами богов. В отличие от предыдущих, совершенно пустых комнат, богатое убранство не могло не поражать. Золото и драгоценные камни украшали стены. Изображения шести богов – Ра, Осириса, Гора, Бастет, Сэтха и Анубиса достигали десяти метров, и в этой комнате каждый чувствовал себя крохотным. Воинам велели построиться, и затем им пришлось стоять здесь до заката солнца, пока все зеваки вдоволь не насмотрятся на них. Ингемару невольно льстило внимание женщин – его светлые волосы, красивое лицо и крепкое тело притягивали к нему здешних дам. В свою очередь, Ильнес казался довольно равнодушным. Ингемар заметил, как уверенно и высокомерно держится Алоли. И именно поэтому многие делали ставки именно на неё, а не на противницу. Кайтана выглядела строгой и сосредоточенной. Было видно, что она волнуется. Аризен казался растерянным. Он нервно улыбался, взъерошивал волосы и пытался позировать, отчего выглядел особенно нелепо. Роса заставляла себя улыбаться посетителям, но было видно, что её это раздражает. В свою очередь, Сфинкс напоминал одну из статуй богов. Он смотрел в одну точку, и люди старались поскорее миновать его и при этом именно на него ставили практически все жители города. Все знали, что ставить на Сфинкса нет смысла только в девятом бою. Всё остальное время он будет побеждать. На Ингемара и Ильнеса ставили преимущественно женщины, не столь веря в их победу, сколь желая поощрить их за красоту. Здесь эти двое были самыми привлекательными...

В Пирамиде Жрецов действительно произошло нечто такое, отчего храм было решено закрыть. Никого не впускать и никого не выпускать. Когда один из жрецов, перепуганный, вбежал в покои Верховного Оракула и упал перед ним на колени, Нахти еще несколько минут не мог добиться от него внятного объяснения. Несчастный лишь кутался в свою мантию и пальцами указывал на кровавые разводы на ткани подола.

- Все мертвы! – наконец прохрипел он. – Ин-теп вырвался на свободу!

Сказанное не имело смысла. Нахти лучше других знал, где сейчас находится дух. Старик по-прежнему ощущал его в теле дочери Эмафиона, Аканы. И сейчас девушка спала, погруженная в искусственный сон. Также Нахти был осведомлен о планах Эмафиона перенести духа в новый «сосуд», но не поощрял этой идеи. Напротив, оракул ослушался его приказа и, видимо, демон настиг его.

Когда Нахти перенесся в Пирамиду Жрецов, то увидел, что пол залит кровью, а то, что когда-то называлось людьми, походило на кровавое месиво, завернутое в лоскуты ткани. Среди погибших выжил только Эмафион. Оракула невозможно было убить, но пребывал он в таком состоянии, что для восстановления потребуются как минимум пара недель. Что-то разорвало его тело на куски, и эта извращенная жестокость ясно указывала на работу Ин-теп.

Нахти в задумчивости оглядел помещение, пытаясь понять, куда делся раб, в которого Эмафион по глупости захотел переместить демона. Вероятнее всего, новый «сосуд» пришелся Ин-теп не по душе. Ритуал оказался незавершенным, поэтому раб, испугавшись, скорее всего сбежал, а демон вернулся в тело Аканы.

- Глупец! – процедил он сквозь зубы, склонившись над истерзанным телом Эмафиона. – И ведь не для дочери делал, для власти!

Было решено не разглашать о случившемся. Жрецу, которому неповезло стать гонцом, велели отрубить голову, а беглого раба найти и убить. Дмитрия не считали виновным в глупости Эмафиона, но боялись, что он разболтает всем о том, что произошло в пирамиде. А такая информация могла бы загубить предстоящий праздник. В городе и так происходило слишком много страшного и необъяснимого – не хватало еще запугать людей до смерти.

Выбравшись из храма, Дмитрий первым делом направился к выходу из города. Люди видели идущего по улицам жреца и молча кланялись ему, мысленно удивляясь неприветливости мужчины. Широкий капюшон скрывал его лицо почти по подбородка, поэтому никто не мог узнать в нем белокожего раба. К тому же присматриваться к нему было страшновато. Люди кланялись и поспешно отводили глаза, чувствуя, как по коже пробегает озноб. Было что-то пугающее в этом жреце, отчего его не то, что задержать, даже заговорить с ним не смели. А горожане с удовольствием расспросили бы его о том, на кого из воинов арены лучше всего делать ставку.

Оказавшись за чертой города, Дмитрий приблизился к реке. Он знал, что уйти дальше не сможет, но ему хотелось побыть наедине со своими мыслями и понять, что делать в его положении. Наверняка, на него скоро начнется охота. Пока будет работать городская стража, но, скорее всего, в ближайшее время подключатся оракулы, и тогда пиши-пропало. Принудить кого-то укрыть беглеца в своем доме – тоже вариант довольно сомнительный. То, что его найдут, это всего лишь вопрос времени.

Сидя на берегу, Дмитрий сам того не заметил, как распугал здешнюю ребятню. Дети бросились в рассыпную, сами толком не понимая, чем их напугал жрец. Обычно жрецов не боялись. Они ходили, обернутые в свои черные или красные мантии, и приставали ко всем, чтобы люди еще раз помолились. Детей они журили за то, что те проводят свое время слишком беспечно и не думают о загробной жизни. Но этот жрец был не таким, как остальные. При взгляде на него по телу начинали бегать мурашки, и дети решили поскорее уйти от реки, чтобы упаси Ра не привлечь внимание этого жуткого человека.

Только один из присутствующих думал об обратном. В какой-то миг этому человеку показалось, что появление жреца на берегу, это воля счастливого случая, своего рода знак. Осталось только преодолеть охвативший страх и подойти к нему. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем человек набрался мужества и, осторожно приблизившись к нему, заговорил:

- Позвольте к вам обратиться, великий, ибо мне не к кому больше, кроме вас.

- Фостер? – Дмитрий с удивлением поднял голову и увидел стоящего неподалеку от него американца, который склонился в почтительном поклоне.

- Лесков? – глаза Эрика округлились, когда он узнал в «великом» своего бывшего начальника. – Какого хрена ты вырядился, как григорианский монах? Что, костюм от «Бриони» уже не в моде? Я же действительно подумал, что это жрец!

- Вот поэтому и вырядился, - всё еще удивленный Дмитрий никак не мог поверить, что встретит на берегу именно Фостера. – Меня ищут и скорее всего убьют, как только до меня доберутся. Я тут... кое-что натворил. Вполне возможно, что тебе лучше убраться от меня подальше, чтобы тебя тоже не схватили, как соучастника... Кстати, а зачем тебе жрец понадобился?

- Да я это... – Эрик замялся, не зная, с чего начать. Слова Дмитрия настолько поразили его, что он на миг забыл о собственных бедах. Его взгляд остановился на тени, которая лежала параллельно тени Дмитрия, но он по-прежнему чувствовал присутствие невидимого существа. – Лесков, я впервые в таком дерьме! Мне кажется, что я убиваю людей, но не помню, как это делаю. И, поверь, заботят меня не убийства, а состояние, в котором я нахожусь, когда это происходит.

- Это ты мне о дерьме рассказываешь? Я каким-то образом перебил всех жрецов, пытавшихся вселить в меня демона, и не понимаю, как мне теперь выкручиваться.

- Погоди, какого еще демона? Им мало того, который сидит в твоей Акане?

- Ему решили предложить занять апартаменты с видом на Кремль, - зло произнес Дмитрий.

- Так ты теперь можешь снять проклятье? Лесков, раз в тебе сейчас демон, ты должен заставить его...

- Во мне не Ин-теп, а три его чёртовы псины. Огромные зверюги, которые почему-то помогают мне. Вполне возможно, что это всего лишь открытка от Ин-теп, который захотел убить риэлтеров, настаивавших на его переезде. Но, когда меня найдут, отвечать придется мне. Я убил Эмафиона.

- Чушь! Оракулов не убить, - Эрик отрицательно покачал головой. – На твоем месте я бы вернулся к Акане и просил её защиты. Ты удерживаешь демона, и она пойдет на всё, чтобы тебя уберечь. Ты в выгодном положении. И советую тебе всё отрицать. Ты вообще не помнишь, что произошло. Даже не помнишь, как очутился здесь. Нашел себя на берегу реки, наряженным, как клоун.