Изгой. Пенталогия (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов"

Закончить я не успел. Практически одновременно оба горевоина рухнули на землю, словно подрубленные деревья, и затряслись в конвульсиях, взрывая сапогами снег и колотясь затылками о мерзлую землю.

– Ггосспподдин, прросстите меня, – содрогаясь в судорогах, выдохнул Лени, стараясь нащупать меня взглядом закатывающихся под лоб глаз.

– Ггоспподина! Ли эс грам мира! – Это уже Тикса выдавил из себя причудливую смесь гномьего и человеческого языков.

Словно и не услышав этой мольбы, я прошелся перед распростертыми телами и задумчиво произнес:

– Господин, говорите? Хм… сомневаюсь, что я ваш господин. Приказы мои вы не выполняете, с оружием кидаетесь…

– Госсподдин, просстите меня!

– Госпподина, прростить меня, – тонко заверещал Тикса, наконец выудивший из своей памяти человеческое слово «простить».

– Вот и еще один пример! Перебиваете меня! – повысил я голос. – Разве господина можно перебивать? Можно с мысли сбивать? А? Где смиренное послушание, где почтительность и уважение? Где, я спрашиваю?!

– Ггоссподина… – уже изнемогал коротышка, кося на меня неестественно выпучившимся глазом.

– А, к черту! – выругался я. – Тикса, я прощаю тебя! Лени, я прощаю тебя!

Как и в тот памятный день в разоренном шурдами поселении Ван Ферсис, мои слова подействовали мгновенно. Оба несчастных вояки с облегчением распластались на взрытом снегу и хрипло задышали, бездумно таращась в низкое зимнее небо. Решив, что следует выждать несколько минут, пока к ним не вернется дар речи, я отошел на несколько шагов в сторону. Щупальца так и не успокоились, хищно тянулись к лежащим на земле телам, я же с интересом огляделся по сторонам. Здесь было на что взглянуть.

Узкая поляна была надежно скрыта за плотно растущими деревьями и зарослями кустарника – даже зимой, когда вся листва облетела, это укромное место практически невозможно увидеть со стороны. Под склоненными к земле лапами большой ели обустроено нечто вроде загона для лошадей – в землю попарно вбиты толстые колья, а между ними углом навалены мелкие бревнышка, палки и нарубленный лапник, образуя непроницаемый для ветра барьер. С другой стороны загона высится толстый древесный ствол, у входа пылает жаркий костер, а над головами лошадей медленно колышутся пушистые еловые лапы, надежно защищая от снегопада. Животные укрыты попонами, на расчищенной от снега земле лежат охапки жухлой травы и тонких веток.

Задумчиво хмыкнув, я повел глазами в сторону и остановил взгляд на непонятном сооружении, больше всего напоминающем бесформенную кучу веток. Однако стоило присмотреться внимательней, и я заметил в его основании темное отверстие входа, перед которым – еще один, едва тлеющий костерок, лижущий дно закоптелого котелка с закипающей водой. На земле – пара ободранных заячьих тушек… в общем, мне все стало ясно.

– Да вы тут никак зимовать собрались, а? – не оборачиваясь, поинтересовался я, услышав невнятное кряхтенье и бормотание. – И какого лешего? Я же сказал – прямиком домой!

– Гггосподин? – раздался робкий голос рыжего. – Вы?

– Что ггг? – передразнил я начавшего заикаться Лени, окуная ладони в наметенный ветром сугроб. – Я, конечно! Или вы другого кого ожидали увидеть?

– Ггосподина?! А?! – Теперь от ступора очнулся Тикса. – Ооо…

– А, чтоб тебя! – не выдержал я, с хрустом сжимая снег в ладонях. – Да! Я! Еще раз спрашиваю! Какого лешего вы здесь делаете? Вы уже должны были оказаться у Асдоры! Причем на ее противоположном берегу!

– Господин! Живой! – В голосе рыжего отчетливо слышалась искренняя радость, и мой гнев начал утихать. Как можно сердиться на того, кто столь искренне рад вновь тебя увидеть?

– Живой! – вновь воскликнул Лени, все еще сидя в снегу и не пытаясь подняться, словно у него в одночасье отнялись ноги. – Слава Создателю! Не попустил! Живехонек господин наш! Счастьето какое!

Вздохнув, я повернулся к друзьям и, разведя руками, признался:

– Да живой я, живой.

– Иса во риз! Пачиму змея над головой?! А?!

– Не акай! Тикса, вот ты лучше пока помолчи, не трави душу! – фыркнул я и отступил на шаг, почувствовав исходящую от рыжего Лени волну неприятного тепла. Словно острыми коготками по коже прошлись.

– Нет, но пачиму змея над голова бултыхаться?! Много змея!

– Тикса! – уже в два голоса рявкнули мы с рыжим. Не удовлетворившись лишь одними словами, Лени пихнул коротышку ногой в бок.

– Ой! Что Тикса?! Что?! – возопил гном и, с размаху залепив Лени оплеуху, ткнул дрожащим пальцем в меня. – Не видеть?! Ослеп рижий, глупый, дурной?! Я же говорить – змея над голова бултыхаться! Змея! Не понимать?!

– Это я рыжий, глупый и дурной? – взъярился было Лени, но тут же опомнился и, позабыв о гноме, вскочил на ноги. – Простите, господин! Нет, ну радостьто какая! Живехонький!

– Все обошлось, – улыбнулся я промерзшими губами, чувствуя, как трескается покрывающая мои щеки ледяная корка. – И все же, как вы здесь очутились? Или по дороге что случилось? Заболел кто? Может, лошади обезножели? Ну? Чего молчите, словно язык примерз?

– Спасибо за заботу, господин. – Рыжий неуклюже поклонился и шмыгнул простуженным носом. – Здоровы мы, слава Создателю…

– И великому Отцу! – вставил свое словечко гном.

– …и ему тоже, – согласился Лени. – Лошади в порядке, дорога и вовсе спокойная была, словно не в Диких Землях тайком пробираемся, а по наезженному тракту на ярмарку в соседнюю деревню направляемся.

– Ну и почему вы тогда здесь? – вопросил я, несколько растерявшись.

Мой, казалось бы, обычный вопрос заставил недавних драчунов опустить головы и промычать чтото абсолютно невнятное. Я хотел было еще раз рявкнуть, но тут Тикса наконец решился и, первый раз взглянув мне в глаза, на одном дыхании выпалил:

– Друг Корис! Ты говорить – идти домой! Карта давать, книжка давать и рукой махнуть – быстро домой идти! А как?! Как домой?! Что Койн сказать, когда нас без тебя видеть?! А?! Что Рикар говорить?! Как всем в глаза смотреть?! Два здоровый воин, как трусливый склирс, обратно домой прибежать, за стол сесть и каша трескать, а господина в лесу на смерть бросать, да?!

– Правильно он говорит, господин! – поддержал гнома Лени. – Как есть правильно! Как нам домой возвращаться?! Сами целые и без единой царапинки, а раненого господина тварям отвратным на растерзание оставили! И как на людей смотреть, как оправдываться?! Мы же не дураки совсем, понимали, что вы на смерть собрались и поэтому нас до дома отправляете! Мы с Тиксой как сели тогда на лошадей, едем, а у самих слезы на глазах, душа волком воет, в ушах крик стоит: «Назад, назад коней разворачивай!» – а не можем! Приказа вашего ослушаться как можно?! Вы уж простите, господин, но не дело это! Видит Создатель, не для того мой отец роду вашему клятву крови приносил, чтобы родной его сын господина в беде бросил! Не для этого!

– Нет, не для этого! – кивнул Тикса, в подтверждение своих слов топнув ногой. – Тикса тоже клятва давать! Рука резать, кувшин крови проливать, целый день тот длинный клятва учить! Для чего?! Чтобы потом на лошадь сесть и раненый друг бросить?! Плохо, друг Корис! Оченно плохо ты делать!

Почти утонув под обрушившимся на меня водопадом гневных слов, я замахал руками, останавливая разошедшихся обвинителей, и буркнул:

– Ишь разговорились! Говорите, приказа моего ослушаться не можете? Но ведь ослушались же! Ослушались!

– Нет, господин, – мотнул рыжей головой Лени, стряхивая с прядей налипший снег. – Как можно? Все, что вы наказали, в точности выполняем! До последнего словечка!

– Что? – опешил я. – Лени! Побойся Бога! Да вы здесь настоящую зимовку обустроили! Почитай целую конюшню выстроили, себе хижину отгрохали! Ты меня совсем за дурака держишь?

– Как можно, господин! – повторил Лени. – Как мы с вами прощались в тот день проклятый, вы нам наказали: «Отправляетесь домой, как доберетесь, отдадите сумку с бумагами Рикару, теперь он становится старшим в поселении. А я пока здесь задержусь. Как с делами разберусь, так сразу за вами следом». Я каждое ваше слово наизусть помню!