Время проснуться дракону - Ганькова Анна

Во-первых, Силу распределять не мог, так что быстро начал выдыхаться. Во-вторых, и в самых главных, его неправильно построенные заклинания, слепленные кое-как, разваливались порой уже на излете. Шандарахнуть мог сильно, но при всей мощи связанности как раз и не хватало. Заклятие ведь, как строиться по правилам? Как пирамидка: уверенное основание постепенно переходящее в острое разящее жало. А плетение его? Один виток узлом не закрепишь – и вот, пожалуйста, все и развалилось.

А у Фортиуса все было шиворот навыворот. Как стопка из кирпичей сложенная неровно – каждый отдельный элемент крепок и смертоносен сам по себе, но завалиться такому строению ничего не стоило. Вот и стал Владиус примечать такие «стопочки», и разить не столько в лоб, сколько в то место, где «кирпичи» неровно наложены были. И хотя многое, что летело в Архимага, было и нераспознаваемо по сути, но именно построение опытный волшебник разглядеть как раз и мог.

Следуя этому, Владиус сначала измотал противника, а под конец и наподдал – пожег основательно и мантию, шитую золотом, и окладистую бороду, что для придания своему облику внушительности, Фартиус тогда носил.

А потом еще и король речь произнес. Нет, не унижающую достоинство поверженного, а как положено на любом турнире – признающую факт победы и восхваляющую победителя. Только вот побежденный в этот раз был совсем уж далек от рыцарского кодекса и турнирных правил. А был он самовлюблен, жесток и, как оказалось, злопамятен. И… не глуп. Так что следующие зимы провел в работе над своими ошибками.

А вот Владиус этого не учел. И не сопоставил нераспознаваемые по своему плетению заклинания, что сгубили короля и королеву, с теми, что швырял в него когда-то самонадеянный выскочка, только потому, что теперь они стали идеальными по структуре. Да и потом не принял во внимание этот факт, когда Чернокнижник был раскрыт, положившись только на свою Силу.

В общем-то, он многого не учел… как оказалось. Не только того, что Фартиус смог признать и исправить за прошедшие годы свои ошибки. Но и то, что биться с ним на его территории, где «прирученный родник» подпитывал хозяина, дело тяжелое. И то, что противник, ввязавшись в месть королевской Семье, может оказаться предусмотрительным и окружить себя еще и защитниками.

И даром, что волшебник славился своей мудростью и расчетливостью, но видно те боль и злость, что порой заставляли Вика следовать своим порывам, были так же властны и над Архимагом.

И вот теперь, идя по бесконечным коридорам дворца, принц чувствовал под ложечкой сосущую тоску, или, как в народе это называют – душу его тянуло неимоверно! Вид Владиуса, обложенного подушками в кровати, поразил Вика в самое сердце. Тот болезненный облик Архимага, что взволновал его в дни предшествующие смерти отца, теперь казался просто утомленным видом здорового человека. Что те запавшие глаза, пара седых прядей и десяток новых морщин?! Теперь перед Виком предстал изнеможденный старец!

Совсем недавно темные волосы мага были белы полностью, лицо исхудало и обвисло, глаза слезились под набрякшими восковыми веками. Руки же этого почти неузнаваемого старика, когда он протянул их к принцу, и того больше пугали – они тряслись мелкой дрожью и, казалось, что тонкая кожа на них не просто обтягивает кости, а позволяет проглядывать сквозь себя каждому суставу. И если бы не Рой, который зашел следом в спальню, Вик бы попятился в недоумении, посчитав, что зашел к незнакомому человеку. И только приглядевшись к больному под шепот брата:

– Да, это – он, – принц устремился к кровати.

И вот уже старческая дрожащая рука накрывает его ладонь, а слезящиеся глаза останавливаются на его лице. И голос… нет, не голос, а шуршащий шелест, достигает его слуха:

– Не бойся мальчик, все не так плохо. Это лишь мое тело отдало все свои силы, а разум еще трезв и светел, – но… улыбка, сопроводившая эти слова, их никак не подтверждала – до того была слаба. И только спустя пару минут Вик обратил внимание, что взгляд Владиуса, устремленный на него, действительно также внимателен и тверд, как бывало раньше.

Дышать стало легче.

По настойчивому требованию Архимага, Вик принялся рассказывать ему то, что уже успел наскоро выложить Рою в своих покоях. Он начал с самого начала, вкратце изложив историю с приворотным зельем и опоившей его тогда еще принцессой Демией. Как он был не в себе несколько дней. Как угораздило его увязаться за эльфийским королем и, что уж говорить, получить от него по заслугам – на королей безнаказанно с мечом не бросаются. Потом более подробно рассказал, как все они оказались в самой Зачарованной Долине, и там его все-таки выходили после ранения. Как сняли с его Дара запрет, и магия, что открылась в нем, оказалась неожиданно сильной. Что жили они в доме Главы Первого Рода, что там он встретил свою любовь – девушку из этой семьи, и там же, в деревне, они поженились. А под конец своего рассказа, немного смущаясь – самому-то так до сих пор и не верилось, изложил версию дамы Норы, что он, возможно, и есть легендарный Первый всадник.

Владиус внимательно слушал. И Вику, когда он между фразами кидал на него взгляд, становилось немного страшновато, видя, как на лице глубокого старца полной жизнью живут вдумчивые глаза крепкого, умного и еще молодого человека.

– Да, я думаю это возможно. Сильные волшебники уже давно чувствуют, что что-то надвигается, – тихо согласился с ним Архимаг.

Вик вопросительно посмотрел на Роя, но тот лишь недоуменно пожал плечами.

– Он еще слишком молод и неопытен. Так что ничего не чувствует пока, – усмехнулся на это старый маг, увидев их переглядывания: – Я рад, что в тебе открыли Дар, давно нужно было это сделать.

– Я теперь смогу сам уничтожить этого Фартиуса! – воскликнул Вик, стремясь, наконец-таки, высказать то, что не давало ему спать спокойно последние несколько месяцев.

– Нет, не смей рваться туда! Ты не представляешь, как он силен! И его, к тому же, постоянно питает магия замка! А еще при нем – огненная ведьма, большой силы, и зверь, каковому в природе и названия-то нет! А сам замок стоит на острове, и охраняют его десятка два оборотней-волков! Не смей мальчик рваться туда! – попытался закричать Владиус, силясь приподняться на подушках.

Пожилой слуга, что стоял рядом с кроватью и Рой кинулись его укладывать.

– Вик, ты что, с ума сошел, заставлять его так волноваться! Убить хочешь старика на месте?! – зашипел зло старший принц на младшего. А слуга кинулся отпаивать тяжело дышащего мага каким-то снадобьем.

Но Владиус, стоило ему перевести дыхание, замахал на Светлейшего дрожащей рукой:

– Не ругай его Ройджен! Не надо! А то сорвется. Знаю я эту неотступную одержимость. Сам ей подвержен был! – и уже Виктору: – Обещай мне, что не тронешься в путь раньше конца лета! – и уперся в Вика тяжелым въедливым взглядом.

А что сам Вик? Он сейчас метался меж двух огней, и каждый из них влек его к себе неимоверно, каждый жег и требовал его потушить. С одной стороны навязчивая мысль, преобразившаяся уже в мрачную мечту – изничтожить убийцу чернокнижника. А второй, противоположный огонь, это умирающий Архимаг, который тянул к нему руки и требовал дать обет. И до того он был плох и немощен, что волновать его лишний раз было просто страшно.

Минуту поразмышляв над этими противоречивыми стремлениями, Вик решил согласиться со вторым. Владиусу так будет спокойнее, а вот убить Фартиуса можно и потом – месяцем раньше, месяцем позже…

В очередной раз мысленно сомкнув руки на шее ненавистного мага и метнув в его замок с десяток огненных шаров, «понаблюдав» как валяться, подламываясь и крошась, черные башни, Вик с успокоенной душой дал обещание.

– А как вы нашли-то чернокнижника? Столько же зим просчитать его не могли! И почему ты пошел к нему один? – придя к решению, которое успокоило и расправило мысли в голове, младший принц стал задавать вопросы.

– Ох, мальчик мой! Это все я виноват! – хрипло воскликнул Архимаг, а из глаз его покатились слезы. Пожилой слуга тут же кинулся их вытирать. Но Владиус отвел его руку и принялся рассказывать. Его голос, сначала более похожий на скрип, постепенно выровнялся и приобрел силу, видимо излагая события, он погружался в те времена, о которых вел речь, и его крепкая натура брала верх над немощным телом, заставляя его следовать молодому темпераменту.