Туда! Долго, очень долго, минуя руины и свирепствующих мародеров, которые непременно начнут устанавливать свои порядки на изувеченной земле. Но он дойдет. Он должен. Это его цель, его смысл, его предназначение. Шейтизир!
И кхан сделал первые медленные шаги. По-прежнему не глядя по сторонам, он не обращал внимания на своих раздавленных и покалеченных людей и равнодушно переступал через мертвые тела, позабыв и об Отерхейне, и об Илирине. Забыв обо всем, даже о том, что он – кхан. Помня лишь одно название – Шейтизир. Помня лишь одно имя – Аданэй.
Смутно знакомый голос окликнул его:
– Куда это ты собрался, Кхан?
– Видольд? – мутным взглядом уставился он на мужчину, который выглядел подозрительно спокойным после того, что здесь только что творилось.
– Куда ты собрался?
– Шейтизир.
– Пешком?
– Кони разбежались.
– Не все. Двоих я поймал. Я привязал их. Нужно только чуть вернуться назад. Они там.
– Ты собрался со мной?
– Э, Кхан, а куда ж я денусь? Здесь уже ничего интересного не будет. Война закончилась сокрушительной победой… каких-то там сил, – усмехнулся телохранитель. – Все в руинах. Отерхейн – тоже. Ну, помнишь айсадское пророчество? – Видольд обвел взглядом окрестность и прибавил: – Я полагаю, это оно и есть, Поедем дальше.
– Ты знаешь, куда?
– Нет. Но ты покажешь.
***
Долго пробирались они по разрушенной земле Илирина, прячась от разбойников, перебиваясь случайной пищей, охотясь, почти ни о чем не разговаривая. Еще дольше двигались по побережью. Еще сильнее становилась боль кхана, практически лишив его сна.
– Ты обезумел, – Видольд с тревогой покачал головой, когда они сделали привал.
– Да. Но от безумия есть лекарство – Аданэй. Его смерть.
– Как знаешь, Кхан.
– Какой из меня теперь кхан? – усмехнулся Элимер.
– Ну, убьешь брата. Вернешься в Отерхейн…
– К тому времени им овладеют разбойники, если еще не овладели. Он станет скопищем разрозненных городов-государств. Я бросил свой народ. Мне нет прощения. Но эта сила…она… Она сильнее и моей воли, и моего разума.
– Ну, когда-нибудь ты вернешься. Как раз будет чем заняться – войной, например. С мятежниками и самозванцами. Ничего нового, конечно, но…
– Сначала я найду Шейру, – оборвал его Элимер. – Она жива. Ее не тронул ни ураган, ни землетрясение. Она жива, я верю, я знаю. Я найду ее. Но сначала я найду Аданэя.
Видольд промолчал.
Уже закончилась весна, когда двое вступили на земли княжества Шейтизир, которое, как и предполагал Элимер, не затронула стихия. Ласково грело солнце, зеленели травы и деревья, рыбаки тянули сети и заунывные песни. Казалось, будто княжество даже не подозревало о беде, постигшей соседние государства. Но Элимер догадывался, что это лишь иллюзия, и правители Шейтизира уже начали прибирать к рукам кое-какие из разрушенных земель, граничащих с ним.
На день задержались они в одном из городов княжества, чтобы следующим утром выехать за его пределы и достичь рыбацкой деревушки.
– Здесь! Это здесь! – взревел Элимер и схватился руками за голову, словно пытался раздавить ее. – Здесь, я чувствую! Я знаю!
– Так идем, – пожал плечами Видольд.
– Нет. Ты вместе с лошадьми дождись меня там, – кхан указал рукой в сторону небольшой рощи. – Я приду, когда все закончится. Или не приду. Это значит, что я умер, а ты свободен от клятвы верности.
– Как скажешь, – и воин, ухватив за поводья коня Элимера, сам вскочил на своего и потрусил к роще.
Элимер долго стоял, не двигаясь. Словно не решался сделать последних шагов к цели. Он не обращал внимания на любопытные и опасливые взгляды деревенских жителей, с недоверием относящихся к чужакам. Тем более, если эти чужаки вооружены и одежда на них, хоть драная и грязная, а видно, что небедная.
Но вот, кхан выдохнул и сделал шаг.
***
Тардин вслушивался в шум набегающих на берег волн, которые катали обласканную морем гальку и словно напевали что-то. Он подхватил с каменистой земли большой округлый булыжник и в сердцах запустил его в воду – море с голодным бульканьем проглотило камень. Чародей перевел взгляд на горизонт – там клубились сизые тучи, замысловато переплетаясь с кровавыми брызгами заката.
На покой рассчитывать не приходилось – Тардин вот уже который день не находил места от волнения. Сейчас, в это самое время, творилось что-то пугающее, он чувствовал. Что-то, меняющее суть вещей, определяющее дальнейшую судьбу вселенной. А он – маг-хранитель – никак не мог повлиять на эту судьбу. Уже несколько месяцев он странствовал по миру, но лишь для того, чтобы хоть как-то позабыть о собственном бессилии, не думать о нем.
И вот, теперь он здесь – на илиринском побережье. Он сидел на берегу уже очень, очень долго, не в силах охватить смертным разумом всю суть игры Непознаваемых.
Тардин, почувствовав странное жжение в глазах, поднес пальцы к векам, как вдруг хрипло вскрикнул и опрокинулся на землю, вопя от боли. Его взор обожгло, едва не спалило то огромное, никому не подвластное, которое происходило в данный миг. Счастливые люди, не обремененные тайными знаниями, не так остро ощущали перемены в изнанке мира. Но для Тардина и подобных ему любые, даже мельчайшие сдвиги пластов мироздания отзывались болью. И чародей боялся даже представить, каково сейчас приходилось Калкэ…
Медлительно, неохотно проползло два часа, и чародей наконец затих. Какое-то время лежал без движения, потом с трудом поднялся и, покачиваясь, дотащился до воды. Вошел по пояс, не обращая внимания на ночной холод, ополоснул лицо и снова вышел, без сил свалившись на берег. Преодолевая резь в глазах, еще раз всмотрелся в призрачные пределы и, горестно вздохнув, прикрыл веки. Вот все и закончилось…
Больше никаких мыслей не осталось, кроме одной: "Элимер, бедный мой мальчик. Бедный мой мальчик…"
– Исход. Мой злейший враг, мой мертвый брат
Кхан выдохнул и сделал шаг. Потом еще шаг. И еще. Пока не оказался у входа в трактир. Постоял немного, снова громко вздохнул и рванул дверь на себя.
Оказавшись внутри, он подождал, пока глаза привыкнут к полутьме, и лишь затем окинул помещение взглядом. Элимер не сразу увидел того, кого искал: волосы и половина лица брата скрывались под капюшоном, а сам он, ссутулившись, неподвижно застыл над кружкой с каким-то напитком.
Элимер осмотрелся еще внимательнее. Кроме трактирщика и Аданэя здесь находились еще трое: какие-то жалкие пропойцы, которые днем, вместо того, чтобы работать, пьянствовали в трактире.
– Пошли! Все! Прочь! – рявкнул Элимер на илиринском наречии, широко распространенном в этом княжестве. Отчего-то он даже не сомневался, что его послушают. Так и произошло. Сначала трактирщик и пьяные посетители попытались возмутиться, но, присмотревшись к стоящему в дверях мужчине, вооруженному до зубов, чей голос звучал так грозно и властно, решили не рисковать жизнями и быстро ретировались. Элимер закрыл дверь на тяжелый засов, дабы никто не помешал тому, что сейчас должно свершиться.
