Трилогия Мёрдстоуна - Пит Мэл

Эротизирует и сейчас, топя стенание в сидре. Как у большинства одиноких мужчин, у него широкий репертуар стенаний.

Он лишь раз пробовал пригласить ее на свидание. Набирался отваги целый месяц. Она отказала, хотя и мягко, дав понять, что виной всему ее несгибаемый принцип: профессиональные отношения с личными перекрываться не должны. Она, собственно, употребила термин «взаимно вредить друг другу».

Кроме того, он ее боится. Сперва ему это не мешало. В конце-то концов страх и влечение обитают в человеческом сердце в одних и тех же покоях. Но со временем страх отвоевал себе в этом тесном помещеньице большую часть и жилплощади, и обстановки. Мёрдстоун боялся Минерву не только потому, что она (признавал он с горечью) куда опытнее его в постельных делах. Нет, скорее потому, что она уверенно вращалась в мире, который он презирал, но от которого и зависел. Она разбиралась в издательском бизнесе, а он только и умел, что писать книги.

До сих пор, пока он не соизволял обо всем этом задумываться, издательский бизнес представлялся ему безбрежной рекой, питаемой (и загрязняемой) непредсказуемыми и не отмеченными на картах притоками. Он знать не знал, как функционирует этот поток. Где там коряги, где мели, где судоходные каналы. А вот Минерва знала. Видит бог, знала еще как! Роскошная, уверенная и недоступная, она стояла у руля парохода «Подростковая литература», бестрепетно ведя его по коварным течениям между хищных аллигаторов, пока он, увенчанный лаврами Филип Мёрдстоун, судорожно цеплялся за перила.

Частично проблема, конечно, состояла и в том, что это он всегда приходил к ней. Кроме одной отмененной встречи. Она посылала за ним — и он спешил на зов. Пылко и безнадежно, вот как сегодня. Отправлялся в эту чертову нору, мешанину, выгребную яму — Лондон.

2

— Столик на двоих, — впорхнув, сказала она. — На имя Кинч. Спасибо.

Филип заказал «мексиканское ассорти» и получил огромную квадратную тарелку, на которую, судя по всему, стошнило кошку — аккуратными кучками вокруг сложенного блина. Кучки были соединены тонкой полоской жиденького красного повидла. Среди съеденного кошкой торчало что-то зеленое.

Минерва молочно-белым ногтем сковырнула с зубов зернышко граната и раздавила его на скатерти. Крохотный ошметок красной плоти напоминал последствия вскрытия мелкого зверька.

— По-моему, миленький, вся проблема в том, что вы потеряли аппетит.

— Ничего подобного, — с жаром возразил он. — Очень вкусно, правда. В Девоне тебе такого не подадут.

Минерва приподняла руку.

— Филип, я не про еду. Я про вашу работу. Ну ладно, не просто работу, а тематику.

— А-а, — сказал Филип и подлил в бокал молдавского пино гриджио, изображая задумчивость. — А что именно?

Она по-учительски вздохнула.

— Мне самой нелегко, окей? Но давайте коснемся основ. Филип, почему вы пишете романы для детей, простите, юношества?

— Боже, ну и вопрос. Ну то есть… Вы же мой агент.

— Да, за грехи мои. Итак. Вы пишете для детей, потому что наделены уникальным пониманием травмы детства. Никто, то есть вообще никто и никогда не писал о сложнообучаемом ребенке столь проникновенно и поэтически, как вы в «Первом у финиша». Чудесная, чудесная книга. Совершенно заслуживает все полученные награды. Открыла новые рубежи. Заставила синдром Аспергера выглядеть круто.

— Последнем, — сказал Филип.

— Что-что?

— «Последнем у финиша». Вы сказали «Первом».

— Прошу прощения. Как бы там ни было, вы сделали всю эту область, ну, понимаете, неадекватных мальчиков, вашей вотчиной. Возможно, именно поэтому-то теперь никто больше такого не пишет. Своими пятью прелестными проникновенными романами вы сказали все, что тут можно было сказать.

— Ну, черт, даже не знаю. В смысле, в новой книге, по-моему, я вышел в совершенно новое, гм, измерение…

— Вы это о футболе?

— Ну, не просто о футболе…

— Футбол — это круто, — сказала Минерва. — Сразу плюс к продажам.

— Да, но книга, разумеется, на самом деле не совсем про футбол.

— Именно, и это Проблема номер один, окей? Миленький, вы когда-нибудь играли в футбол?

— Ну, нет, не то чтобы, но…

— Так я и думала. Но, собирались сказать вы, это неважно, потому что «Удаление» на самом деле не про футбол. Оно про ранимого приемного мальчика смешанных кровей и с проблемами в обучении, который хорошо играет в футбол и уверен, что настоящий его отец — футболист из Премьер-лиги. Поэтому он старается связаться с ним, оказывается отвергнут, а потом осознает, что ему не нужна отцовская ролевая модель, поскольку у него хватает своих внутренних сил. В общих чертах.

— Ну, да, и…

— И я не могу это продать, — сказала Минерва.

— Что вы имеете в виду?

— То, что я обошла этот город вдоль и поперек, на коленях. Я просила, умоляла, рыдала — и никто не хочет публиковать еще одну книжку про ранимого слабоумного мальчика. Даже если там есть футбол.

— А. — Филип отпил вина.

Минерва разглядывала его. Он был все еще хорош собой, в этаком стиле чуть помятого сельского викария. В нем до сих пор проглядывал серьезный улыбающийся молодой человек с фотографии на обложках его книг. Волосы не тронуты сединой, а что он до своих лет так и не научился прилично стричься, так оно даже трогательно. Кожа, правда, начала терять тонус — лицо напоминало по текстуре слегка залежавшееся в корзинке яблоко. Минерва на краткий миг более или менее профессионально задумалась, занимался ли он в последнее время сексом. Ну, скажем, с тех пор как премьер-министром был Тони Блэр. Она промокнула помаду бумажной салфеткой, вздохнула и взяла быка за рога.

— И, миленький, я только что видела показатели продаж «Цыпленка Уолдо».

Он отважно посмотрел на нее.

— Триста тринадцать, — сказала она.

— Боже. Нет. Но — Минерва, рецензии были великолепными.

— Одна великолепная рецензия. В «Мерри-гоу-раунд». От Тоби Червила. Который предо мной в долгу. И о котором я кое-что знаю. Честно говоря, была пара так себе отзывов в блогах, но их вы, конечно, не видели.

У Филипа было потрясенное, неверящее лицо человека, обнаружившего у себя в гостиной дохлую корову.

После нескольких неудачных попыток сказать что-нибудь гневное или высокомерное он выпалил:

— И что нам теперь делать?

Минерва чуть подалась вперед и нежно накрыла рукой его запястье.

— Двигаться дальше. Всех удивить. Снова отрастить аппетит.

Убрав руку, она махнула официанту, который подпирал стойку и глазел на Минерву. Тот подошел к столику с таким видом, точно это был лишь один из нескольких доступных ему увлекательнейших вариантов времяпрепровождения.

— Что-нить еще? — спросил он.

— Фэнтези? — Филип повторил это слово шепотом, словно непристойное ругательство, которое могли услышать из-за соседних столиков.

— Или, чтоб уж совсем точно, — сказала Минерва, — Высокое Фэнтези. С двух больших букв.

— И что оно собой представляет, если простыми словами?

— Толкин на максималках, — сказала Минерва. — Некроманты. Темные силы. Героические походы. Как правило, за утерянными Мифическими Артефактами. Гоблины, Цверги, Эльфы, тоже сплошь и рядом с больших букв. Гномы. Бороды. Сдвиг времени и пространства. Книги с глубоким философским подтекстом, который никто не понимает. Ну знаете.

— Боже праведный. Минерва, вы же не всерьез? Вы же знаете, я не могу писать этот бред! Я ненавижу Толкина. Не шучу. Гнусная претенциозная эскапистская чушь. Полно, вы сами знаете, это не мой жанр.

— Филип, миленький. Вы совершенно не в том положении, чтобы выкаблучиваться насчет жанра. Ваш жанр, который вы более или менее изобрели — окей? — жанр Ранимого Придурковатого Мальчика, хоть и мил сам по себе, не продается. Фэнтези же, с другой стороны, разлетается с полок. Ведрами, вагонами, и еще в электронке. И знаете почему? Потому что дети хотят читать именно это. Особенно ранимые придурковатые мальчики.