Белая роза - Кук Глен Чарльз

Шпагат был в Кожемяках нашими глазами и ушами. У него везде связные, а против Госпожи он воюет уже несколько десятилетий. Он был среди тех, кто избежал ее гнева при Чарах, где она подавила прежнее восстание. Немалую долю ответственности за тот разгром нес Отряд. В те дни мы были ее правой рукой. И загнали ее врагов в ловушку.

При Чарах погибло четверть миллиона человек. Никогда прежде не бывало битв столь страшных и великих – и столь решающих. Даже кровавый разгром Властелина в Древнем лесу пожрал вполовину меньше жизней.

Судьба заставила нас сменить лагерь – когда мы поняли, что нам больше не поможет никто.

Рана Одноглазого оказалась чистой, как он и утверждал. Я отпустил его и поковылял к себе.

Прошел слух, что Душечка, прежде чем выслушать доклад патрульных, заставила их отдохнуть. Я поежился в нехорошем предвкушении дурных известий.

Усталый старик – вот кто я теперь. Куда делись огонь, воля, амбиции? Когда-то у меня были мечты, почти позабытые теперь. В приступах грусти я стряхиваю с них пыль и ностальгически любуюсь, снисходительно удивляясь их юношеской наивности.

Древность пропитывает мою комнату. Мой великий проект – восемьдесят фунтов старинных бумаг, отбитых у генерала Шепот в те времена, когда она была мятежницей, а мы служили Госпоже. В них якобы содержится ключ к поражению Госпожи и ее Взятых. Уже шесть лет они лежат у меня. И за шесть лет я не нашел ничего. Сплошной провал. Теперь бумаги нагоняют на меня такую тоску, что я все чаще просто перебираю их, а потом сажусь за Анналы.

Со времени нашего бегства из Арчи Анналы превратились в мой личный дневник. То, что осталось от нашего Отряда, не вызывает энтузиазма, а новости извне так редки и ненадежны, что я не часто утруждаюсь их записыванием. Кроме того, после победы над своим супругом у Арчи Госпожа, по-моему, катится по наклонной плоскости еще шибче, чем мы.

Конечно, внешность обманчива. Суть Госпожи – иллюзия.

– Костоправ!

Я оторвал взгляд от сотню раз перечитанной странички на древнем теллекурре. В дверях стоял Гоблин, похожий на старую жабу.

– Ну?

Там наверху что-то заваривается. Меч бери.

Я взял лук и кожаную кирасу. Староват я для рукопашной. Если уж мне придется воевать, предпочитаю стоять в сторонке и пускать стрелы. Следуя за Гоблином, я вспоминал историю этого лука – его подарила мне сама Госпожа во время битвы при Чарах. Ох, моя память… Этим луком я помог убить Взятую по имени Душелов, которая привела Отряд на службу Госпоже. Те времена уже почти отошли для нас в область преданий.

Мы вылетели на свет. За нами бежали остальные, прячась в кактусах и кораллах. Всадник на тропе – а она в здешних местах одна – никого не заметит.

Всадник был один, безоружный; ехал он на побитом молью муле.

– И весь шум из-за старика на ишаке? – осведомился я.

Среди кактусов и кораллов сновали наши люди, производя немыслимый шум, – даже этот старец не мог их не заметить.

– Лучше бы нам потренироваться не галдеть.

– Вот-вот.

Я подскочил, оборачиваясь. За моей спиной, прикрыв глаза от солнца, стоял Ильмо, такой же старый и усталый, каким чувствовал себя я. Каждый день напоминает мне, что мы уже немолоды. Черт, мы все были немолоды, уже когда явились на север, переплыв море Мук.

– Нам нужна свежая кровь, Ильмо. Он фыркнул.

Да, к тому времени, как все это закончится, мы станем намного старше. Если доживем. Ведь мы выкупаем время. Если повезет – десятки лет.

Всадник пересек ручей, остановился. Поднял руки. Вокруг него из пустоты вынырнули наши люди, небрежно помахивая оружием. Одинокий старик в самом центре Душечкиной безмагии не может быть опасен.

Мы с Гоблином и Ильмо начали спускаться.

– Как вы с Одноглазым – развлеклись в отлучке?

Эти двое враждуют издавна, но тут присутствие Душечки не дает им пользоваться колдовскими штучками.

Гоблин ухмыльнулся. Улыбка раскалывает его голову напополам, от уха до уха.

– Я его расслабил. Мы подошли к всаднику.

– Потом расскажешь.

Гоблин пискляво хихикнул – точно вода булькнула в чайнике.

– Ага.

– Ты кто? – спросил Ильмо старика.

– Фишки.

Это было не имя. Это был пароль посыльного с западных окраин. Давно мы не получали оттуда вестей. Вестникам с запада приходилось добираться до равнины через наиболее прирученные Госпожой провинции.

– Да? – переспросил Ильмо. – Ну так и что? Слезай.

Старик сполз с ишака, предъявил свои верительные грамоты – Ильмо признал их подлинными, – потом объявил:

Двадцать фунтов приволок. – Он похлопал по седельной суме. – Каждый городишко норовит добавить.

– Всю дорогу сам проделал? – спросил я.

– Каждый фут, от самого Весла.

– Весла? Но это…

Больше тысячи миль. Я и понятия не имел, что у нас там кто-то есть. Впрочем, я многого не знаю об организации, которую создала Душечка. Я трачу все свое время, выдавливая из чертовых этих бумаг то, чего там, может, и вовсе нет.

Старик посмотрел на меня, точно взвешивая мои грехи:

– Ты лекарь? Костоправ?

– Да, а что?

– Есть для тебя. Личное. – Он открыл курьерскую сумку.

На мгновение все напряглись – мало ли что. Но старик вытащил пакет, завернутый в промасленную кожу так, что и конец мира ему нипочем.

– Вечно там моросит, – объяснил он, отдавая пакет мне.

Я взвесил сверток в руке – если не считать кожи, легкий.

– От кого?

Старик пожал плечами.

– Где ты его взял?

– У капитана ячейки.

Само собой. Душечка действовала с осторожностью, так организовав своих подчиненных, что Госпожа не могла уничтожить больше малой доли подпольщиков. Гениальная девочка.

Ильмо взял остальное.

– Отведи его вниз и найди камору, – приказал он Маслу. – А ты, старик, отдохни. Белая Роза поговорит с тобой позже.

Интересный будет вечер, если докладываться будут и Шпагат, и этот старикан.

– Пойду гляну, что там, – сказал я Ильмо, взвешивая пакет в руке. Кто бы мог его послать? За пределами равнины у меня знакомых нет. Разве что… Но Госпожа не станет посылать письмо в подполье. Или станет?

Укол страха. Пусть давно это было, но она обещала держать связь.