Воины столетия. Дар (СИ) - Черкасова Галина Геннадьевна

— Привет, — осторожно начал Сергей. — Как дела?

— Нормально.

— Ещё злишься?

— Нет, — я шарахнула крышкой посудомойки. — Что хотел?

— Завтра же Первое сентября, у нас вечеринка намечается.

— До сих пор справляете День знаний? Не староваты?

— Ну, почемууу… У студентов третьего курса юрфака мало радостей, знаешь ли. Это тебе не в школе задачки решать.

— Куда уж мне до светил науки.

— Извини, не злись. Так что насчет завтра?

Я оперлась локтями о столешницу и посмотрела в окно.

— Не знаю, посмотрим. Может, с одноклассниками куда пойду.

— Солнышко, — вкрадчиво произнес Сергей. — Мне очень нужен вечер с тобой. Я хочу все исправить.

— Ладно, постараюсь.

Я отложила телефон, не моргая смотря в окно.

Завтра мы не идем в Перехлестье. Как сказал Ключник, пока за один выход мы не увидим больше пяти фантомов или заблудших, каждый день мотаться туда не имеет смысла.

Я поднялась к себе и взяла с полки первую попавшуюся книгу — "Над пропастью во ржи" Сэлинджера. Читала я редко — если уж совсем занять себя было нечем. Но если бралась читать, могла не отрываться сутками напролет. Когда скрипнула дверь, я бросила взгляд на часы — без пяти полночь.

Отец заглянул в комнату, без слов покачал головой. Я отложила книгу и, подскочив к нему, обняла.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Каждая смерть забирала часть его жизни, я это точно знала. Он привык бороться до последнего, а с его специализацией это тяжело потому, что отвоевывать приходиться разум.

Мой отец — нейрохирург. И он — единственный человек, который знает обо мне всё. Ну, почти всё.

***

— Что у тебя с волосами? Белесые какие-то…

— Выгорели.

— Тебе не идет!!! — Настя попыталась переорать вырывающиеся из динамика звуки очередной песни про безответную любовь школы к ученикам. — Покрасься! В рыжий! И коса эта… Ты меня убиваешь. У тебя глаза темные, если распустишь, все однотипное…

— Ой, не трогай, и так голова раскалывается! — запротестовала я, отбиваясь от подруги. — Коса и коса, сойдет. Не всем быть натуральными блондинками с голубыми глазищами.

— Завидуй молча. Фух, жара какаааая, — Настя раскрыла тетрадь и принялась обмахиваться ею, картинно закатывая глаза, будто собиралась вот-вот бухнуться в обморок. — Ну, давай удерем? Сдалась тебе эта линейка? Дурацкие стихи, тупые переделки, каждый год одно и то же. Потом начнут клянчить деньги. Нуууу, пойдеееем.

— Это последняя линейка Первого сентября! — возмутилась я. — Никуда я не пойду, хоть истлею от жары!

— Даже новеньких нет, — Настя огляделась. — Рожи эти… Чего уставился, Копылов? Дыру протрешь.

— На тебе, что ли? Ты чем все лето занималась, бургеры жрала?

— Рот закрой, дебил! — Настя, ища поддержки, глянула на меня. — Ну? Я разве располнела?

— Ой, забей ты на него!

— Десять парней в классе — и девять дебилы.

— А один кто?

— Федоров, — Настя кивнула на лестницу у входа в школу, где наши одноклассники разыгрывали представление. — Красавец, умница, спортсмен.

Я кивнула. Да, к Артему не подкопаешься — всё при нем. Он мне нравился — светловолосый, кареглазый, широкоплечий, с улыбкой, от которой ноги подкашиваются, и голова кружится. Его расположения искали все хоть раз пересекавшиеся с ним девчонки. Вот и сейчас счастливый вздох пронесся по нестройным рядам старшеклассниц — Артем подошел к микрофону и, тряхнув копной золотистых волос, улыбнулся.

— А тот чмошник ещё у нас учится? — Настя огляделась. — Как его… Кирсанов. Он вообще моется когда-нибудь? Ходит в одном и том же, воняет, как бомж. И как это его к нам занесло?

До меня не сразу дошло, что она говорит о Сашке. С тех пор, как мы стали напарниками в борьбе за Перехлестье, я довольно равнодушно относилась к его внешнему виду в нашем мире. И ничем таким уж ужасным от него не пахло.

— Его мать — хорошая подруга нашего завуча по учебной части, — машинально ответила я.

— Да? А ты откуда знаешь?

Был у нас разговор с подачи Ключника в самом начале сотрудничества. После него мы вообще перестали говорить друг с другом об обыденных делах родного мира, в котором мы могли месяцами не перебрасываться ни словом, не считая "привет-пока".

— Слышала, — я огляделась. Сашки и правда не было видно. Впрочем, какое мне до него дело.

— И все равно, — Настю понесло. — Меня такие индивиды пугают. Сидит один, лохматый, взгляд, как у маньяка. Вечно в себе. Вот что у него на уме? Мне вот прям страшно иногда.

— Не обращай внимания. Может, он просто хочет казаться незаметным.

Настя махнула рукой.

— Мои родители не для того сюда деньги вкладывают, чтоб на меня извращенцы всякие глазели.

— Насть, завязывай ерунду молоть.

— Нет, ну ты подумай…

То ли от болтовни подруги, то ли от жары, у меня разболелась голова. Сашка появился в начале урока. Злой, как черт.

— Кирсанов, опаздываете, — заметила классная, когда Сашка просто-напросто прошел мимо неё. — Александр, я к тебе обращаюсь.

— Извините, — буркнул он, падая на стул за последней партой.

— Нет, ты посмотри на него, — зашипела Настя, провожая одноклассника взглядом. — Он во что вообще одет? Что за пыльные шмотки? Ой, а смотрит как! Ужас! А вдруг он оружие принес?

Я уперлась локтями в парту и, схватившись за голову, достаточно громко осадила подругу.

— Успокойся, твою мать.

— Но…, - Настя опешила от такой наглости.

— Хватит. Пофигу мне на Кирсанова, пофигу на чужую одежду, пофигу на всех.

— Ну и ладно, — Настя надулась и отвернулась, но под конец урока уже вслух размышляла, где лучше обмыть начало последнего учебного года.

Наслушавшись ужасов про ЕГЭ и бессмысленность нашего существования, если завалим экзамены, мы, собравшись старой, доброй компанией, ушли к заброшенным ларькам за школьным парком. Трое парней и пять девчонок — так мы собирались с пятого класса. Мы жутко гордились, что Артем мотался с нами. Макс был старостой, и ему уже исполнилось восемнадцать, поэтому за сигареты и выпивку отвечал он. Несмотря на свой значительный возраст, Макс выглядел лет на пятнадцать, поэтому везде таскал с собой паспорт. Невысокий, худой, какой-то весь нескладный, Макс, однако, здорово умел вешать лапшу на уши, и деньги у него, как у сына министра здравоохранения, не переводились от слова "вообще". Третьим парнем был Ярослав или просто Ящик — футболист, разгильдяй и шутник высшего профиля. В общем, мы могли гордиться, что выхватили в свою компанию лучших парней класса. Впрочем, в пятом классе они лучшими не были, просто все мы жили рядом.

Первое сентября единодушно решили отмечать у Ящика на квартире, потому что родители его, спровадив отпрыска в школу, благополучно свалили на дачу, а на даче, с бассейном, баней и винным погребом, задерживались обычно суток на двое. Поэтому Ярик был предоставлен сам себе.

Ехать решили сразу же, из школы, поэтому к вечеру большинство уже изрядно набралось, и каждого, без исключения, потянуло на приключения. Я почти не пила — голова раскалывалась, и покоя не давало какое-то неприятное, звенящее чувство тревоги. Названивал Сережка, но я сбрасывала — не хотела думать, что говорить, а послать его язык не поворачивался.

Наконец, когда компания решила идти гулять, я, с трудом оторвав себя от дивана, захватила дольку лимона и поплелась за ними. У подъезда Ящик уронил на мои плечи свою ручищу и, придвинув меня к себе, поинтересовался.

— Ты сегодня такая грустная, хочешь, развеселю? — и поцеловал. Неплохо так, с коньячным привкусом, даже голова на миг перестала болеть. Окружающие разразились хохотом и тоже принялись целоваться. Насте достался Артем, а вот Нике и Кире — никого. Девчонки не растерялись, и чмокнули друг дружку.

— Я домой пойду, — сообщила я, когда восторженные вопли по поводу девчачьего поцелуя улеглись.

— Как? Почему?

— Голова болит, не могу больше. Ящик, отвянь! Нет, не помогло!