Путь рыцаря (СИ) - Белицкая Марго

«Ловко», — отметил Фриц.

— Похвальная забота. — В голосе Родриго проскользнули ироничные нотки. — Но нашему величию не страшна болтовня злых языков.

Тогда вступил один из церковников.

— Сир, ваше величие не померкнет от блеска милосердия. Сын завещал прощать врагов своих. Сжалиться над пленными будет поступком, достойным истинного клириканина.

Дребезжащим голосом заговорил Урбан:

— Повелитель, начавший восемьдесят лет назад Святую войну, оставил нам завет: убить язычника не грех для истинного слуги Бога. Ты смеешь оспаривать его слова, брат?

— С нами также остался завет, что данная на кресте клятва нерушима, — парировал церковник.

Постепенно беседа переросла в обычную перебранку: дошло до того, что Кройцбергер в открытую обвинил короля в бесчестии и пригрозил увести своих людей, составлявших немалую силу в армии крестоносцев. Урбан принялся увещевать и герцога, и разозлившегося Родриго. Придворные и члены группы Кройцбергера тоже кричали да потрясали кулаками.

За всеми этими воплями и взаимными обвинениями все как будто забыли, что в первую очередь речь идет о жизни тысячи человек.

Фриц беспомощно переглянулся с Рудольфом, ощущая себя лишним среди оглушительного гвалта.

В конце концов, Урбану удалось привести стороны к примирению. Словно на базаре Кройцбергер выторговал у короля жизни трехсот наиболее знатных из пленников, которые все же должны будут заплатить выкуп. Часть его пойдет Кройцбергеру, его людям и, конечно же, храбрым просителям.

— Но как же те, кто не может заплатить, — рискнул подать голос Фриц. — Разве они виноваты, что бедны?

Родриго вперил в него тяжелый взгляд.

— Мы выступаем на Альмадинт послезавтра. В Нур-Эйаре останется гарнизон в двести человек. Тех, кто будет препятствовать нашему походу, я сочту изменниками и казню.

Его слова словно взмах клинка разрубили спор. Больше возразить было нечего. Да и понятно, что бесполезно.

Едва они немного отошли дальше по саду, Фриц протолкался к Кройцбергеру и бросил тому в лицо обвинения.

— Вот и весь ваш благородный порыв, герр герцог? Выторговать себе побольше золота?

Некоторые из группы просителей поддержали Фрица нестройным хором.

— Мы пришли ради спасения людей!

— Обман!

Однако другие загомонили, уверяя, что герцог сделал все от него зависящее.

— Короля не переубедить!

— Мы сами могли оказаться в петле!

Приняв скорбный вид, Кройцбергер обратился к Фрицу.

— Вы же сами видели, мой юный друг, Его Величество непреклонен. Надо радоваться, что нам удалось спасти хотя бы часть пленных. Благодарю и тебя, и герра Заксенштойфе за поддержку.

Он явно пытался произвести на двух друзей хорошее впечатление, чтобы закрепить влияние на новых сторонников. Фриц не клюнул на его ханжескую мину и уже собрался высказать все, что думает о подобных лицемерах.

Неожиданно из-за кустов вынырнул Пауль, который, как оказалось, все это время издалека наблюдал за происходящим.

— Ваши старания достойны похвалы, герр герцог. Прошу не обижайтесь на горячность моих молодых товарищей: они еще не оправились от недавнего сражения.

Кройцбергер покивал с умным видом.

— Да, да, понимаю. Юноши впервые на Святой земле, многое внове и даже может вызвать отторжение. Ничего страшного.

Пока они говорили, Фриц остыл и сообразил, что пенять Кройцбергеру бессмысленно — пленных их ссора все равно не спасет, зато есть риск обзавестись влиятельным врагом. Достаточно уже и того, что король запомнил Фрица и Рудольфа.

— Благодарю вас за науку, герр герцог. — Фриц нашел в себе силы, чтобы вежливо поклониться, но от скрытой издевки не удержался.

Друзья покинули дворец, идя следом за Паулем, точно цыплята за курицей. По пути он с видимым облегчением рассуждал о том, что все закончилось хорошо.

— Герцог вполне мог втянуть вас в бунт! Хвала Господу, дело закончилось обычным дележом добычи. В следующий раз не влезайте в подобные дрязги. Будем надеяться, король не будет вам мстить. Все же он здравомыслящий человек и должен понимать, что Кройцбергер задурил вам головы.

— Еще бы этот здравомыслящий человек понимал, что нельзя мгновением руки отправлять других на смерть, — печально произнес Рудольф.

Пауль вздохнул.

— Правители только этим и занимаются, мой мальчик.

Пленных вешали прямо на стенах города. До конца дня у палачей было полно работы. Потом говорили, что бедняги здорово утомились и отправились на лечение к священникам.

Некоторые из рыцарей даже ходили посмотреть на казнь. Пауль, Фриц и Рудольф остались в палатке и последний метался туда-сюда, бормоча:

— Неужели мы совсем ничего не можем сделать?

— Только молиться за упокой душ умерших, — устало произнес Пауль.

Фриц и Рудольф действительно молились страстно и отчаянно, но это не могло удовлетворить их жажду действий.

Уже вечером, когда пришло сообщение об окончании казни, Фрицу пришла в голову идея.

— Кое-что мы все-таки можем, — решительно заявил он.

Выслушав его план, даже Пауль не стал возражать, видимо, сочтя, что опасности нет. Только поворчал про молодежь, которой вечно неймется.

— В каждой бочке — затычка.

Стоять в карауле, пока слуги хоронили казненных, — занятие не из приятных, поэтому, когда Фриц и Рудольф вызвались добровольцами, то молодые оруженосцы, которым выпала эта противная работа, были только рады. Правда, удивились, что Фриц рвется дежурить с травмой. Пришлось наплести про стыд за глупое ранение и желание хоть как-то помочь товарищам. Оруженосцы поверили, да и просто хотели побыстрее спихнуть на кого-нибудь свои обязанности.

Слуги долго рыли большую траншею, уже сгустились сумерки, когда они начали перетаскивать тела. И Фриц благословил ночь, милосердно прикрывшую своей темной вуалью ужасы прошедшего дня.

В полумраке, освещенном лишь слабым светом двух фонарей, раздетые трупы казались не людьми, а статуями, которые никогда не были живыми. Все равно, Фрицу стало жутко. Рудольф, сбивчиво бормоча под нос строки, из которых пытался сложить мрачный сонет, вообще не смотрел в сторону работающих слуг. Удивительно, как те могли спокойно заниматься подобным делом и их не выворачивало наизнанку каждые пять минут?

Неужели люди действительно… привыкают?

Через некоторое время к могиле пришел пожилой клирик. Фриц узнал в нем одного из тех, кто молил о снисхождении к пленным. Не епископ или другой важный чин, а, судя по простой рясе, обычный монах без магических сил.

Клирик немного робко, но твердо испросил у стражей разрешения провести погребальный обряд.

— Пусть они язычники, но негоже, чтобы души уходили в иной мир без последнего напутствия и молитвы.

— Конечно, святой отец, — с чувством произнес Рудольф. — Можете спокойно молиться, мы позаботимся, чтобы вас не беспокоили.

Сердце Фрица затопила горячая благодарность к незнакомому монаху. Все-таки среди толпы бунтовщиков и любителей легкой наживы нашелся один совестливый человек, заботившийся о пленных, а не о себе. Тот, кто не побоялся рискнуть. Ведь будь на месте двух друзей другие, монаха бы прогнали взашей, а то и донесли высшим иерархам о недопустимом сочувствии к язычникам.

— Благодарю, дети мои. — Монах быстрым жестом благословил юношей и засеменил к дальнему краю могилы.

Встав там, он начал молиться и, когда подносили новый труп, закрывал покойнику глаза.

Фриц вздохнул с облегчением: если бы не появился монах, им с Рудольфом пришлось бы самим опускать веки мертвецам. Заставить себя сделать это казалось невозможным.

Когда совсем стемнело, и слуги уже заканчивали работу, произошло то, чего Фриц ожидал.

К могиле пришли несколько мужчин и стайка женщин в белых покрывалах. Они остановились на почтительном расстоянии, и один из аласакхинцев с поклоном приблизился к сидящим на холмике земли рыцарям. Сказал на ужасном кеттнианском:

— Жены… погребение… прошу.

И протянул мешочек, в котором многообещающе зазвенели монеты.