Дева дождя - Комарницкий Павел Сергеевич

– Переворачивайся! – велела баба Настя, меняя веники – несколько пар мокли в кадушке с кипятком, в каком-то тёмном дымящемся отваре. В движениях её чувствовалась уверенность и сноровка, свойственная работникам святой инквизиции и прочих специфических служб.

– Баба Настя… Настасья Павловна…

– Переворачивайся, не трусь!

Марина обречённо перевернулась, подставляя экзекуции живот и грудь. В памяти вновь всплыла посторонняя мысль, насчёт Иванушки-дурачка… а может, и царевича… и Бабы-яги. Как там было-то – "сперва в баньке попарь, а потом…"… а что потом – на лопату и в печь? Вроде так было в народной сказке… народ, он в корень зрит… Очевидно, баня является этапом первичной термообработки. "Овощи слегка припустить в кипящем масле"… а её, стало быть, в бане…

Момент перелома Марина не уловила. Просто вдруг осознала, что экзекуция больше не приносит ей жутких страданий. Наоборот… совсем даже наоборот… Господи, как хорошо-то…

– Во-от, а ты боялась… – баба Настя уже обтирала девушку махровой рукавицей, явно пропитанной каким-то зельем. – Ноги-то раздвинь… у доктора в кресле стесняться будешь, а здесь не надо…

Марина послушно выполняла отдаваемые бабой Настей команды. Вот в Европе в старину ведьмы мазали молодых девушек какими-то мазями, отправляя летать на помеле… и у классика был упомянут некий крем… тут главное, чтобы колдунья была добрая… она же добрая?

– Да ещё какая добрая, – баба Настя стаскивала мокрую рукавицу. – Насчёт помела разочарую тебя – сказки всё это. Невозможно на нём летать в принципе. На метле и удержаться-то нельзя… я уж не говорю о том, что станется с интимным местом. Летать надо в ступе, верно тебе говорю.

Бабушка Настя подставила липовый жбан под струйку толщиной в палец, бившую из стильной каменной горки, установленной в углу парилки.

– И отвар тут, к слову, ничего из себя особенного… Календула больше да чистотел. Ну, ещё кое-что, правда…

Марина лежала на полке, млея, расслабленно моргала ресницами. И, конечно же, проморгала момент – потому как баба Настя за разговором просто и естественно вдруг окатила её из жбана, судя по ощущениям, жидким азотом. А может и гелием… Во всяком случае, если температура этого ужаса и отличалась от абсолютного нуля, то весьма незначительно. Добрая?! Добрые колдуньи так не поступают!

– Ключевая водица это, – бабуся смеялась негромко, по-доброму. – Живая, как говорится. Век никакая болезнь не пристанет. Всё, можно одеваться!

В крошечном – буквально метр на два – предбаннике на крючке висела простая полотняная рубашка. Собственные вещи Марины уже были упакованы в сетку-авоську и висели в углу.

– Надевай-надевай, – перехватив растерянный взгляд девушки, подбодрила баба Настя. – Не для того тебя мыли-обихаживали, чтобы ношеное надевать.

Рубашка оказалась Марине коротковата, не достав и до середины бедра. Впрочем, для привычной к мини-юбкам современной девушки тут проблемы не возникало. Гораздо интереснее были разрезы по бокам, перехваченные в районе талии, и глубочайший вырез спереди, едва не доходивший до пупа и грозивший при любом неловком движении щедро обнажить обе груди. Складывалось впечатление, что модельера, создававшего данный наряд, волновала прежде всего возможность беспрепятственного доступа к любой точке тела модели, буде такая необходимость возникнет.

– Тапочки не забудь, – кивнула баба Настя на пару резиновых пляжных сандалет, притулившихся в углу.

От баньки до дома было шагов двадцать, и Марина приготовилась пройти их бодрым, ровным шагом, как полагается волевой девушке. Ни в коем случае не сбиваясь на рысь… И вдруг поняла, что не испытывает холода. Нет, ноябрьский воздух был по-прежнему стылым, и пожухлая трава искрилась инеем, так и не стаявшим с утра. Что-то изменилось в ней, в Марине – тело будто дышало жаром, играючи перемогая внешний холод.

В избушке было тепло и уютно, на столе красовался ведёрный самовар и не менее внушительных размеров термос. В углу тихонько бормотал, переливался красками экрана цветной телевизор "Горизонт" на подставке, весьма напоминающей видом какой-то древний поставец – потемневшие от времени дубовые створки украшали резные изображения рыцарей и единорогов. Шнур питания телевизора изогнулся на полу, демонстрируя сиротливую вилку, которую явно некуда было воткнуть. Довершал картину здоровенный чёрный кот, вальяжно разлегшийся на телевизоре.

– Здрасьте, – сидевший за столом в одних трусиках Агиэль аппетитно жевал ватрушку с повидлом, запивая какао из большой кружки. – Мы уж заждались с Йориком.

– Всё готово? – спросил Йорген, расслабленно сидевший в углу, на широкой лавке. Он тоже снял лишние доспехи и выглядел сейчас, как белогвардейский офицер, готовый к большевистскому расстрелу – лишь белая рубаха без пуговиц да брюки, а сапоги уже сняли товарищи…

– Готова девушка, – баба Настя вперила пронзительный взор в Агиэля. – Опять нагишом летал? По морозу-то?

– Да один кружок всего сделал, – мордашка ангела изображала искреннее раскаяние и в то же время давала понять, что решился он на сей поступок исключительно из чувства долга и по причине острой необходимости. – Йорик забеспокоился чего-то, а просвечивать отсюда, сама понимаешь, баб Настя… Ну я и облетел окрестности незаметненько.

– Матушке Элоре будешь заливать, про один кружок-то. Драть вас с Юриком порой надо бы, да некому вот…

Ворча, бабушка непринуждённо-профессионально взяла и развернула ангельские крылья, которые оказались неожиданно огромными – больше трёх метров в размахе, точно. Агиэль не выразил ни малейшего возмущения, кстати – даже принимал позы, удобные для осмотра, не прерывая при этом трапезы. Марина тоже приглядывалась с невольным любопытством – ведь не каждый день увидишь ангела, и уж тем более раздетого…

– Баба Настя у нас целительница всего живого, каких по пальцам перечесть в Энрофе, – с усмешкой пояснил рыцарь, – и поскольку ангелы здесь явление нечастое, при любом удобном случае устраивает Аге тотальный медосмотр. Всё верно, баба Настя, квалификация на пустом месте не растёт.

– Будешь насмехаться, чаю не получишь, – парировала выпад колдунья. – Будешь пить этот свой жуткий чёрный кофе… Ладно, вижу, не поморозился нигде. Костюмчик зачем здесь лежит, для тебя специально вязаный, э?

– А давайте мы все уже займёмся делом, э? – ушёл от нежелательной темы Агиэль.

Все трое замолчали. Мой выход, поняла Марина.

– Что мне надо делать?

– Ложись на постель-то, – целительница указала на заботливо приготовленную постель. Кровать без спинок была отодвинута от стены так, что можно было обойти кругом.

Постель оказалась изумительно мягкой, и в то же время тело не утопало в ней, как в пуховой перине. С чем это сравнить, Марина не знала. Возможно, так чувствуют себя космонавты в невесомости?

– … Вот с Наум Натанычем своим и будешь вести дискуссии, а здесь как я скажу! – похоже, целительница была с рыцарем в чём-то категорически не согласна. В чём, интересно?

– Да кто спорит, кто спорит, баба Настя? – герр Йорген прижимал к сердцу ладони, выражая тем полное почтение. – Но бережёного ведь и Бог бережёт, это ж не я придумал…

– Погоди, Йорик… – встрял Агиэль. – Баб Настя, вот послушай такие рассуждения. Спать тебе надо? Надо. Лежать ей не день и не два. Нас с Йориком тут не будет. Подумай, баб Настя. Йорик, он не всегда чушь городит.

– Не убедил, – несогласно мотнула головой колдунья. – Кузьма на что? И Матвей…

– При всём уважении, Матвей всё-таки кот, а Кузьма и пера не поднимет, – вновь вступил беседу рыцарь. Кот Матвей, возлежавший на телевизоре, недовольно заурчал. – И всякие обиды тут неуместны! – обернулся Йорген к коту. – О деле надо думать прежде всего!

– Баба Настя, ну давай уже соглашайся? – ангел прижался к целительнице, и очаровательность его мордашки была теперь просто немыслимой. – Вреда не будет точно.

Марина, укрывшись до подбородка белой простынёй, уже утрачивала нить разговора. О чём, ну о чём они?! Как это "лежать ей не день и не два"? А они, стало быть, уйдут без неё?! И при чём тут кот Матвей? Какой-то неведомый Кузьма, и этот… как его… Наум Натаныч?