Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей

Ознакомительная версия. Доступно 80 страниц из 399

Двор встретил их холодом и пургой. И темнотой. За овин они шли почти на ощупь.

– Осторожней, – предостерег ведущий Мосер. – Тут где-то плуг лежит…

Он споткнулся, с грохотом перевернулся. А когда, ругаясь на чем свет стоит, поднялся на четвереньки, Рейневан уже шел к нему со своей гирей, уже собирался садануть беднягу по затылку. В этот момент на фоне навозной кучи мелькнули быстрые тени, раздался глухой удар, Мосер застонал и упал ничком. В следующий момент в глазах Рейневана разгорелись сто свечей, а в голове прогремела сотня громов. Двор, халупа, овин и куча навоза заплясали и проделали дикий фортель, земля же и небо несколько раз поменялись местами.

Он не упал, поддерживаемый нескольким парами крепких рук. На голову ему натянули толстый мешок. Руки связали. Потащили. Бросили на седло хрипящего и топающего коня. Конь сразу рванулся в галоп, колотя копытами по камням. У Рейневана зубы стучали и звенели под мешком, он боялся, что откусит себе язык.

– В путь! – скомандовал кто-то хриплым, отвратительно злым голосом. – Вперед, вперед! Галопом.

Вихрь выл и свистел.

Глава двенадцатая,

Когда резким рывком у него с головы стащили мешок, Рейневан сжался, морщась и зажмурившись. Искрящаяся полоса снега болезненно и полностью ослепила его. Он чувствовал запах дыма и конского пота, слышал топот, храп и ржание коней, звон сбруи, шум разговоров, понял, что его окружает много людей.

– Поздравляю, – услышал он прежде, чем начал видеть. – Поздравляю с удачной охотой, господин Дахс. Трудно было?

– Ничего особенного, – ответил из-за спины знакомый голос, злой и хриплый тогда, а сейчас вроде бы немного униженный. – Бывало трудней, милостивый государь Ульрик.

– Из людей Шаффа кто-нибудь пострадал? Зла никому не причинили?

– Ничего такого, чего мазь не заживит.

Рейневан осторожно раскрыл глаза.

Он был в деревне, большой, над крышами домов, овинов и амбаров возвышалась церковная колокольня. Улицы заполняли конные в полных белых латах. Впрочем, прежде чем он увидел герб, Рейневан уже догадался, чьим пленником он оказался на сей раз.

– Подними голову.

Ульрик фон Биберштайн, хозяин Фридланда и Жар, дядя Николетты, горой возвышался над ним на своем боевом жеребце.

Вместо того чтобы испугаться, Рейневан почувствовал облегчение. Потому что это был не Биркарт Грелленорт.

– Знаешь, кто я?

Он с трудом кивнул, несколько мгновений не мог издать ни звука, что было сочтено непочтением. Тот, со злым голосом, хватанул его кулаком по почке. Его Рейневан тоже видел в Тросках. Микуляш Дахс, припомнил он, клиент Биберштайнов. Бургграф какого-то замка. Забыл какого.

– Знаю… Я знаю, кто вы, господин Биберштайн.

Ульрик Биберштайн выпрямился в седле, став при этом еще выше. Рука в стальной перчатке уперлась в листовой фартук нюрнбергских лат.

– За то, что ты сделал, будешь наказан.

Он не ответил, рискуя снова получить удар. Однако на сей раз Микуляш Дахс не отреагировал.

– Снарядить его в дорогу, – приказал Биберштайн. – Дать одежду потеплее, чтобы не околел. Он должен дойти до Стольца целым, невредимым и полным сил.

Из группы рыцарей трое выехали шагом и приблизились. Двое были в полных латах, в белой броне современного типа. С утолщенным и увеличенным левым наплечником и опахой, что позволяло полностью отказаться от щита. Третий, самый молодой, не носил лат, под волчьей дохой на нем был лишь ватованный, немного грязноватый вамс. Рейневан узнал его сразу.

– Фортуна колесом катится! – презрительно фыркнул Никель фон Койшбург, недавний пленник в михаловицком замке. – Сегодня ты меня, завтра я тебя! Ну и как тебе это нравится, милостивый кацер? Я сегодня свободен, выкуплен из неволи. А ты – в путах! С вожжами на шее!

Заставив верхового коня переступать ногами, паренек подъехал ближе. Он явно намеревался втолкнуться конем между хозяином Фридланда и Рейневаном, этому помешал, загородив ему дорогу, Микуляш Дахс.

– По какому праву, – крикнул Койшбург, – вы забираете себе этого пленника, господин Биберштайн?

Ульрик фон Биберштайн выпятил губу и не думал отвечать. Рыцаренок покраснел от злости.

– Подаете скверный пример! – закричал он. – Пример своекорыстия! Из-за какой-то темной родовой вражды, из-за какой-то личной мести и самолюбивых счетов подвергаете опасности страну! Это позорный поступок! Позорный!

– Господин Фольч, – спокойным голосом прервал Биберштайн. – Вы – человек серьезный, известный мужеством и благоразумием. Так посоветуйте этому говнюку заткнуться.

Койшбург потянулся было к мечу, но один из наездников схватил его за руку железной перчаткой и стиснул так, что юноша скорчился в седле. Рейневан догадался, кто это. Он помнил услышанные в Михаловицах рассказы. Ганс Фольч из замка Роймунд, згожелецкий наемник.

– Ну, как же я могу ему советовать, – медленно проговорил Фольч, – если он прав? Пленник твой, господин Ульрик, высокий рангом гусит. Соратник самых значительных здешних гейтманов, запанибрата с ними. Он должен многое знать о намерениях кацеров и их секретных планах. Мы на войне, а на войне побеждает тот, что знает намерения врага. Этого пленника надо в Згожелец либо Житавы забрать, на допросы. Понемногу, без спешки вытянуть из него все, что знает. Потому я и говорю: отдайте его нам. Ради блага страны откажитесь от вражды и отдайте его.

Ульрик фон Биберштайн глянул налево, глянул направо, послушные его взглядам рыцари, юнкера и кнехты сдвинулись с мест, начали подводить коней все ближе и ближе. К стоящему рядом с Рейневаном Микуляшу Дахсу подошел оруженосец с огромным биденхэндером [650], держа оружие так, чтобы двенадцатидюймовая рукоять была у Дахса на удобном расстоянии от руки. Ганс Фольч все это видел.

– А если отказаться не захочу? – процедил Ульрик фон Биберштайн, упираясь кулаком в бок. – То что? Нападете на меня? Во имя блага страны?

Фольч даже не дрогнул. Но бургманы из Роймунда и вооруженные згожельцы тронули коней, подъехали, контролируя фронтом строй людей Биберштайна. Их было, как заметил Рейневан, немного больше. Кое-где в ножнах уже заскрежетали мечи, но спокойствие Ганса Фольча успокоило всех.

– Нет, господин фон Биберштайн, – холодно проговорил згожелецкий наемник. – Мы не ударим по вам. Потому что всякий раз, когда мы начинаем враждовать друг с другом, гуситы руки потирают. Я сказал вам то, что имел сказать.

– А я выслушал, – повысил голос хозяин Фридланда. – И на том конец. Прощайте. Пан Фольч. Пан Варнсдорф.

Пренебрежительно упущенный при прощании Койшбург побледнел от бешенства.

– Не конец! – взвизгнул он. – Не конец, о нет! Я этого так не оставлю! Вы ответите, господин Биберштайн! Если не перед судом, то на поединке.

– Тех, кто меня судами стращает, – повысил голос Ульрик Биберштайн, – я привык как прислужников палками угощать… Так что поостынь, щеняра, если тебе шкура дорога. Прикажу тебя побить не на утоптанной земле, не на поединке, а здесь, в грязи. Ты молокосос! Что из того, что намерен влезть в семейство Догнов? Пусть даже жена у тебя будет догнова рода, ты на этом не выгадаешь. Куда уж тебе да и с чем к старому-то дворянству? Тебе, сынку мерсебурских епископских министериалов? Смех один!

Койшбург из бледного сделался пунцовым, как разрезанный буряк, казалось, он кинется на Биберштайна с голыми руками. Фольч ухватил его за руку, а второй рыцарь, названный Варнсдорфом, схватил коня за узду у самого мундштука. Но остальные вооруженные згожельцы рвались в бой. Кто-то крикнул, кто-то крик подхватил, сверкнули мечи и барты. Заржали под ударами шпор кони, засверкали клинки и в руках людей Биберштайна. Микуляш Дахс схватил и поднял биденхэндер.