Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес"

Здесь, у нас в Пригорьях этой ночью, не случилось ни тургунов, ни драконов, ни горных медведей, но всего остального вполне хватило, чтобы к утру уполовинить даже непобедимых охи-охи… Пожалуй, даже и не уполовинить, а поболее того… Как бы то ни было, оставшиеся охи-охи поужинали, вернее, позавтракали тем, что им боги ниспослали от щедрот, и дальше двинулись. А местная разгромленная нечисть, почесав намятые бока, осталась на поле брани подбирать съедобные трофеи… Трава вся повыбита вокруг моей защиты, словно тут веселая деревенская свадьба шла неделю без отдыху, с плясками и драками… Разве что крови и костей еще больше оставлено. Думаю, к вечеру кровь до пятнышка вылижут, а кости обглодают. Что еще? Странное было — вот что еще. Когда мою защиту пробуют на взгляд, или на зуб, или на рог, на ней остаются некие магические следы, дабы с утра я мог их прочесть, коли пожелаю… И сегодняшняя ночь не исключение, но было на мою защиту воздействие, которое никак не укладывается в возможности демонов и зверья! Словно бы кто-то мощный, колдун под стать богам, зацепил ненароком, проходя мимо… И следы есть, человеческие следы, здоровенные, правда… Может, действительно кто из богов рядом оказался? Было бы любопытно. Впрочем, не такой уж я глупец, чтобы перед самим собой тайны до времени разоблачать — это никак не в моем обычае! Уж ежели я даже Морево собираюсь избывать по мере его прихода, то подобные мелочи и подавно разведывать потерплю. Зато потом будет больше радости.

Если говорить о людях, как о населении — Плоские Пригорья почти пустынны, хотя и здесь встречаются изверги среди людей, редкие одиночки, колдуны и колдуньи, вообразившие себя демонами. Поэтому, я повертел, повертел головой, пострелял глазами да и пошел на сделку с совестью: резко, так, ускорил свое движение по пересеченной местности, дабы мне уже во второй половине текущего дня добраться до имперской дороги, пересекающей Пригорья в самом узком месте, а там уже тихо-мирно дальше двигаться, на глазах у людей, как все… И заночевать уже за пределами Пригорий, в людских приветливых местах… Решено — сделано, и вот я уже на имперской дороге, в нескольких часах пути от обжитых мест. Однако и здесь, на приветливой ровной дороге, с попутчиками не густо. И со встречными тоже. Разве что, вон, нищенка на обочине на коленях стоит, милостыню просит. Нашла где. Ладно, — думаю, — буду нынче благодетелем: проеду мимо, не ударив, потому что я Зиэль — добряк, простак и весельчак, и ничем не брезгую, в поисках радости и наслаждений, даже милосердием.

— Подайте на хлебушек, сиятельный сударь… маковой росинки… одна на свете…

— Да подавись ты нафом.

Вот — почему так? Почему так мир устроен? Чем ты к людям добрее, тем они к тебе подлее! Нет, чтобы добром на добро ответить — совсем наоборот отплатить норовят!

И хотя милостыню просила не человек, а сахира, демон-кровоед в человеческом обличье, все равно: демоны точно такие же неблагодарные твари! Я ведь ей, можно сказать, княжескую милостыню отвесил: жизнь подарил, а она… Как прыгнет на меня, когти наружу, от тихого воя мороз по коже, клыки в распахнутом зёве — что кинжалы… И подросла в одно мгновение, чуть ли ни с меня, пешего, ростом…

Но я хоть и доверчив, хоть и прост, а сам загодя спешился, Горошка в поводу держу, собой заслоняю, потому что сахиры пусть и не из сильных демонов, и уж никак не из умных, но повредить животное у любой из них когтей и клыков достанет. Кроме того, они почти всегда парами охотятся. И точно: только спроворил я пройтись секирою сквозь нежить-плоть неудавшейся нищенки — она даже в слякоть не успела превратиться — как другая выпрыгивает из канавы обочинной. Я и ее усмирил навеки. Сахиры невероятно глупы! Наверное, им кажется, что человеческим побирушкам нет места слаще и обыденнее, нежели просить милостыню в пустынных Плоских Пригорьях… А не задирались бы ко мне с дурацкими мольбами о хлебушке — тысячу лет бы еще по миру бродили, спокойно кровь сосали… Хотя… Вполне вероятно, что ни у кого из нас в этом мире нет в запасе ни тысячи лет, ни века, ни даже месяца. Я стараюсь не расстраивать себя мыслями подобного рода: этот мир исчезнет — другой какой-нибудь найду, но… Во-первых, мне этот еще не разонравился, а во-вторых… Скорее всего, я чувствую некую свою вину, некую причастность к Мореву, пусть и косвенную, потому и хочу воспрепятствовать если не ему самому, то его победе. Да, Морево — тот случай, когда я на самом деле не все знаю и понимаю, и не в силах заранее узнать и понять, даже если разверну свои возможности в полную силу, ибо Морево — не мой посланец, но одной из сил, кои не подвластны мне: вероятно, Солнца или Земли. Я на них, обеих… обоих… на их волю тоже чихаю с верхнего повета, они мне ни в чем не указ, но… Но.

Так вот, сахиры — глупые демоны, бесполые, но притворяются почти всегда женщинами, когда имеют дело с людьми. Если они с великой голодухи в чистом поле на ящерного подсвинка навалятся — им нет нужды облики примерять, а среди людей — всегда в личинах, ибо у людей разговор с демонами короток: убивают в тот же миг, как распознают! Или деру дают, если перевес не на их стороне, что также не по нраву оголодавшему демону.

Почистил я секиру от дряни, прыгнул в седло и опять сделал себе поблажку, вторую за сутки: потянул ноздрями воздух и ману крепко-крепко… Нет дальше нечисти никакой, а также опасного зверья — ни одного, на десять долгих локтей вперед по имперской дороге, идущей сквозь печально знаменитые Плоские Пригорья. Это не я наколдовал, это просто так бывает, хотя и редко, в полдень осеннего дня. Да еще с утра, в подмогу счастливой случайности, полутысяча дорожной стражи прошагала, с мечами да секирами наперевес — тихо в округе, благолепно.

Двигался я, не разбирая путей, с запада на восток, а как только выскочил на имперскую дорогу, то пошел тихо-мирно по ней, то есть почти строго на юг, с тем, чтобы опять повернуть на восток. Если бы я наоборот выбрал, на север, то рано или поздно вышел бы за пределы Пригорий, к городку Марубо, а оттуда уже почти прямая дорога на Океанию, столицу Империи. Уж так она странно расположилась, столица, что едва ли не с трех сторон окружают ее горные гряды и Плоские Пригорья: с запада скачешь — не миновать Пригорий, с юга — опять же не миновать, с востока… С востоком попроще, а вот с севера от столицы — у Пригорий самые обширные владения. Подозреваю, что императоры древности нарочно выбрали так, чтобы гиблые местности служили Океании дополнительной защитой от врагов… Хотя, если разбираться в деле без смеха — империя-то и есть главный враг всему сущему, то есть демонам и животным в имперских границах, и людям, имеющим неосторожность и отвагу жить по другую сторону границы, своими, не имперскими законами и обычаями. За это я империю и люблю. В демонах у меня любимый боец — дракон, а в зверях — тургун, оба — сильнейшие среди себе подобных, то же и с империей: она всех других народов и государств сильнее и страшнее — стало быть, и по нраву мне больше других. Именно поэтому большую часть своего безразмерного времени я провожу в ее пределах, однако, отнюдь не брезгую приключениями и вне имперских границ.

Хорошая вещь — имперская дорога! Вот сейчас она бежит впереди меня почти строго на юг, каждая тысяча локтей отмечена по левой стороне обочины одинаково обточенным камнем. Левая и правая стороны дорог всегда считаются от столицы: встань спиною к Океании, лицом к провинции — слева левая сторона, справа — правая. Камень достаточно велик, чтобы его не сперли крестьяне для своих домашних нужд, чтобы ветер либо паводок его не шевельнул, достаточно прочен, чтобы лед, солнце и ветер не разрушили его за несколько лет, но и не громоздок: на одной укрепленной телеге, запряженной парою волов ящерных, помещается несколько таких камней. Дороги строятся всегда, и камнетесные мастерские без дела не простаивают. Ровна дорога, тверда, широка — а и тоже с умом сделана: где надо — она и с горки ныряет, и в гору ползет, и вправо от оврага вильнет и слева скалу обогнет… Ибо нет смысла надрывать силы человеческие, чтобы прогрызаться насквозь, равняя все в прямую линию! Подобное глупое усердие нарочно запрещено имперскими указами, с древних еще времен! Однако здравомыслие сие не касается тех кусочков имперской дороги, которые ведут к важнейшим храмам, или проложены в личных угодьях их Величеств — там уж только один закон: воля богов или императора… либо, реже, членов его семьи.