Танец плащей (СИ) - Гётц Роман

Он вытащил из кармана письмо и протянул мне. Бернард почувствовал, как его сердце колотится в ушах, но не позволил проявиться такому трусливому симптому. Вот оно. Он пересек мост, и это письмо было факелом, чтобы зажечь его.

— После моей смерти это письмо будут читать вслух семь раз в день жителям Тидариса, — сказал Бернард. — И не имеет значения, как я умру — от яда, или от клинка, от Кулла или Корага. Моя дочь! Вот, что для меня важнее. Ради неё я живу, и только ради неё не рвусь во власть. И мне далеко посрать кто там победить в войне, гильдии или Союз, Кораг или Асмуд. Мне нужна моя дочь, цела и невредима. Она моё самое главное богатство во всём Лилирэле.

— Ты хочешь объявить народу о нашем существовании? — спросил Пеларак, окинув взглядом слова. — Вы обвините в их бедах нас? Чтобы заставить нас повиноваться, ты угрожаешь городу ложью и полуправдой? Мы не боимся толпы!

— А следовало бы, — сказал Бернард. — Мои люди будут среди них, и я уверяю вас, они превосходно умеют подстрекать к насилию. Как только много людей умрут, король будет вынужден послать своих солдат. Скажи мне, как можно завоевать город, убив его жителей и охранников? Ещё лучше, как проповедовать городу после смерти?

Пеларак перестал расхаживать по комнате и с пугающей сосредоточенностью уставился в лицо Готфрида. Его голос был глубоким и твердым, как камень.

— Каждое действие имеет свою цену, — сказал священник. — Вы готовы заплатить?

— Гм, мы всегда платим всем. Но когда терпение заканчивается, каждый готов заплатить немного больше, — сказал Бернард, открывая дверь. — Мое терпение закончилось много лет назад. Эта война должна закончиться. Кораг поможет нам покончить. Я буду ждать вашего ответа завтра. Я молюсь, чтобы вы приняли правильное решение.

Пеларак отпустил его. Он потер пальцами лысеющую голову, холодный гнев уступил место хитрости.

— Возможно, вы правы, — прошептал он пустой комнате. — Возможно, мы слишком долго сохраняли нейтралитет в этом конфликте.

Он опустился на колени у кровати, чтобы помолиться, зная, что только наставления Корага могут удержать его на прямом и узком пути к победе.

— Да, прибудет с нами сила Корага! — возгласил Пеларак и его руки потянулись вверх.

Глава 13

Когда они подошли к стражникам, Габа откинула плащ и выпрямилась во весь рост. В ее темной одежде и белой ткани, закрывавшей лицо, не было никаких сомнений в том, кто она такая.

— Мы ничего не видим, — сказал один из охранников, повторяя фразу, которую ему велели произнести, когда один из безликих искал выход или вход в город.

Эллиса последовала за ней, все еще сжимая руку Габы. Она понятия не имела, почему они покинули безопасные стены, и безликая женщина не дала ей никаких объяснений. Даже если отец охотится за ней, в городе должны быть безопасные места, где можно спрятаться.

Но зачем прятаться? Эта мысль ударила ее, как мокрая тряпка. Ее претензии к линии Готфрид был определенно разорваны. Она отсутствовала так долго, что вряд ли кто-то из членов ее семьи будет рад видеть ее вместо отца. Возможно, ей удастся укрыться в одной из приемных семей, где она жила последние пару лет. Пенсли наверняка примут ее с распростертыми объятиями и, возможно, сообщат Бернарду, о ее местонахождении. И конечно, там были Куллы…

Они вышли из западных ворот. Дорога, ведущая на юго-запад, была плотно забита фургонами и караванами торговцев. В стороне от тропинки росла высокая темно-зеленая трава, доходившая Элиссе до колен. Потянув за запястье, Элисса последовала за Габой в широкие поля. Они двинулись на север, огибая стены и направляясь к королевскому лесу. По мере приближения к лесу трава становилась все короче, и к тому времени, как они миновали ряды толстых стволов, она уступила место коврам опавшей листвы.

— Почему мы здесь? — Спросила Эллиса, потирая плечо свободной рукой, как будто ей было холодно. Она провела много ночей, слушая рассказы своих служанок о королевском лесу, о неверных девах, потерянных навеки, о доблестных рыцарях, заблудившихся в лесу, и о множестве злых разбойников и негодяев, с нетерпением ожидающих человека, достаточно глупого, чтобы войти в него в одиночку. Конечно, эти истории были только для того, чтобы держать детей подальше от леса, где браконьерство было достаточно серьезным преступлением, чтобы заслужить смерть. Зная это, она не могла побороть холодок, от которого у нее мурашки побежали по коже.

— Не задавай вопросов, когда должен знать ответ, — сказала Габа. — А зачем еще нам идти в лес?

Они убьют ее, поняла Эллиса. Перережьте ей горло и спрячьте тело, чтобы, когда Ирон спросит, Что случилось, ему сказали, что она уже мертва, когда ее найдут, ее кровь прольется на пол, а крысы будут грызть ее внутренности.…

Элисса подождала, пока Габа потянет ее за запястье, а потом, споткнувшись, дернула рукой в сторону. Внезапный рывок удивил безликую женщину, и тонкая рука Элиссы выскользнула. Она бросилась в противоположном направлении, молясь, чтобы ее не развернули в лесу. Ветви хлестали ее по лицу, а кусты, по которым они так легко ходили, внезапно вздымались и цеплялись за ее ноги и лодыжки. Ее одежда была тонкой и шелковистой — слабая защита от цепких пальцев леса.

Она не слышала крика за спиной, но знала, что безликая женщина бросится в погоню. Она представила себе, как Габа держит в левой руке зазубренный Кинжал, а правой тянется к волосам или воротнику платья. Один рывок, всего один рывок, и она споткнется и упадет.

Ее сердце воспарило, когда она увидела опушку леса. Деревья стояли все дальше и дальше друг от друга, и она бежала легче. Когда она осмелилась оглянуться, безликая женщина исчезла. Затем она оглянулась, и на ее пути возникла крупная мужская фигура.

Элисса вскрикнула, и когда грубые руки схватили ее за руки, она почувствовала, как ее ноги слабеют при мысли о том, что ее изнасилует низкорожденный негодяй.

— Элисса? — она услышала крик мужчины и на мгновение перестала дергаться. Ее глаза открылись (она и не заметила, что закрыла их), а потом она увидела, кто держал ее: Ирон Кулл со свежими царапинами на лице.

Облегчение сняло напряжение. Она обвила руками его шею и зарыдала у него на груди, бормоча что-то бессвязное о разбойниках, призраках и безликих женщинах.

— Она убьет меня! — закричала Элисса, когда немного пришла в себя. Она повернулась и указала туда, где Габа приближалась из леса, больше не бегая, а обтекая кусты и деревья, как будто ее мышцы были жидкими.

— Убить тебя? Почему? — Ирон взглянул на безликую женщину, и его правая рука потянулась к рукояти меча.

— Не будь дурой, — сказала Габа. Она указала на Элиссу. — Я везла ее в ваш лагерь, но она убежала, как ребенок.

— Ваш лагерь? — спросила Эллиса. Ее щеки вспыхнули. Она чувствовала себя дурой.

— Да, мой лагерь, — сказал Ирон. Он улыбнулся ей, и она почувствовала, что краснеет еще больше. Она осторожно прикоснулась к царапинам и, не почувствовав крови, поцеловала их.

— Прости меня, — сказала она. Она высвободилась из его объятий и присела в реверансе в своем грязном, порванном платье. Ее волосы были в беспорядке, и никакое быстрое вытирание с тыльной стороны руки не могло скрыть ее слез.

— Нечего прощать, — сказал Ирон, притягивая ее к себе и целуя в лоб. — Теперь все в безопасности. Все в порядке.

Ее рыдания возобновились. После долгих дней и ночей, проведенных в камерах, дрожа от холода и отчаянно нуждаясь в разговоре, она не могла вынести утешения и беспокойства в его голосе. Если он и был смущен, то виду не подал. Она почувствовала, как его руки сжались вокруг нее. Уткнувшись лицом в его шею, она не заметила, как он бросил холодный взгляд на Габу, которая только убрала кинжал в ножны и скрылась в лесу.

Я ожидал, что вы вернетесь раньше, — объяснил Ирон, когда они углубились в лес. Элисса сидела рядом с ним, тепло божественного огня согревало ее холодную плоть. Габа сидела напротив, держась подальше от огня.