Последний сон ее смертной души (ЛП) - Линкольн К. Берд

— И Марлин, — сказала я Кваскви. Что бы ни значило стать частью общества Портлэнда, какую бы защиту они ни давали, я хотела этого для своей сестры.

Ноздри Кваскви широко раздувались, только это показывало, что это шло не по его плану.

— Уверена? Это потом так просто не отменишь.

— Да, — сказала Марлин. — Я на это не соглашалась.

— Технически, я тоже, — сказала я. — Но я не буду делать это без тебя. Ты — хафу, как я.

Широкая улыбка затронула глаза Кваскви, в уголках появились морщинки. Две Хераи и бывший Вестник присоединились к обществу Портлэнда за одну ночь, когда папа так долго отказывал им. Это было переворотом.

— И ее сестру Хераи Марлин, — прогудел его голос.

Все вокруг нас были потрясены новостями, как я. Никто не знал, радоваться или убегать с криками. Кваскви кивнул в сторону крупного мужчины, и он начал медленно хлопать, звук заставил остальных подхватить волну аплодисментов. Леди за столом прокричала: «Добро пожаловать», — и вернулась на свое место, чтобы все шли в палатку, угощались и болтали. Кваскви повел нас к столу. Кен пошел следом, отряхнув колено.

— Представляю Хераи Кои, — сказал Кваскви леди за столом. — Это Маригольд Фишер.

Маригольд записала мое имя на стикере и передала его. Я подавила фырканье. Словно кто-то мог забыть, кто я и какая.

— Ты не такая, как я ожидала, — сказала она. — Элиза описывала тебя не такой… яркой.

«Ясное дело», — особенно когда Элиза следила за мной в колледже до того, как я узнала, кем была. До Кена. До снов драконов. Я выпрямилась.

— Где ваша дочь? — сказал Кваскви. — Она нужна мне как свидетель.

Дочь. Это была мама Элизы. Человек или Кобольд? Я присмотрелась сильнее, чем было вежливо. Ее темно-каштановые волосы сияли местами серебряными прядями, были собраны в строгий пучок. Ее решительный подбородок был чуть приподнят, а глаза были ярко-синими, как у Элизы. Я плохо умела отличать Иных от людей. Я не знала. Маригольд потянулась к моей руке, ее не остановило то, что я вздрогнула. Перчатки Кена позволили ей обхватить мою ладонь, окутать теплом — ощущение было новым.

— Ты поможешь найти гадов, сделавших это с моей Элизой?

Я хотела ответить на яростную любовь в этих глазах. Дзунуква, Джордж, Генри и Элиза. Они были теперь семьей. Кваскви знал, как сильно на меня повлияет то, что я стала частью Иных Портлэнда. Если он попросил бы меня сейчас забрать фрагмент у человека, типа Брайана, я бы не смогла отказать.

«Питу и его Нордваст Уффхейм лучше бояться».

Это ощущение, что вокруг было мое племя, и мою руку держал тот, кто принимал меня, хоть я их была странной, было тем, что я давно хотела. Кваскви меня понял.

— Да, — твердо сказала я. Кен рядом со мной цокнул языком. Марлин ерзала, ей было не по себе из-за связи с Питом и атаками. — Я помогу Кваскви, — я могла не только дать ему имя Пита и рассказать о татуировках, особенно, если Джордж или Генри видели что-то полезное, например, номер машины. Или если я снова схвачу Пита.

— Спасибо, — сказала Маригольд. Она поприветствовала Марлин, так же сжав ее руку, но величаво кивнула Пон-суме и Кену. — Идемте в палатку, — она помахала идти за ней. — Кваскви нужно представить тебя остальным, — она пронзила Кваскви взглядом. — Я приведу Элизу, когда она доберется сюда, но не утомляй ее. Она еще восстанавливается.

И мы оказались в палатке, меня представляли каждому, их лица и имена смешались в моей голове. Я не успевала запоминать. Пять минут представлений, и мои губы болели от улыбки. Я в панике взглянула на Марлин.

Она подвинулась ближе и вежливо говорила со всеми. Кваскви задумчиво посмотрел на нее, словно не понимал до этого, какой полезной она могла быть. Он вернул взгляд ко мне, Пон-сума и Кен были окружены теми, кто хотел узнать лучше ребят из Совета. Все спрашивали меня о папе или Кене. Их репутации соревновались между собой безумными историями. Почти все Иные знали, что папа жил тут, но они с Кваскви договорились, чтобы семью баку не трогали, и никто не знал, на что были способны мы с Марлин.

— Хватило? — Кваскви подошел и обнял меня одной рукой, перья его венца щекотали мою щеку и глаза.

— Она скоро взорвется, — сказала Марлин.

— Еще один, — Кваскви поднял руку. — Чтобы не потерять Кои от взрыва.

Крупный мужчина оставил место стража и подошел к нам. Его длинная борода шуршала о коричневую куртку. Он протянул волосатую руку, и моя ладонь смотрелась маленькой в этом рукопожатии, но он был осторожным и нежным, словно моя рука была птенцом.

— Я — Колыма, — сказал он гулким голосом.

— Ему нужно запомнить твой запах, — сказал спокойно Кваскви, словно это не нужно было объяснять.

— Кто ты? — вопрос вырвался раньше, чем мой перегруженный фильтр успел включиться. Кен говорил, что было грубо так спрашивать, но все знали, кем была я. Было не честно, что я осталась в неведении.

Колыма не был против.

— Я — Брат-медведь, — как Генри и Джордж.

Что-то горькое попало мне в горло. Ногти впились в ладони.

— Брат-медведь — название вида Иных, как кицунэ, вороны или кобольды, — сказал Кваскви. — Мы — семья, но Джордж и Генри — Кваквакавакв, а Колыма — Одул. Из Сибири.

Это не помогло мне прогнать стыд из-за того, что на его братьев напали из-за того, что неонацисты искали меня.

— Ладно, хватит, — сказал Кваскви тем, кто подходил к нам. — У нас есть дела.

Буря эмоций улеглась, и все стали выходить из палатки, Кваскви вел их. Кто-то постучал меня по плечу.

Еще один Брат-медведь, шрамы были на его голове, синяки под глазами, а рука была перевязана. Он грустно стоял в стороне. Я посмотрела в больше черные глаза, где почти не было видно белков. Джордж. Это был Джордж.

Кваскви замер, тревожно хмурясь.

— Не лучшее время, чтобы сказать ей.

— Что сказать?

Кваскви вздохнул и скрестил руки на груди, готовясь.

— Генри получил внутренние раны.

— Генри? Но он же в порядке? Да?

Джордж покачал головой, прижал кулак к сердцу и ударил пару раз. Его плечи дрожали без звука. Слеза покатилась из левого глаза по щеке к носу и осталась блестеть там.

Генри мертв? Я не могла это осознать. Разум отказывался понимать, что я уже не проедусь в Субару, игнорируя его болтовню, не услышу его бодрый голос. Кто теперь будет говорить за Джорджа?

Кен объяснял Марлин Братьев-медведей, но меня охватило непривычное желание обвить Джорджа руками, словно это могло утешить. Словно это могло загладить вину за то, что я не помогла еще тогда, в Замке ведьмы. Кислое сожаление подступило к моему горлу.

— Мне очень жаль, Джордж. Мне жаль.

Джордж отклонил голову, сжал пальцы как когти и взревел.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Звук сотряс столбики палатки, от него у меня заныли зубы, в нем звенели опустошение и потеря. Колыма тут же вернулся, крепко сжал Джорджа обеими руками. Рукав Колымы задрался, и стало видно металлическую руку. Джордж уткнулся лицом в плечо другого Медведя, его тело сотрясали всхлипы. В вакууме, созданном утихшим ревом, Кваскви быстро добрался до алтаря, зажег факел и отвлек взгляды на себя без слов.

Он широко развел руки. С вершины всех деревьев зазвенели вопли соек, они поднялись в ночное небо. Какофония звуков раскалывала голову. Они утихли, Маригольд сделала что-то, что потушило огоньки. Прохладная тьма давила на нас. Мы инстинктивно подобрались ближе к алтарю, единственным источником тепла был факел в руке Кваскви.

— Мы помним Дзунукву Ассу Лайч-квил-тач. Мы горюем, потеряв Генри Гала Вакашана, — произнес он. В толпе послышалось оханье. Это было самое сильное применение манипуляции к Иным после того, как Кавано из совета и Мурасэ из Восьмерного зеркала. Подрались словесно пару дней назад, но слова Кваски ударили холодным шоком ледяного душа. Горечь и боль из-под ребер расползлись к моим рукам, и пальцы замерзли и онемели под перчатками.

Он очаровал всех нас. Глаза Марлин были огромными, отражали сияние факела. Ее рот был чуть приоткрытым.