Хищник цвета ночи - Серганова Татьяна

— Обижать? Ты? Серьезно?!

— Вика…

Но меня уже было не остановить. И так чувствовала себя взвинченной после сна, балансировала на грани, так еще этот играл в рыцаря.

— А не поздно ли ты вспомнил о моих чувствах? Разве это не ты переспал с моей подругой за неделю до свадьбы?

— Я был пьян.

— Мне все равно.

— Ты еще помнишь, — как-то странно воодушевился Андрей. — Ты не забыла. Можешь притворяться равнодушной, но ты не забыла.

Я посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Конечно, не забыла. Я вообще предательства не забываю. И совершенно не понимаю, к чему этот разговор? Думал, стану лить слезы? Умолять вернуться? Так это я тебя бросила.

— Это греет тебе душу?

Какой-то странный у нас разговор. И такое ощущение, что мужчина меня совсем не слышит, летает в своих непонятных фантазиях.

— Андрей, — поставив кружу на стол, я поправила сползающий плед и очень медленно и четко произнесла, — три года назад ради Дашки и семьи я скрыла правду о нашей размолвке, позволила тебе все это время играть брошенного жениха. Но ведь могу и передумать. У меня к тебе только одна просьба: не трогай меня. И задушевных разговоров о прошлом я вести не хочу.

— Угрожаешь мне?

— Ставлю перед фактом, — поднимаясь, сказала я.

Ответить Андрей не успел.

В доме громко прозвенел звонок, сообщая о ранних гостях. Посмотрела на часы — всего половина седьмого утра. И кого это принесло?

— Кто это? — озвучил мои мысли бывший.

— А я откуда знаю.

Снова звонок. На этот раз более длительный и требовательный.

Да, утро понедельника по определению не могло быть хорошим.

Выглянув в коридор, я увидела отца, который, накинув на плечи куртку, вышел во двор встречать гостя. Но гостя ли?

— Что там случилось? — подойдя к окну, у которого уже стояла мама, спросила я.

— Не знаю. Кажется, это Дмитрич приехал, — нахмурившись, ответила она, продолжая тревожно всматриваться в происходящее на улице.

— Дмитрич? — переспросила я, подхватывая соскальзывающее с плеч покрывало. — Охранник? Что-то с магазином?

Пожилой мужчина работал в магазине дворником — открывал и закрывал двери, убирал снег, листья и мусор и был, как говорится, на подхвате.

— Я не знаю.

— Черт, — ахнула, чувствуя, как паника подкатывает к горлу. — Я быстро переоденусь и спущусь. Без меня ни шагу.

И побежала в комнату. Слава богу, здесь оставалась моя старая одежда — потертые светлые джинсы, темная водолазка с растянутыми локтями. Потому как идти в нарядах от кутюр было бы странно.

Подпрыгивая на одной ноге и пытаясь надеть носок, едва не падая, выскочила в коридор.

Уложилась в пять минут и почти успела.

— Где папа? Что случилось? — выкрикнула я, влетая в гостиную, в которой осталась женская половина нашей большой семьи. — Что-то с магазином?

— Вандалы изрисовали все стены и окна, разбили ступеньки, сломали перила, — произнесла тетя, которая ободряюще обнимала маму.

— Хорошо хоть окна целы, — пробормотала она.

Мама нервно сжимала в руках платок и тяжело вздыхала.

— Не разбили, потому что это было предупреждение, — отрезала Дашка. Растрепанная, в халате и пижаме, она нервно ходила из угла в угол. — И сигнализация сработала бы.

— А где все?

— На улице. Тебя ждут, — ответила мамуля. — Вы там осторожнее.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Мы справимся.

Надев свой пуховик, который лежал в шкафу, я выбежала в коридор. Жаль, с ботинками не повезло и пришлось обуваться в шпильки.

— Вик, давай быстрее! — нетерпеливо крикнул Лешка, стоило мне появиться на крыльце.

Он стоял у своей машины. Папа и дядя уже поехали с Андреем. Дмитрич тоже уехал.

— Бегу. — Шпильки заскользили на льду, и я чуть не упала, но с трудом смогла удержать равновесие.

Всю дорогу до города мы молчали. Из магнитолы лился тяжелый рок, а настроение было ниже плинтуса.

— Думаешь, это Морозов? — не выдержала я, когда до магазина оставалось совсем немного.

— Да какая разница. Доказать мы все равно ничего не можем, — не отрывая взгляда от дороги, процедил Лешка.

Самое обидное, что он был прав.

Отцовский магазин занимал первый этаж старенькой пятиэтажки, расположенной прямо на красной линии главного проспекта. Длинный, обклеенный огромными плакатами с изображением инструментов и строительных материалов, сейчас он был полностью изрисован черной краской — свастики, матерные слова и проклятия. Раскуроченные металлические перила, измятая жестянка мусорного бачка, выбитые плитки на ступеньках и очень много народу.

Смотреть на все это было страшно и больно. Ком встал в горле, хотелось закрыть глаза, чтобы ничего этого не видеть: разруху, вандализм, потерянное лицо отца, который уже вышел из машины и, сгорбившись, стоял у своего детища.

— Блин… — процедил Лешка, выбираясь наружу.

Вылезла следом, но подойти не решилась, продолжала неподвижно стоять. Холодный ветер трепал волосы, шапку я надеть забыла. Руки потянулись к капюшону, когда сзади раздался окрик.

— Надо же, столичная штучка явилась!

Морозов-младший стоял у огромного черного джипа, припаркованного чуть в стороне. Высокий, полный, во всем черном, с золотой цепью наперевес. Волосы подстрижены ежиком, что усиливало неприятное впечатление вкупе с массивной челюстью и приплюснутым носом.

Наши его не видели, занимались осмотром и подсчетом нанесенного урона.

Поправив куртку, я нехотя подошла ближе. Здесь, у всех на виду, этот отморозок ничего мне не сделает.

— Морозов, — холодно кивнула, пряча руки в карманы куртки.

— Вика-Вика-Виктория, — насмешливо протянул он, осматривая меня с ног до головы поросячьими глазками. — Все хорошеешь.

— Пришел полюбоваться на дело рук своих?

— Я тут ни при чем, крошка.

— Ну конечно, не в твоих правилах руки марать. Предпочитаешь отдавать приказы и стоять у руля.

— Есть доказательства? — спокойно уточнил он и плотоядно оскалился.

— Что тебе нужно?

— Я не знал, что ты в городе.

— А я должна была сообщить?

— Говорят, что за холодной внешностью скрывается очень горячий темперамент, — продолжил мужчина. — Давно хотел узнать, так ли ты темперамента.

— Пошел к черту, — процедила в ответ и собралась уйти, но, подавшись вперед, он неожиданно схватил меня за руку.

— Куда собралась? Я еще с тобой не закончил.

— Руки убрал.

— Ты же понимаешь, что это лишь предупреждение и дальше будет хуже? Но я могу уговорить отца передумать, если ты будешь хорошей девочкой. Послушной и кроткой.

Сомневаюсь, что его папочка согласится на подобное. Младшенький просто захотел под шумок не только магазин получить, но и поиметь недоступную дочку хозяина.

Ублюдок!

— Руки убери! — вновь процедила я.

На нас уже начали обращать внимание. Еще чуть-чуть, и вмешаются родные, а мне этого не хотелось. Из машины выбрались два амбала, и дело могло закончиться очень плохо.

Господи, если бы я знала, что этот урод запал на меня, никогда бы не подошла. Ведь раньше даже намека на подобное не было.

Ладонь, сжимающая локоть, усилила нажим, и я зашипела от боли. Ведь точно синяки останутся, и куртка не спасет.

— Ты меня услышала? — прогрохотал Морозов-младший.

— Пусти!

Мне все-таки удалось вырваться из захвата, отступить на шаг и презрительно оглядеть мужчину.

— Губу закатай, урод. У вас ничего не получилось и не получится. И на вас найдется управа.

— Стерва. Ничего, — зло усмехнулся мужчина, — ты еще пожалеешь о своих словах. Я заставлю тебя пожалеть.

— Вика? — К нам спешил папа. — Вика, что происходит?

— Ничего, все хорошо, папа, — поворачиваясь к отцу, ответила я и попыталась улыбнуться.

Он не должен был увидеть страх в моих глазах. Даже намек.

— Что ты ей сказал?

— Все хорошо, — повторила я, перехватила папу и увела в сторону. — Пойдем. Не стоит с ним связываться.

Мы все понимали, что это лишь начало, предупреждение о том, что дальше будет только хуже, намного хуже.