Его неугасимое счастье начало злить Джоакина. В конце концов, идет война, гибнут люди. Пускай мы побеждаем, но где хоть капля сочувствия к чужому горю? Джоакин произнес:
- Милорд, шаваны разграбили город Лид.
- Вот как… - Шейланд продолжал обнимать деток, теребя косматые головки.
- Они вышибли ворота, ворвались, стали грабить и насиловать. Барон Доркастер мог остановить их этим декос… Голосом Бога, но Мартин стащил у него Предмет.
- Ай, дядя Марти! Вот негодник! – граф не оставлял своих нежностей.
Джоакин сорвался:
- Жители Лида – это ваши подданные! Разве можно так?!
Граф доверительно склонился к детишкам:
- Милые мои, давайте подумаем вместе. Сир Джо говорит, что шаваны ограбили Лид. Жителям города, конечно, неприятно. Но плохо ли это для нас? Как вы считаете?
- Лидцы плохие, они на тебя очень зло смотрели, - сказал мальчик в лисьей шубке.
- А шаванам нужны трофеи, иначе они злятся, - добавил крепыш в тулупе.
- Молодцы! – похвалил Шейланд. – Я добавлю кое-что. У меня есть два сильных полководца: дядя Рихард и дядя Пауль. Между ними наметилась ссора: дядя Рихард хочет править Севером, а шаваны дяди Пауля хотят Север ограбить. Я не могу угодить обоим сразу, значит, кого-то придется обидеть. Но что я вам говорил про полководцев и обиды?
- Полководцев не надо обижать! Особенно тех, кто служит нам!
- Верно, солнышко. Поэтому очень хорошо, что дядя Марти в мое отсутствие впустил шаванов в Лид. Шаваны получили, что хотели, и теперь довольны. Даже больше: они разогрели аппетит и накинутся на Первую Зиму с удвоенной силой. А дядя Рихард, конечно, разозлится – но не на меня, а на Пауля и дядю Марти.
- На тебя никто не злится, дядя Вит. Все тебя очень любят!
Граф сказал тише, доверительней:
- Я скажу больше, лучики мои. Нам так и нужно, чтобы Лед злился на Пауля. Когда дядя Рихард начнет править всем Ориджином, он станет довольно силен. Но стоит ему хотя бы подумать о бунте – я натравлю на него Пауля. А стоит шаванам взбунтоваться – я натравлю на них Льда. Помните поговорку? Разделяй и властвуй…
От слов графа Джоакин ощутил облегчение. Он возразил, но скорее для формы:
- Милорд, там же люди, а мы – воины добра! Нельзя обижать простых людей…
- Наивный мой сир Джоакин, - сказал Шейланд более снисходительно, чем говорил с детьми. – Мы в Ориджине, я не видел тут ни простых, ни невинных.
- Но это же зверство…
- Напомню: я – твоя совесть, солдат. События в Лиде отвечают моим планам. Больше ничего тебе не нужно знать.
Пожалуй, это было лучшим утешением из возможных. Граф принял на себя всю ответственность – и Джоакин сбросил бремя с плеч. На душе осталась только слабая печаль.
- Так точно, милорд.
В эту минуту к ним подошел граф Флеминг. Пригладив бороду, отвесил Шейланду поклон.
- Избранный, ваша речь лишний раз явила вашу святость. Прошу, выслушайте: я должен принести покаяние.
Стрела - 12
Конец ноября 1775г. от Сошествия
Герцогство Ориджин
- Что за дерьмо… - начал Мартин Шейланд, когда в блеклом свете фонаря рассмотрел лицо герцога. – Ориджин?
Эрвин застыл, окаменел на месте. Он не боялся ни Перста, ни смерти, ни чего-либо в целой вселенской спирали, поскольку рука сестры касалась его плеча. Однако умом ясно понимал, что обречен. Мартин – опытный стрелок, ему хватит секунды, чтобы испепелить двух Ориджинов. И нет ни единой причины, чтобы этого не сделать.
- Эрвин София Джессика рода Агаты, герцог Первой Зимы, - отчеканил он, широко расправляя плечи в нелепой попытке закрыть Иону собой.
- Герцог Эрвин! – повторил Мартин. – Герцог, сука, Ориджин!
С Мартином что-то происходило. Сложно понять в тусклом мерцании Перста, но его лицо менялось. Губы расползались и дрожали, глаза лезли из орбит, кадык прыгал вниз и вверх.
- Эрвин Ориджин! Непобедимый герцог Первой Зимы! Я поймал тебя, ну!
Теперь стало ясно: Мартин хохотал от восторга, задыхался, переполненный счастьем.
- Я тебя поймал! Ты сломал все планы Вита, дважды обманул Рихарда, ранил Пауля. Они все – все они, сука, - боятся тебя! А я пришел – и поймал!
Это было безграничное торжество. Триумф человека, не знавшего ни единой победы. Богатство имперской казны, попавшее к нищему.
- Ты – мой трофей, ну! Я победил, я окончил войну, я поймал тебя. Я!..
Он опьянел, - подумал Эрвин и осторожно потянулся к кинжалу.
В тот же миг Мартин сделал шаг назад. Кадык перестал дрожать, лицо затвердело, глаза страшно сверкнули:
- Э, нет, даже не думай! Кинжал – на пол!
Эрвин вынул его из ножен.
- На пол, говорю!
Эрвин примерился: метнуть? Взгляд Шейланда не оставлял сомнений: он успеет выстрелить. Сталь звякнула о камень. Ради сестры я сдохну на глазах у сестры.
- Ты очень опасный зверь, - сказал Мартин. – Но я – хороший охотник, свой трофей не упущу. На колени.
Эрвин не шелохнулся.
- Ударю ей плетью в живот, выверну кишки. Будет подыхать часа три, не меньше. На колени, гад!
Герцог Ориджин коснулся коленями пола.
- Руки за голову, ну!
Ладони легли на затылок.
- Собака, эй, собачка-а!
- Гав, гав! – покорно откликнулась Иона.
- Что ты сделаешь, чтоб я его не убил?
Она завыла, как волк на луну.
- Руку будешь лизать?
Сестра высунула язык.
- Ошейник наденешь?
Она задрала подбородок, подставив белую шею.
- Кость погрызешь?
- Ты не даешь костей, - Иона заскулила, с пугающей точностью подражая голодному псу. – Хозяин не любит свою собаку…
- Ты была плохой собакой, слышишь? Вообще-то, я пришел тебя пристрелить.
Она заскулила вновь, крутанула бедрами, будто пытаясь вильнуть хвостом.
Эрвин только подумал о мече, как Шейланд пнул его в бок и опрокинул на пол.
- Я тебя насквозь вижу! Молчи, не шевелись. С собакой говорю.
- Гав! Гав! Гав! – покорно, подобострастно залаяла Иона.
- Будешь снова плохой собакой?
- Э! Э! Э!.. – она завертела головой, завиляла хвостом.
- Хочешь, чтобы пожалел?
- Гав! Гав!
- Лижи руку. Хорошо лижи, тогда пожалею.
Иона высунула язык во всю длину. Мартин протянул ей левую руку, целясь правой в Эрвина.
Она схватила его ладонь, слегка потянула к себе. Лицо Мартина приблизилось к прутьям. Тогда Иона отдернула рукав платья и показала Шейланду свое предплечье.
То, что произошло дальше… Такое бывает, Эрвин точно знал. Он даже планировал, он сам это придумал! Но тем не менее…
Мартин Шейланд изменился в лице. Челюсть отпала и задрожала, глаза наполнились слезами, мышцы напряглись в гримасе боли. Он шатнулся прочь от клетки, но Иона продолжала держать руку на виду, и Мартин смотрел на нее. Не мог не смотреть. Он отдал бы все, чтобы отвернуться: брата, мать, отца, собственные кишки – но не мог!
- Нет! Неееет!
Голос звенел бесконечною обидой. Младенец, отнятый у матери и брошенный в могилу, не плакал бы так горько, как Мартин Шейланд.
- Нет же! Нечестно! Нельзя…
Он рухнул на колени, перекатился на бок, свернулся в позу зародыша. Сквозь рыдания с трудом различались слова:
- Пожалуйста, нет… Так нечестно…
Затем Мартин стащил с руки Перст Вильгельма и бросил Ионе.
* * *
На сей раз Эрвин не допустил ошибки и не позволил себе расслабиться. Быстро спросил:
- Пыль от Гвенды?
Сестра кивнула, а он уже был на ногах и направлял Глас Зимы в горло Шейланда.
- Как управлять Перстом?
Вместо ответа Мартин всхлипнул. Иона сказала:
- Я умею.
Тихо шепнула что-то, и Перст Вильгельма наделся на ее предплечье.
- Стрелять тоже умеешь?
Она прищурилась, нацелив руку в замок решетки, сказала слово. Замок разлетелся, решетка открылась нараспашку. Миг спустя Иона была возле брата.
