Хроники Тамула. Трилогия - Эддингс Дэвид

Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.

— Что с тобой? — спросила Сефрения, крепче прижимая ее к себе и бережно укачивая.

— Они убивают моих детей, Сефрения! — прорыдала Афраэль. — По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!

— Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, — сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. — Мне нужно поговорить с Тысячей.

— Я понимаю, что это разбивает ей сердце, — сказал Вэнион, — но ведь она не может на самом деле умереть, правда?

— Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны со своими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок, попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.

Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцом крышки.

— Откройся! — произнес он куда резче, чем хотел бы.

Крышка со щелчком открылась.

— Голубая Роза, — сказал Спархок, — у нас беда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей. Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета у Тысячи Стирикума касательно ее исцеления.

— Я исполню все, как ты велишь, Анакха, — прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутная неуверенность. — Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие к тебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?

— Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, Голубая Роза.

— Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касалась меня нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар ее касания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабы могла она исцелиться.

Мир всколыхнулся, померк — и все трое увидели, что стоят перед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началась раньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотым пламенем.

— Подождите меня здесь, — сказала Сефрения Спархоку и Вэниону. — Не будем дразнить горячие головы новым явлением эленийцев в зале Совета.

Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.

— Нет, Анакха, — проговорил Беллиом, вновь говоря устами Вэниона. — Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.

— Как пожелаешь, Голубая Роза, — вежливо ответил Спархок.

Сефрения вошла в чертог.

— Здесь похолоднее, — заметил Вэнион, кутаясь в плащ.

— Да, — согласился Спархок, — Сарсос куда севернее Материона.

— Тему погоды можно считать исчерпанной. Не волнуйся, Спархок. Сефрения обладает большим влиянием на Совет Тысячи. Уверен, они согласятся ей помочь.

Они ждали, и время тянулось невыносимо.

Прошло не меньше получаса, когда Спархок вдруг ощутил, как по Беллиому прошла сильная дрожь, даже судорога.

— Ступай со мною, Анакха! — Голос Вэниона прозвучал отрывисто и резко.

— В чем дело?

— Пристрастие стириков к бесконечным разговорам будит во мне недовольство. Должен я обратиться через Тысячу к самим младшим богам. Болтуны сии проговорят до самой смерти Афраэли! — Страстность, прозвучавшая в голосе Вэниона, поразила Спархока.

Он поспешил за своим магистром, который размашистым, совершенно не свойственным ему шагом не вошел, а ворвался в здание. Бронзовые двери залы Совета были, по всей видимости, заперты, и это стало очевидно по скрежету разорванного металла, когда Вэнион резко распахнул створки.

Сефрения стояла перед Советом, умоляя о помощи. Прервав себя на полуслове, она пораженно, не веря собственным глазам, воззрилась на вломившегося в залу Вэниона.

— Мы не допустим сюда эленийцев! — завопил по-стирикски на дальней скамье один из советников, вскочив и замахав руками.

И тут в зале воцарилась мертвая тишина. Вэнион начал расти, стремительно увеличиваясь в размерах, и его громадную фигуру очертил, становясь все ярче, ослепительно-синий ореол. Вспышки молний хлестали из этого сияния, и раскаты грома оглушительным эхом отбивались от выложенных мрамором стен. В глазах Сефрении, устремленных на Вэниона, появился благоговейный страх.

Повинуясь беззвучным словам, которые только он один и мог расслышать, Спархок высоко поднял ослепительно сверкавшую Сапфирную Розу.

— Узрите Беллиом! — прорычал он. — И внемлите его мощному гласу!

— Внемлите словам моим, о Тысяча Стирикума! — Голос великана, который миг назад был Вэнионом, был оглушающ и необъятен. Такому голосу вняли бы сами горы, волны и бури застыли бы, едва услышав его. — Буду я говорить с вашими богами! Слишком ничтожны вы, погрязшие в нескончаемой болтовне, дабы доверять вам сие важнейшее дело!

Спархок моргнул. Похоже, дипломатия не была сильной стороной Беллиома.

Один из облаченных в белое советников вскочил.

— Возмутительно! — заорал он, негодующе брызжа слюной. — Мы не станем… — И вдруг исчез, а на его месте возник смущенного вида персонаж, которого явно отвлекли в разгар купания. Нагой и мокрый, он ошеломленно воззрился на окруженного синим ореолом великана и сверкающий камень в руке Спархока.

— Ну, знаете ли… — возмущенно начал он.

— Сетрас! — резко проговорил необъятный голос. — Как глубока любовь твоя к родственнице твоей Афраэли?

— Это уже вовсе не по правилам! — возмутился юный бог.

— Как глубока любовь твоя к ней? — настаивал неумолимый голос.

— Конечно, я ее обожаю. Все мы ее обожаем, но…

— Что бы отдал ты, дабы спасти ее жизнь?

— Все, что она попросит, конечно, но разве ее жизни может грозить опасность?

— Ведомо ли тебе, что Заласта Стирик — предатель? Со скамей Совета донеслись изумленные вскрики.

— Афраэль говорила об этом, — ответил бог, — но мы решили, что она преувеличивает. Ты же знаешь, какая она.

— Истинно говорила тебе Афраэль, Сетрас. В сей самый миг приспешники Заласты убивают в далекой Эозии детей Афраэли. С каждой смертью умаляется и слабеет сама Афраэль, и, ежели не прекратится сие, скоро ее не станет.

Бог по имени Сетрас оцепенел, глаза его вдруг вспыхнули.

— Чудовищно!

— Что отдашь ты, дабы она жила?

— Свою собственную жизнь, ежели будет на то нужда, — торжественно ответил Сетрас.

— Согласишься ли ты одолжить ей собственных своих почитателей?

Сетрас воззрился на сияющий Беллиом, и его лицо исказилось страданием.

— Поторопись, Сетрас! С каждым мигом жизнь Афраэли убывает.

Бог глубоко вздохнул.

— А другого выхода нет? — жалобно спросил он.

— Нет. Жизнь Богини-Дитя поддерживается одной лишь любовью. Дай ей на время любовь детей своих, дабы могла она исцелиться.

Сетрас выпрямился.

— Я сделаю это! — объявил он. — Сделаю, хоть и ранит это мое сердце! — Выражение решимости промелькнуло на лице божества. — И заверяю тебя, о Творец Миров, что не только мои дети поддержат своей любовью жизнь возлюбленной родственницы нашей. Все мы, равно поделимся с нею.

— Так решено! — Беллиому, похоже, очень нравилось это выражение.

— Э-э… — начал Сетрас слегка обеспокоенно, снова выпадая из архаического стиля речи. — Но ведь она потом отдаст их?

— Ручаюсь тебе в том своим словом, Божественный Сетрас! — с улыбкой заверила его Сефрения.

Юный бог явно вздохнул с облегчением, но тут же глаза его сузились.

— Анакха! — решительно окликнул он.

— Слушаю тебя, божественный.

— Надобно позаботиться о том, чтобы защитить уцелевших детей Афраэли. Как лучше сего достигнуть?

— Скажи им, чтобы укрылись в орденских замках Церкви Чиреллоса, — сказал Спархок. — Там им не будет грозить никакая опасность.

— Кто повелевает сими рыцарями?

— Архипрелат Долмант, я полагаю, — с сомнением ответил Спархок. — Он представляет высшую власть в Церкви.

— Я поговорю с ним. Где мне искать его?

— В Базилике, Божественный, в городе Чиреллосе.

— Я отправлюсь туда, дабы обсудить с ним сие дело.

Спархока едва не хватил удар при мысли о теологических тонкостях подобного заявления. Затем он пристальнее взглянул на Сефрению. Она все так же смотрела на Вэниона с благоговейным ужасом. Затем так явственно, что Спархок почти услышал щелчок, Сефрения приняла решение. Ее лицо, все ее существо говорили об этом яснее всяких слов.