Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес"

Я бы мог поклясться самой страшной клятвой, что ничегошеньки не подстраивал в том злосчастном дне, да только вот — кому и зачем мне клясться, когда я и так знаю истину и не нуждаюсь в оправдании и одобрении своим поступкам и помыслам? Одним словом, все завернулось в ураган без моего участия. Юная маркиза была необычайно смела и самоуверенна, вдобавок, она обладала большими способностями в магических искусствах, не без оснований полагая, что они послужат ей надежною защитою против… затруднений всякого рода, случающихся даже на птеровой охоте, и против прочих невеликих угроз бытия. Да и о чем говорить — какие могут быть опасности в самом сердце империи, в угодьях Его Величества? Однако, случилось маловероятное: кобыла, внезапно испугавшись чего-то, унесла свою хозяйку вдаль, в безлюдье, споткнулась и сбросила всадницу прямо возле ручья, у входа в небольшую пещеру, где таились голодные нафы… Одиннадцать мерзких проголодавшихся тварей! Куда смотрели королевские егеря??? Узнай об этом прискорбном недоразумении Его Величество — головы бы градом посыпались со всех ступенек егерской придворной иерархии, но — не узнал. Итак, наша маркиза шлепнулась спиной о мягкую, покрытую сочными травами землю, и не расшиблась до смерти, но на некоторое время потеряла способность дышать и говорить, чем немедленно воспользовались нафы: они бросились на несчастную девушку и растерзали бы ее в клочья, ибо светлый день, так нелюбимый демонами подземелий, лишь заставил их замешкаться, но не остановил. Да, так оно все и случилось: лютый, никогда и ничем не утоляемый голод погнал их вон из пещеры, жестокие солнечные лучи и наспех сотканные руками девушки бессловесные заклятья пребольно терзали нафьи тела, нафы стонали и выли, но шаг за шагом придвигались все ближе… Они бежали во всю свою прыть, и ночью скорость их бега не уступала бы лошадиной рыси, в то время как в дневной действительности они едва ползли…

Двое влюбленных рыцарей также были приглашены сопровождать дам на птеровой забаве, и уж понятно, в каком именно месте охоты гарцевали их лошади… Оба они одновременно услышали вскрик маркизы Ореми и завывания нафов, оба помчались во весь дух, на выручку, окрыленные ужасом и любовью! И опоздали: первый наф, самый рослый и сильный из всей шайки, преодолел нестойкую магическую защиту девушки и со всего размаху ударил ее когтями! Князь Та-Микол и рыцарь Санги Бо видели это, но даже любовь и страх за девушку не помешали им действовать как положено в бою: решительно, скоро, без суеты, распределяя очередность своих действий по разуму, а не по суетному движению обезумевших от горя сердец! Секиры обычной стали здесь не были годны, пришлось выхватить рыцарские, напоенные магией мечи. За считанные мгновения порубили они в липкую слякоть всю неполную дюжину демонов, оба, не сговариваясь, подхватили маркизу и отнесли на солнце, подальше от ядовитых останков.

Князь Та-Микол посмотрел на истерзанное тело девушки и руки его, приготовленные вязать в воздухе кружева лечебного колдовства, задрожали.

— Дигги! Воды, скорее!

Санги Бо отдал приказ — младший друг его правильно расслышал и понял: Санги знает, что делать, и Санги гораздо лучший колдун.

Князь сорвал с себя шапку, подхватил еще одну, что ему бросил Санги Бо и помчался к ручью. У каждого из них в седельных мешках были фляги с водой, но это надо было поймать испуганных лошадей, терять драгоценное время, а ручей в двух шагах… Санги поспешно колдовал, перемежая богохульствами слова заклятий, холодный пот немилосердно щипал ему глаза, но руки его были тверды, без малейшей дрожи в плечах и в пальцах. Князь сумел подстроиться под действия друга и помогал ему, как умел, в меру всех своих магических сил. Не так уж это много в сравнении с Санги, но все-таки… Рыцарь Санги Бо в те поры еще не был столь искушен и мудр, как святой отшельник Снег многие десятилетия спустя, но и тогда он был по-настоящему силен в магических искусствах: нафьий яд уничтожен бесследно, кровь остановлена и даже частично восполнена за счет приколдованной воды… Но грудь девушки, но лицо ее… Безобразные красно-лиловые шрамы во всех направлениях исчерчивали некогда прекрасные черты… Лоб, нос, щеки, губы, горло, грудь, одна и вторая… Колдовством такое не убрать, нужны лекарства посильнее. Впору было сойти с ума и потерять чувство — кто будет любить урода?

— Я буду! — подумал про себя князь Дигори.

— Перекорю Судьбу! — подумал про себя Санги, а сам сказал вслух:

— Дигги, поддерживай в ней жизнь и сон, я поищу травы, время еще есть!

Да, оставалось некоторое, совсем небольшое время до того мига, когда телесные изменения станут необратимыми…

Санги Бо бежал по траве на четвереньках, с кинжалом в зубах, время от времени поднимая голову, чтобы определиться — где ему вероятнее искать волшебную траву Зор, именуемую в простом народе Мертвой травой… Велика целебная сила этой блеклой и низенькой травки, и если подкрепить ее всею колдовской мощью Санги Бо, всею страстью влюбленной души… Санги чуть было не ткнулся носом в чужие сапоги и задрал голову, все еще свободный от гнева, весь еще в поиске…

— Мертвую ищешь? Ну, на тебе пучок, свеженькая Зор. А зачем тебе? Против царапин поможет, против глубоких шрамов — вряд ли.

Санги выпрямился, мягко, но очень быстро, одного мига ему хватило, чтобы ощупать взглядом нежданного собеседника и оценить обстановку. Незнакомец был повыше его почти на ладонь, пошире в плечах и помоложе на вид, никаких сословных знаков различия в одежде, разве что меч за спиною… Ох, не простой меч… Черная борода по грудь, еще более черный зрак. Телесной мощью от него веет, волшебной — нет. Но странный этот незнакомец слишком хорошо осведомлен о только что случившемся, стало быть, отсутствие запаха волшбы и маны от незнакомца — показатель великой силы, а не простецкости его.

— Ты бог? — напрямую спросил его Санги, принимая вожделенную траву из руки незнакомца в свою руку, ибо некогда было присматриваться и притираться в беседе, ибо время, время, время истекало… Кинжал, вынутый изо рта, небрежно висел на двух пальцах свободной руки… так… на всякий случай… Санги Бо всегда был готов убивать подозрительных незнакомцев, даже я почти опасался его.

— Не беспокойся о времени, я его чуточку приструню, пока мы с тобой ведем разговор. Да, Санги, поговорим, если ты не против? Нет, я не бог. Но я достаточно смышленый малый, чтобы на равных поддерживать с тобою высокоученую беседу. Травка сия, даже подкрепленная всеми твоими хлипкими заклятьями, уберет с тела девушки несколько неглубоких бороздок, всего лишь. Основные шрамы до конца жизни будут украшать ее прекрасное чело, чудные перси, восхитительную шею…

— Зачем ты говоришь мне все это?

— Ну… да просто, чтобы ты знал, никаких особых целей я не преследую. По глазам, по высоте лба видно, что ты испытываешь непреодолимую тягу к познанию, вот я и решил тебе подсказать.

— Благодарю. Я чую твое странное могущество, незнакомец, и без обиняков спрашиваю: поможешь?

— А разве я уже не помог тебе, передав целебный травяной пучок, приоткрыв завесу над грядущим?

Санги оглянулся по сторонам, в беспомощном гневе: окружающее застыло, безмолвное и неясное, зыбким коконом из тумана, сквозь который ничего не рассмотреть, никуда не пробиться… Только эта ухмыляющаяся бородатая рожа.

— Мне этого мало, незнакомец. Я… отблагодарю, чем смогу.

— Что значит — мало? Девушка жива, и спас ее именно ты, мечом и умением. Она выздоровеет и ее ждет долгая, долгая жизнь, среди богатства и почестей. Она будет жить, воин, и без моей помощи!

— Нет! Мне мало этого! Я хочу, чтобы вовеки жила ее красота!

— Ты хочешь невозможного. Она смертна, а, стало быть, бренна.

— Я хочу, чтобы красота вернулась к ней! Я люблю ее!

— О, человечишки… Вот, смотри, людишок, даже здесь, будучи по уши в муках горя и любви, ты думаешь прежде всего о себе. Нет, ну как же: такой знатный рыцарь, воин, воитель — и вдруг вожделеть о калеке! Уродливой, беззубой, не умеющей без потешного присвиста и шепелявостей прошептать слова любви разорванными губами… Ай!