Купчиха (СИ) - Стриковская Анна Артуровна

Остальные, радостно переглядываясь, тихонько покинули сарай: Тео с Мельхиором было, что рассказать, а делать это всегда лучше без детских ушей.

Мельхиор сообщил, что им удалось повязать всех людей Хельмута с ним во главе: сейчас они лежат в пристройке, куда хозяева убирали на зиму садовый инвентарь. На всякий случай маг их снова усыпил, чтобы ни у кого не возникло даже поползновений к побегу. Эльза осталась в доме и сейчас лежит: её сильно побили, синяки по всему телу, но, к счастью, внутренних повреждений нет.

Если кто боится, что это было нападение на стражу при исполнении, то может успокоиться. Ситуация поменялась: сейчас сам Хельмут — человек вне закона. Как так случилось лучше расскажет тот, кто всё видел собственными глазами.

После всеобщих охов и ахов Теодор вкратце изложил то, чему был свидетелем в городе. Эгон занят королевскими войсками, графиня скорее всего арестована, сейчас командует там правая рука короля, знаменитый герцог фар Ниблонг или, как его зовут в народе, "королевский крокодил". Какой приказ ему отдал король Губерт, неизвестно, но все знают: крокодил наводит порядок в соответствии со своими представлениями о нём, которые зачастую сильно отличаются от общепринятых. Считается, что он правая рука короля, но в делах он держит только одну руку: свою собственную.

Отдельно Тео остановился на том, что предшествовало явлению фар Ниблонга и высказал мысль: в городе уже не первый день находились его агенты, с которыми герцог держал постоянную связь. По крайней мере одного он видел собственными глазами в трактире. То есть, обо всём, что тут творилось, ему хорошо известно.

Никто не стал возражать и спорить, все согласились с его выводом. Остался только один вопрос: что теперь делать? У Теодора, Виолы и Мельхиора разногласий не было: бежать как можно скорее, стараясь, чтобы их не поймали. Ульрих же сомневался.

— Этот фар Ниблонг прибыл, чтобы прекратить бесчинства, чинимые графиней и её людьми. Он должен восстановить меня в правах. Надо идти к нему, а в качестве жеста доброй воли выдать Хельмута.

Его прекрасные глаза цвета грозового неба сейчас сияли синевой. Он торжествующе улыбался. Все остальные переглянулись и воззрились на него, как на ненормального. Мужчины молчали, зато Виола не стала скрывать своих сомнений:

— Ты уверен, что герцог прибыл именно для этого? Это королевский-то крокодил?

Глава 23

* * *

Когда до Ульриха дошли слова Виолы, он вдруг побледнел как полотно. Вспомнил сразу всё: и как одним махом отправились на тот свет его отец и старший брат, и как сам потерял силу и чудом жив остался, и последнее нападение Давенеи, которое вполне могло закончиться для него трагически… Вот откуда тогда вылез коварный барон? Они с Гедвигой подавали на него жалобу, вполне обоснованную, с доказательствами. Только ответа на неё так и не пришло, а с Давенеи все обвинения как с гуся вода. Если бы он не почувствовал безнаказанности и не начал действовать на территории чужого королевства, то ему всё сошло бы с рук. Ульриху повезло, что он попался элидианским магам, которым чужое баронство и покровительство Губерта всё равно что старые подштанники. Они уничтожили преступника. А если бы отпустили?

Как только он вспомнил всё это и соспоставил одно с другим, бледность сменилась жарким румянцем стыда. Ему совестно было смотреть Виоле в глаза: он выставил себя перед ней глупым, наивным птенцом, не понимающим, что насыпанные в верёвочной петле зёрнышки — это ловушка. Никак он не избавится от своей проклятой наивности.

А всё потому что ему всегда безумно хотелось, чтобы люди относились к нему хорошо, любили. Стоило кому-нибудь проявить хоть чуточку человеческой теплоты и участия, и он сразу записывал его в хорошие люди. Тот же Давенеи… Отвёз учиться, подарил сахарного петушка на палочке — благородный друг и покровитель. Как потом ему больно было узнать, что именно добрый дядя Готфрид заплатил за его, Ульриха, уничтожение. А мачеха! Он тогда так радовался, что нашёл с ней общий язык. Она с готовностью пошла ему навстречу, отпустила доучиваться и приняла на себя бремя управления. Можно подумать, Ульрих не знал, что именно ради этого бремени она всё и затеяла. Не был с ней знаком и не представлял, какона воспользуется властью. Нет, прекрасно всё понимал, но закрывал глаза. Даже не потому, что это было ему выгодно, а потому, что Гедвига впервые в жизни была с ним мила и ласкова.

А сейчас в нём проснулась подсознательная вера в то, что король — отец своих подданных и не может желать им зла, а уж его посланец и вовсе воплощение высшей справедливости. Услышав о явлении в Эгон герцога Ниблонга, он готов был бежать к нему сломя голову, чтобы тот наконец расставил всё по местам. Только не подумал заранее, по каким.

Король явно не благоволил к роду Эгонов и желал смены рода на более лояльный. Почему? Для Ульриха это так и осталось тайной. Наверняка знал отец, вероятно, ещё Гедвига могла догадываться… Как бы там ни было, но один-единственный вопрос Виолы открыл юному магу глаза: никто не заинтересован в том, чтобы он получил наследство своих предков. Кроме Гедвиги, разумеется, но она так проштрафилась, что теперь её мнение не стоит и ломаного гаста. Хорошо, если сошлют в обитель Мудрой девы, которая, хоть и числилась школой жриц, но на самом деле с давних пор являлась местом заточения преступниц против власти короля. А могут и головы лишить, Губерт на это прост, скидку на пол и возраст не делает. Пять лет назад казнил семейство графов Дейчернских, говорят, что за государственную измену, а там кто его знает. Но факт остаётся фактом: в живых не осталось никого, король не пощадил ни женщин, ни детей, которые никаким боком не могли быть замешаны в измене. Так чем Гедвига лучше?

Удивительно, но ту же историю вспомнил и Теодор. Он сказал:

— Парень, я, конечно, понимаю, у тебя права на это графство. Но поверь опытному человеку: жизнь дороже. Тем более, ты во-первых бастард, а во-вторых маг, держаться за старые стены тебе незачем. Думаешь, старый крокодил тебя пощадит и посадит повелевать здешними богатствами? Вспомни про Дейчерн: когда Ниблонгу понадобилось графство для мужа второй дочери, от тамошней династии следа не осталось. Всех порешили, даже детишек малых не пощадили. Не король туда ездил разбираться, крокодила своего послал.

— Откуда вы…, - вскинулся было Ульрих, но Тео горько рассмеялся:

— Да кто ж этого не знает? В Гремоне, правда, об этом вслух предпочитали не говорить, а в Элидиане газеты в открытую писали: Дейчерн-то стоит на границе и люди оттуда бежали не куда-нибудь, а под крылышко к нашему королю. В общем, даже у нас знают, кто такой герцог фар Ниблонг. Торопиться к нему тебе незачем: это же ты выдал Гедвиге документ, на основании которого она тут правила?

И вот тут-то Ули действительно схватился за голову. Как он об этом не подумал? Эта проклятая доверенность! Ведь на её основании его теперь можно обвинить в чём угодно, а ему даже защититься нечем. Надо же было так подставиться! Идиотом жил — идиотом и умрёт.

Права Виола: надо бежать и как можно скорее, в смысле быстрее.

Тут из сарая вышел Стефан с подойниками, полными молока. Поставил их на лавку и предложил:

— Никто парного не хочет? Кружек, правда, нет, но из крыночек можно…

А затем обратился к Ульриху:

— Уж не обессудь, твоя светлость, слышал я, про что вы тут говорили. Конечно, мне тебя в графах увидеть очень было бы лестно, всё-таки мы с Эльзой тебя выхаживали, но Теодор прав. Сейчас обвинить тебя в государственной измене легче лёгкого. Графиня много чего начудила, а ты своей подписью это вроде как одобрил. Так что старому крокодилу Зигги есть к чему придраться, а он небось за этим и приехал. Так что беги, твоя светлость, не раздумывай. Мне приятнее будет знать, что ты жив и здоров далеко отсюда, чем что тебя казнили на родине.