На Закате (СИ) - Шульженок Павел

Аполлос не знал, каким может быть поцелуй, никогда не ощущал ничего подобного, поэтому не смог прочувствовать его и сейчас. Просто вся энергия, влекущая его к соитию обрушилась резко вниз, вырвалась свободным потоком…

…Аполлос проснулся, резко сев на своей постели.

— Проклятье… — процедил он сквозь зубы, понимая, что не избежал ночного осквернения. Подобное случалось, к сожалению, не так редко, но без столь ярких чувственных снов. Это было некое новое искушение.

Инквизитор посмотрел в окно. За чёрными шпилями города светлело пока ещё мрачное предрассветное небо.

Барроумор вышел из зала дознания и внимательно осмотрел полы своего камзола. По счастью, брызги крови его не достигли, оставшись на фартуке, и одежда осталась чистой.

Утро выдалось непростым, но благодаря своим навыкам экзекутора, Кастор смог освободиться задолго до обеда, получив все необходимые признания и показания буквально за пол часа. Сейчас можно было посетить часовню и помолиться немного, что бы привести в порядок чувства.

Кастор был не из тех, кто мог подвергать человека экзекуции совершенно бесстрастно, хотя это и полагалось в качестве идеала. Не был Кастор и тем, кто испытывал при этом стресс, или мучился эмпатией. Такие люди очень часто или оставляли инквизиторскую должность, или повреждались психически.

Однако, Барроумор переживал чувства возможно ещё более опасные. Мучения жертв и вид крови вызывали в нём демонический азарт, возбуждение хищника. Возможно, он испытал бы некий экстаз, если бы позволил себе терзать человека достаточно долго. Но, природа такой страсти была совершенно очевидна, и Барроумор, насколько мог, держал своего демона в узде с помощью молитвы и аскезы.

Однако, до часовни Кастор так и не добрался. Стоило пройти едва ли с десяток шагов по коридору, как к нему подошёл молодой сервус, служивший посыльным, и доложил, что прокурор Олберт изьявил желание срочно переговорить с майор-агентом Барроумором.

В обязанности прокурора входила общая координация деятельности консистории, и именно он решал, кто из агентов и арбитров будет заниматься тем или иным делом. В случае с инквизиторами уровня Барроумора, прокурор скорее предлагал, нежели распоряжался, и обычно предоставлял некий выбор.

Брат Олберт был велик, грузен и уже порядком облысел, но не утратил признаков былой физической мощи. Ещё во время мистерионской экспедиции Кастор знал его комиссаром в чине майор-агента. И тогда брат Грэхем Олберт был сильнейшим и бесстрашным воином, имевшим вкус к хорошей рубке. Он неоднократно принимал участие в зачистках эркских посёлков, и несколько раз попадал в засады, однако все, что ему перепало — несколько кривых шрамов. Куда больше ветерану досталось от времени, которое лишило его изрядной доли сил и в добавок наградило подагрой. Теперь уже в чине генерал-агента, прокурор буквально не выходил за дверь своего кабинета, работая в переднем помещении и почивая в скромной комнате за ним. Обслуживала его пожилая вдова, госпожа Саймонс, в заботе которой о подопечном легко было уловить всю нерастраченную нежность старой верной супруги. Хотя ни о каких супружеских отношениях и речи не было.

Два раза, для проформы, постучав в дверь, Кастор вошёл в кабинет прокурора. Старина Олберт сидел за своим огромным столом, вполне соответствующим его собственным размерам, окружённый стопками бумаг и папок. Со стороны посетителя при этом было совершенно не видно, что ноги прокурора почивают в тазу с горячим раствором, который был призван снимать боли от подагры.

— О, брат Кастор… — прокурор поднял глаза на вошедшего комиссара. — Заходи, дорогой.

— Порадуйте меня. — мрачно усмехнулся Барроумор и с удовольствием расположился на стуле для посетителей. Он, кажется, впервые смог присесть за это утро.

— Что ты там сейчас ведешь?

— Ничего особенного. Раскрыли кружок спиритистов, ордера на арест уже выписал. Один приговор есть.

— На этой неделе закончишь?

— Завтра пожалуй, если аресты хорошо пройдут.

— Ну и славно. — Олберт с чрезвычайно серьёзным видом, исключительно в своей манере, взял в руки документ и передал Кастору.

— Вот, ознакомься.

На совершенно новом аккуратном листе бумаги размашистой витиеватой каллиграфией чернело предписание Прелата Инквизиции. В августе намечалось крупнейшее политическое событие, а именно визит Его Императорского Величества в Мегалон, для встречи с его императором и заключения нового мирного договора. Впервые со времён Вселенской Войны, спустя два с половиной столетия, альденцы и мегалонцы намеревались разговаривать не на языке оружия, навсегда оставив в прошлом свою вражду.

Император Валлон намеревался отбыть на юг в сопровождении великого эскорта, включающего пять сотен Грифонов, то есть половину императорской гвардии, полторы тысячи легионеров, две сотни придворных чинов и тысячу обслуги. Пол тысячи карет и подвод в обозе, полторы тысячи лошадей, а в целом крупнейшее путевое предприятие не связанное с военными действиями, пожалуй даже за всю историю. В составе этой небывалой дипломатической миссии подразумевалось участие и представителей инквизиции. Должен был ехать один представитель Трибунала, а с ним три агента от Управления и до десяти младших чинов.

Барроумор скривился. Он терпеть не мог никаких мероприятий, которые даже в перспективе не были связаны с риском или насилием, за исключением пожалуй, богослужения. Здесь же, скорее всего, затевался эпический бордель на колёсах, где нобили будут непросыхая качать кареты, жаря куртизанок, солдатня валять шлюх в своих бивуаках, а местные жители на станциях будут вспоминать всё это с ужасом и отвращением. Быть свидетелем, а уж тем более пассивным участником всего этого торжества дипломатии комиссар совершенно не хотел.

— И… Почему это должен быть я? — Кастор вернул бумагу на стол. — Это должен быть очень весомый аргумент.

— Брат мой, Кастор… — вздохнул прокурор. — Кто как не ты? Идеальный инквизитор, каким он должен быть, лицо Управления. О тебе даже при Дворе знают, я тебе говорю. Ты почти легенда… Я для тебя даже Маркуса вписал, вы же друзья, вот вместе и отдохнёте.

— А третьим кого?

— Не третьим, а первым. — Олберт назидающе поднял палец вверх — Маршал Логгибер. А вы с ним.

— Логгибер? Исключено. — покачал головой Кастор. — Хотите переводите в Шелвик, я с ним не поеду.

— По причине? — устало спросил брат Грэхэм.

— Старик давно уже выжил из ума, но все делают вид, что этого не замечают. Я не хочу стоять рядом с ним, когда он будет щупать сервусов за задницы. И я сильно удивлюсь, если он опять не перепьется, и не начнёт бегать без штанов. Его же уже ловили в городе именно в таком виде.

— Это очень уважаемый человек, заслуги которого нельзя игнорировать…

— Я не еду.

— Ну хорошо, Барроумор! — прокурор явно пришел в негодование, изрядно повысив голос. — Я скажу, что ты не смог поехать, потому тебя отправили на смертельно опасное задание. Такой причиной императорский Двор будет удовлетворён. Но ты действительно поедешь в очень плохое путешествие…

— Про очень плохое мы уже все выяснили. Какова альтернатива?

— Снова Вестер.

— Отлично. — кивнул Кастор. — Я как раз успел соскучиться по сырому мясу и печёным гусеницам. Что в повестке?

— А ты может быть знаешь. Помнишь недавно госпитализировали комиссара Энжелса?

— Конечно. Расстройство личности после множественной обсессии.

— Так вот, в связи с этим несчастьем, последние дела, которые он вел, сам понимаешь, вызывают определенные сомнения. А именно инспекция инквизиции в вестерском пограничье. Собственно есть подозрение, что…

— Именно в результате этой инспекции с комиссаром и приключилось несчастье. — закончил Кастор за прокурора. — Я всё понял. Нужно провести инспекцию заново, и при этом не свихнуться, как старина Энжелс.

— Да… Действовать будешь по ордеру Коллегии Собственной Безопасности. Секунданта мы тебе назначим, остальной состав комиссии определишь сам. — Олберт растасовал бумаги на столе, и сложив перед собой руки, выжидательно уставился на комиссара, давая понять, что разговор пришел к завершению. Но Барроумор не спешил вставать со своего кресла.