Замена (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович

Когда хромец склонился над Хорстом, собираясь поднять того с дороги, Хорст неожиданно сильно притянул к себе его голову и жарко зашептал в ухо:

— Узнай! Узнай, кто она такая! Отблагодарю.

Хромец оттолкнул от себя купца, и расхохотался — сухим, почти беззвучным смехом, больше напоминавшим кашель, отчего Хорсту сделалось как-то нехорошо.

Стряхнув с черного рукава прилипшую к ткани соломинку, хромой опять наклонился над Хорстом и, заглядывая, казалось, в самую душу своими выпуклыми блестящими черными глазами, зло прошептал:

— Зачем узнавать? Я тебе и так всё скажу. И даже денег не попрошу. Должен же я тебя как-то отблагодарить, за то, что вместо того чтобы сейчас крушить твой дом, я вынужден бродить за тобой по всему городу на солнцепеке? — Он гадко улыбнулся. — Это была Екатерина Борне, дочь королевского коннетабля. Что, дружок, не про тебя невеста, да?

Он снова еле слышно захохотал, уподобившись обликом Нечистому — весь в черном, с искаженным злорадной гримасой лицом, на котором наливались красным блестящие антрацитовые глаза.

Хорст ничего не понял — он не знал кто такой коннетабль Борне, и чему так радуется этот бандит. Теперь он знал главное — её имя, а всё остальное казалось ему совершенно незначимым. Негоциант мечтательно улыбнулся и снова провалился в темноту забытья.

Как он попал домой — Хорст не помнил — сказалась усталость, опьянение и мечты о скором свидании с запавшей в сердце красавицей. А в том, что оно будет скорым — Хорст не сомневался ни капли. И лишь квохтанье Эльзы вернуло его к действительности.

— Да что же это такое? — Размахивая руками, как озерная лебедь крыльями, голосила нянька, — среди бела дня людей убивают! Как ты, Гансушка? Второй раз за два дня! Ты, наверное, совсем убиться хочешь? Да чем же тебе жизнь надоела-то, а? А обо мне твоя дурная головушка подумала? Под ноги коняке бросаться решил? А нянька пусть от голода и горя потом помирает? Рене, неси с ледника льда. Вон ведро стоит, в него наколоти. Лекарь прописал к ушибам прикладывать. И сбегай потом к аптекарю за ореховой настойкой. А за медом я Флору на рынок отправлю.

Хорст огляделся: он лежал в уже знакомой ему кровати, переодетый в ночную рубашку, упершись спиной в гору белоснежных подушек. Помимо Эльзы в спальне топтались Карл и Жаком, всё ещё надеявшиеся улучить момент для разговора с хозяином. На их виноватых лицах было написано такое неподдельное сострадание, что Хорст поневоле умилился и пожалел, что не смог раньше толком поговорить с этими достойными людьми. Он тут же дал себе слово исправить ошибку в ближайшее время и сразу же забыл об этой клятве, считая её делом уже решённым.

Он тяжело вздохнул и слабым голосом попросил:

— Эльза, пусть все уйдут. А ты останься, поговорить с тобой нужно.

— Слышали, остолопы, — накинулась нянька на приказчиков, — хозяин даже видеть вас не желает! Ступайте вниз, живо! Там ждите.

Карл и Жаком, понурили удрученно головы, гуськом друг за другом вышли наружу, оставив Хорста на попечение Эльзе.

Хорст рывком сел на постели, отчего кровать недовольно скрипнула, а нянька, испуганно вздрогнув, застыла с открытым ртом.

— Эльза, послушай меня, — спеша выговориться, пока нянька пребывает в ступоре, протараторил Хорст. — Сегодня я встретил девушку, которая…

— Чево-о? — Эльзе никогда не удавалось долго хранить молчание, а заявление воспитанника и вовсе вывело женщину из шаткого равновесия. — Какую девушку-у, старый ты кобель! Тебе мало Магды, которую ты своими фокусами в могилу свёл?! А Флора, бедняжка? До сих пор в темных углах слёзы по щекам размазывает! Девушку он встретил! Да лучше б ты под той конякой лежать остался, петух похотливый!

— Цыц, старая, — одернул Хорст няньку, — не твоего ума дело обсуждать мои сердечные дела!

— А чьего? — Воткнув кулаки в свои круглые бока, невинно поинтересовалась Эльза. — Может быть, это не ты мою титьку сосал? Передники мне дерьмом своим зеленым пачкал?

Хорст не знал, что ответить женщине, а та продолжала:

— Или скажешь, что за те сорок лет, что я за тобой сопли подтираю, я стала тебе чужой? Вот такая, значит, твоя благодарность? Ну что ж, хозяюшко, спасибо тебе за стол, спасибо за доброе слово. Не ждала… Вот оно как обернулось.

Она сорвала с себя пресловутый передник, швырнула его в лицо Хорсту, и, всхлипнув, вышла за дверь, громко ею хлопнув — так, что закачались стены.

Хорст сидел на постели, растерянно глядя ей вслед. Вдруг дверь открылась, в щели появилась Эльза и выкрикнув напоследок:

— Ноги моей в этом доме больше не будет! — Еще раз громыхнула дверью, даже, показалось Хорсту, ещё сильнее, чем в первый раз.

Хорст растерянно мял в руках край одеяла, не очень понимая, что могло вызвать в Эльзе такую обиду. Так продолжалось довольно долго — до тех пор, пока многострадальная дверь не открылась, и на пороге возник Рене, тянущий в обеих руках ведро с наколотым льдом.

— Вот, — поставив лед перед кроватью, мальчишка вытер вспотевший лоб, — Эльза велела к ушибам прикладывать.

— Где она? — Хорст вскочил на ноги.

— Там, на кухне, — беспечно махнул рукой Рене, — с Клотильдой ругается. И еще это, письмо пришло…

Хорст, как был в ночной рубашке до пят, так и скатился белым приведением по лестнице вниз, в очередной раз сбил в темном коридоре метлы со швабрами, и, оказавшись на кухне, сжал Эльзу в объятиях.

— Прости, нянька, — смог он проговорить, борясь с комком, распиравшим горло.

Эльза молчала.

— Ну прости меня, дурака и пьяницу! Язык мелет что попало. Хочешь, я его отрежу? Чтоб не обижать тебя больше? — Он потянулся к лежавшему на столе разделочному тесаку.

— Точно, дурак и пьяница, — Эльза погрузила пальцы в растрепанную шевелюру воспитанника. — Иди уже, горе моё. Сейчас поднимусь, расскажешь мне про свою находку.

Поднялась она не скоро: видимо, хотела дать почувствовать воспитаннику свою значимость, но когда вошла, уселась на табурет возле постели больного и… не произнесла ни звука.

— Ну вот, стало быть, — начал свой рассказ Хорст, — встретил я девушку, такую красивую, такую… такую… Знаешь, даже если бы я был трубадуром, то и тогда не нашел бы слов, чтобы передать тебе какая она! Только чувствую, что если не увижу больше её лица — то всё!

— Что всё? — Эльза была сама невозмутимость.

— Тогда точно умру, — мрачно пообещал Хорст и глубоко вздохнул, словно прощаясь с жизнью.

— Как зовут-то её, узнал?

— Конечно, узнал. Только…

— Что — «только»?

— Ну, в общем, имя её Екатерина Борне, она дочь коннетабля. — Хорст замолчал, ождая какой-то реакции, но нянька молчала. — Не знаешь, кто это такой?

— Дочь коннетабля. — Нянька поднялась с табурета и, заложив руки за спину, прошлась по комнате. — Дочь коннетабля Борне. И ты, старый дурень, не придумал ничего лучше, чем влюбиться в неё?

— А что не так?

— Да-а-а, видать крепко ты головой приложился, Ганс, — Эльза села на табурет. — Ты забыл кто такой коннетабль Борне?

Хорст пожал плечами, всем своим видом выражая полнейшее незнание вопроса.

— Лучше б ты королеву-мать полюбил. Не так безнадежно. Нет, ну надо же! Он не знает, кто такая Екатерина Борне!

— Да кто она такая? — Раздражаясь от постоянных недомолвок, проревел Хорст.

— Она? Да так, всего лишь герцогиня, невеста короля, дочь одного из самых богатых людей королевства, первая красавица при дворе… Что я еще забыла? Пожалуй, этого достаточно.

Хорст сидел в неудобной позе, в которой застало его последнее откровение Эльзы, не в силах пошевелиться, сгорбленный под грузом обрушившегося на него понимания.

— Чего застыл-то, Ганс? Все ещё хочешь её увидеть?

Хорст упрямо мотнул головой, как делал в детстве, когда случалось получать по сопатке от сверстников из соседней деревни, и надо было продолжать драку:

— Не только хочу, но и увижу!

— Как знаешь, Ганс, как знаешь. Не стану тебя отговаривать, потому что знаю, какой ты бываешь упрямый, как стадо ослов! Только не сверни себе шею в погоне за нею. А то Аллея Одиноких Голов давненько не обновлялась. — Нянька поднялась. — Вот еще что! Пока ты гонялся по всему городу за невестами, тебе письмо пришло из самого Зельдистана! Принести?