Рыцарь умер дважды - Звонцова Екатерина

— Ты ведь слышала зов из Саркофага? — напирает Цьяши, и я тоже вспоминаю те странные слова. — Он хочет поглядеть на эту особу? Передать что-то повстанцам?

Кьори качает головой.

— Да что такое?.. — не отстает Гибкая Лоза. — Что ты такая белая? Он что, хочет жертвоприношение? Так давай…

— Ничего я не слышала, — отзывается наконец Чуткое Сердце. — Он никого не звал. Я… я солгала Вайю, чтобы он ушел. Я солгала уже дважды за день. Потому что я не знаю, что дальше делать. С ней. — Кивок на меня. — И вообще. Звезды покарают меня за ложь. Я заслужила. Я многое заслужила, я… виновата…

И она опять прикрывает лицо. Цьяши наоборот начинает вдруг так смеяться, что это кажется скорее припадком, чем весельем. Она хлопает себя по коленям, потом в ладоши. Не удивлюсь, если завалится на пол и примется кататься, словно резвящаяся собака. Тем не менее Гибкая Лоза с собой справляется, обрывает хохот и бесцеремонно хватает подругу за плечо.

— Так, — командует эта маленькая особа. — А ну хватит. Ты жрица или кто?..

— Жрица… — доносится из-за ладоней.

— Тогда у меня отличный план. — Цьяши деловито хмыкает. — Не очень безопасный, но безопаснее, чем тащить ее сейчас к Омуту Там кишат экиланы, наверняка.

— Я же сказала, что хочу вернуться, — встреваю было, но меня нетерпеливо обрывают.

— Да никто тебя не держит, не льсти себе, неумеха! Отправим домой, но позже, ты ведь хочешь выжить? Рано или поздно лазутчики вернутся в Форт. Или…

— Или? — вскидывается Кьори. Судя по настороженному блеску глаз, она увидела в словах упущенное мной двойное дно.

— Или, — Цьяши поднимает палец, — твой замурованный дружок сначала подскажет нам, как развенчать легенду об Исчезающем Рыцаре без массовых самоубийств и дезертирств. Он же умнее всех живых вместе взятых. И он наверняка уже почувствовал, что случилось.

— Думаешь, знает? — Кьори начинает нервно заламывать пальцы.

— Он всегда все знает, ты сама говорила. И ему не понравится, если ты не придешь обсудить такие новости. Может, он действительно ждет тебя и девчонку?..

— Но он меня не звал…

— Или ты, трясясь как напуганная мышь, не услышала? Ты же размазня и растяпа, такая же, как… — Цьяши в который раз машет рукой на меня, — эта.

Я не улавливаю сути разговора, но одно понимаю безошибочно: Цьяши намеренно выводит Кьори, чтобы приободрить. Забавная знакомая тактика, Джейн тоже часто поддразнивала меня, заставляя воспрянуть духом. Это получалось. Получается и с Кьори: она, расправив плечи и проглотив оскорбления, оживляется.

— Что ж, это здраво. К тому же если вдруг Вайю следит за нами, а он может следить… лучше хотя бы сделать вид, что мы идем в Змеиную лощину. А там…

— Не надо делать вид! — Цьяши хлопает ее по плечу. — Идем по-настоящему, благо, дорога наверняка свободна, если Злое Сердце не спятил совсем! Поболтаем…

— Цьяши. — Кьори щурится, разворачиваясь к ней. — Напоминаю, что это не «мой замурованный дружок», а наша святыня. К нему не ходят «поболтать». И что-то мне подсказывает, что ты просто хочешь посмотреть на Саркофаг, а вовсе не решить наши проблемы. Так вот, это…

— Что ты, я хочу решить проблемы, — невозмутимо возражает Цьяши. — Но и на Саркофаг глянуть — тоже! Ты не водила меня туда ни разу с моего приезда, а ведь обещала! Должна же я знать, чьим священным именем, кроме имени этой Жанны, мы…

— Цьяши, — тихо перебивает Кьори. — Хватит. Эмме эти подробности не нужны, они ее только напугают.

— Меня уже вряд ли что-то напугает, — рискую возразить я и получаю насмешливый вопрос:

— Да? Много у вас живых мертвецов? Разлагающихся, обмотанных бинтами…

— Цьяши! — Кьори, которую недавно обозвали размазней, рычит. — Остановись сейчас же. Не порочь его святое имя, не зли меня, или я… я… я…

— Ты что? — фыркает Гибкая Лоза. Глаза Кьори сердито блестят, и она выпаливает:

— Или я тебя не возьму! Велю стражам на выходе тебя задержать. Отправлю на кухню.

— Да кто ты такая! — Цьяши морщит нос и бубнит: — Мисс жрица! Важная такая стала…

Кьори больше не обращает на нее внимания, разворачивается ко мне и неуверенно берет за руку. Я не сопротивляюсь, касание скорее успокаивает, даже удивительно, как Чуткое Сердце так действует на людей. Подбирая слова, она начинает:

— Послушай, Эмма. Жанна очень любила тебя, и я сделаю все, чтобы тебе не причинили вреда, пока ты здесь. Но ты тоже должна понять, что, — она тяжело сглатывает, — твой уход и ее уход будет значить. Нам придется плохо.

— Я ничем не смогу помочь, — шепчу одними губами. — Я… прости, я…

Я не Джейн. И никогда не стану Жанной — Исчезающим Рыцарем. Почему-то наворачиваются слезы, и я начинаю быстро-быстро моргать. Цьяши презрительно сопит, Кьори сжимает мою руку крепче.

— Знаю. — Тон по-прежнему мягок. — Знаю очень хорошо. Именно поэтому никто тебя не задержит силой; как Цьяши и сказала, мы тебя проводим, и дальше ты сможешь все забыть, как сон, в конце концов, это не твоя жизнь.

«Наши беды. Не твои». Я продолжаю яростно моргать.

— Но нам нужен совет, что делать без вас. Одно… существо может его дать. И будет лучше, если он увидит тебя и от тебя услышит весть о Джейн. Он, к сожалению, не может прийти, он вообще не может ходить. По сути, он…

— Живой мертвец? — угадываю я, вспомнив слова Цьяши. Боль искажает тонкое лицо Кьори.

— Примерно так. Не совсем. Я могу рассказать тебе по пути, если ты…

— Я боюсь, — тихо признаюсь я. — Я очень боюсь, Кьори.

— А кто мел языком, что его уже «вряд ли что-то напугает»? — издевательски передразнивает Цьяши. — Тьфу!

— Я боюсь, — глухо повторяю я, заставляя себя пропустить насмешку мимо ушей. — Но не сказала, что не пойду. Если это вам поможет, этого наверняка хотела бы Джейн.

— Поможет, — благодарно шепчет Кьори. — Поможет, он всегда помогает, с самого начала, и он не забудет твоей доброты.

Я снова киваю, слышу слабый радостный возглас и сажусь совсем прямо. Тело отзывается болью, но потерпеть можно. А вот выпутывание листвы, насекомых и земляных комьев из волос куда неприятнее. Погружаясь в это методичное занятие, я спрашиваю:

— А все же кто он? Этот мудрый советчик?

Кьори, поднявшаяся на ноги, смотрит вверх, будто хочет найти зеленое небо; может, и вправду хочет. Наконец, обернувшись, она отвечает:

— Вечно живой и вечно мертвый. Престолонаследник из рода Белой Обезьяны. Последний светоч, павший в бою с Мэчитехьо. Он говорит с нами с самого начала войны. Точнее, сейчас преимущественно он говорит со мной.

— А ты…

Цьяши, пинающая какой-то обломок дерева, бесцеремонно влезает с пояснением, простым и максимально лаконичным:

— А она — его жрица. Жрица и заклинательница змей. Для всех — Змеиная жрица. Так что, ты долго собралась тут чесаться? Пошли!

5

ПРЕДРЕШЕННАЯ СУДЬБА

Здесь

— Знатные железки. Разжилась бы такими и… ух!

Цьяши движется бесшумно; так же бесшумно она взмахивает иногда двумя ножами, и широкие лезвия срубают лианы, развесистые листья, ветви, перегораживающие узкую тропу. Ножи в длину едва ли не больше самой Цьяши, что не мешает ей управляться крайне проворно. Впрочем, как пояснила Кьори, дело не только в мастерстве Гибкой Лозы, но и в особенной заточке орудий — священных «эйквали», клинков-прорубающих-путь.

— Сюда… — Чуткое Сердце показывает очередной скрытый в зарослях, невидимый глазу поворот. — Нет, нет, левее! Ох, Цьяши, пожалуйста, осторожнее! Не руби лишнего, им больно!

Убежище повстанцев — точнее, множество убежищ, целый подземный мирок, — надежно спрятано за обманчиво непролазными буреломами. Впрочем, Агир-Шуакк настолько утопает в джунглях, что куда больше этой дикости меня удивляет существование здесь цивилизованного поселения — Черного Форта, по описанию напоминающего город. Тропическая растительность же словно живая: оборачиваясь, я замечаю, как срубленные побеги отрастают заново, стоит нам пройти. Впрочем, как пояснила Кьори, это тоже особенность ножей, в давние времена украденных у захватчиков. Эйквали с их каменными лезвиями незаменимы, чтобы проложить дорогу ненадолго и незаметно. Но лучше не представлять, сколько они весят.