Наследие джиннов - Гамильтон Элвин

Мне всегда казалось, я знаю, что такое страх. В Пыль-Тропе бояться приходилось постоянно, но то были страхи мелкие, от которых хотелось сбежать. Теперь же сердце сжал настоящий ужас, парализующий всё тело. От такого не сбежишь.

— А Дассама…

— Дассаме пришлось стать испытательным полигоном, — угрюмо кивнул Жинь. — Тысячник Нагиб доставил новое оружие в Изман, но галаны хотели увидеть, как оно действует… — Я похолодела. Выходит, султан позволил сжечь свой собственный город вместе с жителями! — В Дассаме стоял большой галанский гарнизон, однако, по слухам, повстанцы должны были вот-вот их вытеснить.

«Новый рассвет, новые пески!» — всплыл в памяти выкрик мальчишки в тот вечер, когда мы познакомились с чужаком в Шалмане. Всё правильно: галаны — союзники султана Омана, его власть держится на иностранных солдатах, и мятежный принц борется не только против отца, но и против оккупантов.

— Так ты думаешь, новое оружие сейчас здесь, в Фахали?

— Рядом с Дассамой нет других поселений, — пожал плечами Жинь. — К тому же говорят, галаны недавно удвоили здешний гарнизон, а сейчас ищут мятежного принца. — Он усмехнулся непонятно чему.

Кричать и возмущаться было глупо. Ну не сказал мне ничего, ну смылся из каравана, не говоря ни слова, подумаешь…

— Если ты отправишься искать бомбу в одиночку, то погубишь нас обоих! — выпалила я, всё-таки не выдержав. — Тащиться полтора месяца через пески, чтобы погибнуть здесь, — уж мне это совсем ни к чему.

— Амани, ты тут вовсе ни при чём, и если меня…

Он резко умолк, глядя мне через плечо. Я обернулась и увидела голубые мундиры. Всё, приехали!

Не успела я дёрнуться, как Жинь схватил меня за руку и потащил в узкий тенистый проулок. Мы прижались к стене, затем осторожно выглянули из-за угла. Галанские солдаты окружали сгрудившихся кочевников.

— Все караваны подлежат досмотру! — громко объявил офицер. По-нашему он говорил с сильным гортанным акцентом, как будто одновременно полоскал горло.

— Мы всё уже обыскали, — выступил вперёд стражник-мираджиец. — Ничего не нашли, собирались пропустить.

— Теперь посмотрим мы, согласно приказу генерала Дюмаса!

Галан махнул своим людям, и они вмиг облепили навьюченных верблюдов, оттеснив испуганных погонщиков.

Если мираджийские стражники заглядывали в поклажу, подобно ленивому жару пустыни, то галаны разметали её, как неистовая и злобная песчаная буря. Вьюки срывали с верблюжьих спин и вытряхивали прямо на дорогу. Жалкие остатки наших припасов валялись в пыли. Ясмин стояла с поднятыми руками, и солдаты в голубых мундирах не торопясь обыскивали её сверху донизу.

Внезапно раздался ликующий крик. Молодой галан поднял уже опустевшую суму, вспорол кожу ножом и вытащил наружу шёлковый мешочек. Наклонил, и оттуда посыпались, разлетаясь на ветру, какие-то синие тонкие нити, похожие на волосы. Чужеземец с досадой выругался.

— Что это? — удивилась я.

— Лекарство, — буркнул он, — только не обычное, а магическое.

Я недоверчиво взглянула на него. Мало ли шарлатанов пытаются всучить крашеную водичку под видом «крови джиннов» и прочую ерунду. С другой стороны, такое в подкладку никто зашивать не станет.

Жинь мрачно покачал головой:

— За магию могут и голову снять. Понятно теперь, почему Парвиз так боялся идти сюда.

Предводителя кочевников вытащили вперёд и бросили на колени перед офицером. Тот вытащил револьвер, и в тот же миг я сжала рукоятку своего. В душе вспыхнула свирепая ярость.

Да кто они такие вообще? Какое у них право — расхаживать по нашим пескам и устанавливать свои порядки? Хоть у меня и половина их крови, я всё равно здешняя, а они — никто!

«Застрелю!» Единственная мысль заполнила разум, как пуля — ствол револьвера.

Парвиза это, скорее всего, не спасёт, но почему бы не попробовать?

Прежде чем я успела шевельнуть рукой, из толпы караванщиков выскочила Ясмин и бросилась к отцу, перекрыв мне линию стрельбы.

Теперь револьвер галана был направлен на девушку, палец лежал на спусковом крючке. Мой — тоже.

— Стойте! — крикнул вдруг мираджийский стражник. — Вы не можете расстрелять его здесь просто так!

— Он подлежит смертной казни, — сухо возразил офицер. — Приказ генерала Дюмаса! — Он произносил это имя так, будто речь шла о распоряжениях Всевышнего.

— За контрабанду положено сначала судить, — не уступал мираджиец, — такова воля принца Нагиба!

Чужеземец рядом со мной вздрогнул. Тысячник, который прострелил колено Тамиду и приставил револьвер к моему виску, тоже в Фахали! Подумать только, именно его приказы спасли караван от немедленной расправы.

Револьвер галана вернулся в кобуру. Сжавшись в тени, я смотрела, как кочевников гонят в тюрьму. Когда шаги затихли, чужеземец глубоко вздохнул.

— Знаешь, я никогда не верил в злой рок, пока не встретил тебя. — Он устало прислонился затылком к стене. — Простые совпадения не шутят так жестоко.

— Спасибо, ты очень любезен.

— Ну извини.

Мы помолчали, стоя в тени проулка. Над головой лениво колыхалась на жаре верёвка с бельём. Да уж, повезло так повезло… Каравана нет, галаны кругом так и кишат, да ещё и Нагиб со своим сверхоружием.

— Надо как-то выбираться, — буркнула я.

— А что с остальными, Бандит? — прищурился Жинь. Каждый раз, слыша от него эту кличку, я ощущала какое-то странное волнение. — Думаешь бросить здесь?

Его самого я уж точно не собиралась бросать.

— Не знаю… Не думала пока.

А ещё я точно знала, как поступили бы на нашем месте люди из Верблюжьего Колена. В пустыне каждый за себя и за своих, до остальных дела нет. Пусть умирают в песках… как Тамид.

— Поезд в Изман уходит завтра, — сказал Жинь, — ни о чём другом тебе думать и не надо.

— Поехали вместе! — Слова вылетели сами собой. — Бомбу ты всё равно не найдёшь, только погибнешь сам. А если я останусь помогать, то умрём вместе.

Напряжённая тишина повисла между нами. Он снова глубоко вздохнул, потом ещё раз.

— Ладно…

— То есть? — удивилась я, уже приготовившись к ожесточённому спору. — Ты разве не собираешься меня уговаривать?

— Ладно, — повторил он, подняв ладони, словно сдаваясь, хотя угрюмо нахмуренный лоб говорил обратное. — Ты права… Что будем делать?

— Бежать, конечно! Что ещё нам остаётся?

— Что ещё? — Чужеземец впился в меня потемневшим взглядом, совсем как тогда в поезде после поцелуя, когда мы стояли вот так же близко, на грани жизни и смерти, полные яростного желания. — Скажи, что мы не сможем вызволить караванщиков, если постараемся… — Его губы чуть искривились в улыбке. — Хотя ты и сама могла бы: мозгов и упорства у тебя хватит… Скажи «нет» — и мы уйдём прямо сейчас, спасёмся и оставим их умирать. Давай, выбор за тобой, твоя жизнь и твой путь — через пески к морю или… Скажи!

Мой путь… Я всю жизнь считала, что по-настоящему он начнётся там, в Измане, в далёких краях, о которых непонятно как и мечтать, а пустыня сотрётся из памяти, не оставив и следа. Однако Жинь прав: я принадлежу пескам душой и телом и даже в столице останусь Синеглазым Бандитом с казнённой матерью и другом, брошенным на верную смерть.

Отвечать не было необходимости: глаза меня выдали сами. Да Жинь и не ждал ответа: он слишком хорошо меня знал.

— Есть идеи, Бандит?

Вот мы и снова вместе. Я задумчиво подняла взгляд на верёвку с бельём, которое трепал жаркий ветер пустыни.

— Кажется, есть.

Я снова была женщиной — впервые после Пыль-Тропы. Простой синий халат, напяленный на мужскую рубашку, жал под мышками.

— Я и забыл уже почти, что ты девушка! — улыбнулся Жинь, сцепив руки на затылке.

Одежда его была помята. Дожидаясь сумерек в укромном уголке на задворках домов, мы заснули как убитые. Очнулась я с ноющей спиной, рука Жиня обнимала меня за плечи, словно он боялся, что я сбегу. Если так, то зря — мне надоело бросать друзей.

— Может, сам ею побудешь? — Я обмотала алую куфию вокруг талии вместо пояса.