Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий
– Здесь сын покойного Ликандра Пелонида! Открой, чтобы я мог соединиться с семьёй!
Повисла тягостная, какая-то совсем не театральная пауза. С той стороны ворот отчётливо сплюнули.
– Иди-ка ты к херам, пока я добрый, – доверительно посоветовал стражник. – Не лучший нынче день для дурных шуточек.
– Нет, правда, – растерянно сказал Акрион. – Я его сын. Много лет...
Он в отчаянии ловил разбегавшиеся мысли, силясь придумать хоть что-нибудь дельное. Но ничего не придумывалось, и пришлось говорить, как есть.
– Я много лет рос с приёмными родителями, – сказал он беспомощно. – Меня подвергли колдовству, чтобы забыл родных отца и мать. Но теперь я обрел память и хочу увидеться с родичами... Ведь у нас общее горе.
За воротами опять сплюнули, яростно и страстно.
– Щас точно получишь, – пообещал стражник. – Меней, выйди, дай ему леща, чтоб ногами накрылся.
В окошке мелькнул свет факела, осветил на мгновение лицо. Седая борода, медвежьи брови, кривой шрам через щёку. Встрепенулась память – вспышкой, как будто в костре лопнуло толстое полено: яркий сполох, искры...
– Тебя зовут Горгий, верно? – быстро спросил Акрион. – Горгий из Мегары, да?
Стражник не ответил. Акрион торопливо продолжал:
– Ты жил на чужбине, в Тиррении. Родился в Мегаре, потом от оспы умерли родители, и тебя за долги продали мальчиком в рабство тирренам. Ты подрос, сбежал, напросился в солдаты, служил два года, потом тебя опознали бывшие хозяева и схватили. Судили, приговорили к боям на арене. Сделали из тебя лудия. Ты дрался, почти всегда побеждал. И в последней драке получил этот шрам на лице. Тогда в Тиррении был Ликандр, он видел бой. Ему понравилось, как ты сражался. Он выкупил тебя из лудиев и взял в стражу.
Из-за ворот не доносилось ни звука. Поколебавшись – воспоминание было смутным, только что ожившим – Акрион добавил:
– Ты учил меня правильно держать нож. Лезвие плашмя, большой палец сверху. И еще один раз я отбил руку у статуи, а ты видел и не сказал...
– Довольно, – голос стражника был надтреснутым, слабым. – Всё чушь мелешь, стервец.
– Взгляни на меня, – попросил Акрион. – Открой ворота, посмотри... Горгий.
Щёлкнул засов. Ворота разъехались на ладонь. Из щели выглянуло бородатое лицо. Старик вытянул вперёд руку с факелом, так, что Акрион ощутил тепло пламени и спёртую вонь горелого масла. Вспомнилось: вчера Кадмил так же освещал его лампой.
Горгий прищурился, вгляделся.
– Кронид-вседержитель, – прохрипел он. – И правда похож!
Позади, в факельных отблесках, маячило обеспокоенное лицо младшего стража.
– Мне надо к матери, – просто сказал Акрион. – И к сестре. Они здесь?
Горгий медленно кивнул:
– Здесь. Пойдём.
Ворота отворились – бесшумно и будто настороженно. Горгий зашагал к дворцу по дорожке меж терновых кустов. Справа и слева горели огни, и ещё два полыхали вдали, у высокой узорчатой двери. Ветер трепал упрямые ветки терновника, по земле метались пальчатые тени.
Сзади топал Меней. Угрожающе сопел, бестолково бренчал мечом в слишком низко подвешенных ножнах. На вид он был моложе Акриона; должно быть, недавно закончил учёбу в эфебии. «И как попал в дворцовую охрану?» – невпопад подумал Акрион.
Горгий дёрнул за кольцо. Дверь подалась, открывая чёрный зев проёма. Акрион напрягся, ожидая, что изнутри пахнёт стираксом, ладаном, ещё чем-то загадочным, вызывающим отвращение и одновременно притягательным. Но из дверного проёма тянуло затхлостью и сном – как из простого городского дома. Чужого дома, куда стучишься среди ночи, надеясь на приют и чашку молока.
Он шагнул через порог.
Всё было знакомым. Не по прошлой ночи; то есть, по ней тоже – вот чадит лампа на бронзовом треножнике, отдаются коротким эхом шаги по терракотовому полу, а справа колышется занавеска из тёмной ткани. Но всё это казалось новым и словно бы лишним. Подлинный облик дворца скрывался глубже. Так под мелкой каменной осыпью, заросшей кустарником, таится порой древний храм: изломанные ступени, пеньки колонн, обглоданные веками руины стен. Нужно лишь всмотреться, узнать.
И Акрион узнавал.
Здесь, у стены раньше стоял громадный сундук с петлями, завязанными тесьмой и запечатанными восковой печатью. Акрион любил забираться на резную плоскую крышку и представлять, что ведёт триеру на таран против вражеских кораблей. Вражеским кораблём служило обычно ложе – его ставили вон там, чуть поодаль, – и командовала им девочка, черноволосая, большая, старше Акриона. Сестра.
Вот колонны подпирают недосягаемо высокий, как в Парфеноне, потолок. Колонны были здесь и прежде, только раньше у их подножия, на огороженном квадрате пола стояла статуя. Мраморная, скупо раскрашенная, с воздетой рукой: предок, основатель рода. Царь Пелон. Когда-то Акрион взобрался по каменной ноге и дорисовал предку сурьмой ослиные уши. Сурьму взял в материнской спальне. Мать страшно разгневалась, а отец почему-то смеялся; Акриону в результате так и не влетело. Где теперь статуя? Только колонны огораживают квадрат на полу.
Горгий откинул завесь в проходе, отчего пламя факела вскинулось и затрещало, брызнуло искрами. Акрион нырнул вслед за стражником в коридор. Фрески на стенах: Геракл спускается в Аид, укрощает Кербера, приводит чудовищного пса к Эврисфею, царю-трусу, царю-ничтожеству. Даже фрески другие. Помнится, коридор был светлым: сюда заглядывали пойманные системой зеркал солнечные лучи, играли на выписанном охрою Дионисовом шествии. Здесь кривлялись сатиры, плясали менады, хохотал бог неразбавленного вина Акрат, и во главе этого буйства вышагивал, пританцовывая, кудрявый Дионис Дифирамб, вечно юный, вечно прекрасный, в вечном божественном опьянении. Почему старые фрески закрасили? Не оттого ли, что их так любил отец? Или оттого, что мать Диониса звали – как и мать Акриона – Семелой?
Акриону послышались голоса. Не настоящие голоса: они, как и фрески, и Пелон, жили только в его памяти. Пели женщины и мужчины, взявшись за руки, почти голые, разомлевшие от вина. «Явись, Дионис благой, в храм высокий, в храм святой, ярый, с бычьею ногой, добрый бык, вечный бык!» Они шли, покачиваясь от выпитого, смеялись, махали ветками плюща, венки норовили соскользнуть с растрёпанных волос, тела блестели от масла, всем было жарко, весело и волшебно. О, как весело и волшебно было здесь! Почему теперь всё не так? Почему теперь тут черно и душно, и тихо, как в склепе?
Горгий остановился. За спиной возился Меней: почёсываясь, бренчал железом. Акрион разглядел дверь в беспокойных тенях, взбудораженных огнём факела.
– Здесь, – буркнул Горгий вполголоса. Стукнул несмело костяшкой в дверь. С почтением позвал:
– Госпожа! Тут юноша до тебя дело имеет. Прикажешь впустить?
Сердце Акриона провалилось куда-то в живот и там забухало, как молотом по песку: буфф, буфф, буфф...
– Впусти! – женский голос. Голос Семелы. Такой знакомый, что ноги ослабели, как у тряпичной куклы, и в голове помутилось. Представилось, что он опять маленький, сонный, утром щурится на свет. Мама наклоняется сверху в кроватку, целует. Сразу весь становишься счастливый оттого, что она рядом, и весь день будет замечательным, и вы поедете гулять к старому гроту, как она обещала...
Он шагнул через порог просторной комнаты. Здесь было светлее, чем в коридоре: лампы чуть рассеивали тьму – но никак не могли рассеять до конца, по углам горбились тени, и потолок терялся в дымной мгле. У единственной ярко освещённой стены на кушетках за трапезным столиком лежали две женщины. В траурных пеплосах, простоволосые. Акрион узнал их: Семела и Эвника. Мать и сестра.
– Кто это, Горгий?
– Пускай он сам скажет, госпожа.
Акрион сделал шаг вперёд.
– Владетельная Семела, я – твой сын, – произнёс он.
Мать молча глядела на него. Килик с недопитым вином покачивался в отставленной руке.
– Узнаёшь меня? – спросил Акрион, обмирая.
Семела неторопливо поставила чашу на стол. Легко подавшись сухим телом, села на ложе.
Похожие книги на "Правда выше солнца (СИ)", Герасименко Анатолий
Герасименко Анатолий читать все книги автора по порядку
Герасименко Анатолий - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.