Дева дождя - Комарницкий Павел Сергеевич

– Так переделай, кто мешает? – в отличие от напарника Йорген сохранил штаны и рубаху в целости, и сейчас шнуровал высокие ботинки.

– Да неохота… ладно, сойдёт… А можно, я так, Йорик?.. – небесный мальчик состроил умильно-просительную мордашку.

– Нельзя, – отрезал рыцарь, напяливая через голову толстый свитер. – Здесь ещё Олирна, если ты помнишь. И холодно уже сейчас, и неприлично. Элора будет огорчена твоим поведением!

– Ладно, – вздохнул ангел. – Я полетел. Догоняйте!

Огромные крылья широко развернулись, Агиэль подпрыгнул и с шумом унёсся вверх.

– Садись, – Йорген уже сидел верхом на мотоцикле, протягивая девушке невесть откуда взявшийся шлем и второй рукой поправляя собственный.

– Погоди! – взмолилась Марина, не выдержав потока чудес. – Да объясни же!..

Рыцарь улыбнулся.

– Ну конечно, мы с Агой всё объясним. Правда-правда! Но давай перенесём лекцию в другое место. Здесь, в Олирне, всё ещё очень плотное время.

Мотоцикл взял с места неожиданно бесшумно, будто и не имел никакого мотора. Электрический, что ли?

– Обычный вечный двигатель! – не оборачиваясь, ответил Йорген, как всегда, уловив невысказанный вопрос.

– Вечный двигатель невозможен! – отчего-то решила проявить эрудицию студентка Кострова.

– Он работает во всех мирах Шаданакара, где имеется градиент энергии, положительный или отрицательный! За исключением Энрофа, где градиент нулевой! – несмотря на отсутствие шума мотора, голос водителю всё-таки пришлось повысить, поскольку валежник вовсю хрустел под колёсами.

От дальнейшей учёной дискуссии Марина воздержалась, крепче прижимаясь к широкой спине и надёжно зажмурившись, поскольку здешний лес оказался ещё гуще родного, и манера вождения герр рыцаря тоже не претерпела заметных изменений. Вот интересно, может ли убиться насмерть её "эфирное тело"?

– Легко! – развеял сомнения Йорген, ловко уворачиваясь от очередного дерева, вставшего на пути.

Треск ломаемых веток прекратился, и Марина, помедлив, решилась открыть глаза. Теперь они мчались по какой-то лесной дороге, с едва накатанными колеями. Герр рыцарь всё набавлял ход, решительно оставив позади отметку в сотню километров за час, амортизаторы машины стонали… что-то будет, когда выедем на трассу, мелькнула очередная мысль… как там говорили древние римляне – "дум спиро, сперо"? [Dum spiro, spero – Пока дышу, надеюсь. Прим. авт.]

– Потерпи! Скоро увидишь здешнюю Москву!

…

Станок выплюнул очередную пружину, и Алексей сунул в приёмное отверстие новый пруток. Сколько он уже сделал этих проклятых пружин? Не сосчитать… Здесь вообще не существовало понятия "дневная норма" – просто, если не сунуть пруток, секунды через три станок отключится и противно завоет. Подойдёт глиняный голем, и на заду бывшего сержанта образуется синяя полоса…

Момент начала инцидента Горчаков пропустил, поскольку всё внимание было поглощено проклятым станком.

– А-а-а! – человек в проходе нелепо дёргался, придавленный тележкой, на которой находилась какая-то массивная деталь. Глиняный голем, ведший подконвойного на цепи, обернулся и тупо смотрел на происшествие.

Станок, оставленный без внимания, злорадно взвыл, сообщая керамическим стражам, где находится злостный нарушитель трудовой дисциплины, однако Алексей уже был вдали от него. Подбежал и откатил телегу, весившую с грузом, верно, добрых четверть тонны.

– Оооо… – узник стонал, нога его торчала под нелепым углом. Перелом… От своего собеседника Горчаков уже знал, что свежие, полные сил "эфирные тела" усопших обладают большой способностью к регенерации. Некоторые даже очень большой. Но по мере истощения способности эти падают. Счастье ещё, что здесь, в Скривнусе, не приживаются никакие микробы. Иначе ночёвки на голом железе давно уморили бы… воспаление лёгких как нечего делать.

– Что здесь происходит? – железный памятник явился на шум.

– Перелом, о мой господин! – доложил глиняшка. – Производственная травма!

– Почему этот здесь? – кивок на Алексея.

– Проявил сочувствие!

– Понятно.

Железный голем неторопливо взял Горчакова за голову, наклонил и сунул её себе между ног – точь-в-точь как это делает свирепый папаша, собираясь выпороть сына. Вынул из руки глиняного гибкую дубинку. Удар! Ещё удар! Ещё! Ещё!

Алексей стоял в унизительной позе, крепко сжав колени, чтобы не попало по причинному месту, и молчал, скрипя зубами. До сей поры ему удавалось избежать порки.

– Тебе урок, на будущее, – закончив экзекуцию, железный истукан отпустил воспитуемого. Покалеченный узник по-прежнему тихонько стонал, лёжа на полу.

– Этого к господину Золотому Голему! – наконец-то соизволил обратить внимание на несчастного железяка. Один из керамических вертухаев грубо схватил пострадавшего под мышку и понёс, не обращая внимания на душераздирающие стоны. Было очевидно, что речь не идёт об отправке в госпиталь. Гаввах со списанием – Горчаков уже знал, что это такое…

– Мой господин, но кто повезёт груз? – указал на тележку глиняный голем-конвоир, звеня освободившейся цепью.

– А вот этот! – железный истукан ткнул рукой в бывшего сержанта.

И вот Алексей с натугой, как рикша, тянет за собой тележку с проклятой железиной, ведомый на цепи, точно собака, фаянсовым истуканом. Избитые ляжки отзывались ноющей болью на каждый шаг. Ведь эту деталь можно было отправить на местном подобии электрокара, с вечным двигателем, мелькнула мысль… Горчаков усмехнулся – можно, да не нужно. Он давно уже заметил – здесь, в Скривнусе, при любой возможности старались заменить машины ручным трудом узников.

Собрат глиняшки-конвоира со скрежетом откатил ворота, сваренные из рифлёного железа, и впервые за всё время заключения Алексей оказался под открытым небом. Пусть серым, пусть беспросветным, но небом! Он даже голову задрал, чуть улыбаясь…

– Смотреть вниз, под ноги! – ожёг его удар дубинки.

Под ногами был серый бетон. Серый, как небо… Серый, как весь этот беспросветный мир. Тело пробрало холодом – на улице заметно подмораживало. Бывает ли здесь снег?..

Господи! Есть ли выход отсюда?!

Алексей криво усмехнулся. Есть. Вниз, в Ладреф, как его назвал "мокрушник" Жека. И далее по лесенке…

А вверх?

Подумать только – где-то здесь, вот прямо здесь, расположен живой, светлый и тёплый мир, населённый живыми людьми. Недостижимый, как отражение в воде…

Или всё-таки достижимый? Можно ли перейти Грань назад?

Идти пришлось недалеко. Рифлёные ворота, точно такие же, какие он только что миновал, со скрежетом отошли в сторону, освобождая вход в местное отделение ада.

– Пошёл! – конвоир дёрнул цепь, едва не оторвав ошейником голову подконвойному. Горчаков уже заметил, какой нечеловеческой силой обладают местные твари. Вот интересно, а если ломом… расколется?

В этом цехе работали женщины. Такие же голые, в таких же точно нелепых резиновых фартуках и сапогах, грубых брезентовых рукавицах. Все женщины были коротко подстрижены, как после тифа. Некоторые из них кидали на Алексея короткие взгляды, но тут же отводили глаза – поскольку всё внимание, очевидно, поглощала работа.

И только спустя несколько секунд Горчаков уловил, чем именно были заняты местные труженицы. Женщина средних лет, которая в других условиях – вечернем платье, причёске и косметике – была бы, очевидно, вполне красивой, сосредоточенно засунула пружину, точно такую же, какие изготовлял Алексей, в станок. Машина загудела, лязгнула и выкинула в приёмную корзину распрямлённый пруток. Вот как… Вот так, значит…

– Здесь ставь! – новый рывок цепи прервал размышления.

Закатив тележку с грузом на указанное место, Горчаков хотел было распрямиться, перевести дух, однако глиняный конвоир ему этого не позволил – подвёл к какому-то заброшенному механизму и навертел цепь на скобу, закрепив таким образом, что узник оказался в полусогнутом положении, причём видеть мог в основном ржавую станину. Стоять в такой позе оказалось возможным лишь уперев руки в колени и оттопырив зад, свежеисполосованный дубинкой железного голема.