Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта

Я сглотнул и, оторвав взгляд от блестящего лезвия, наконец-то поднял взгляд.

– Приношу извинения, – повторил я, также переходя на даррский. Она чуть приподняла бровь. – Сможешь ли ты простить меня, если я скажу, что мне как раз снилась женщина, подобная тебе?

Ее губы дрогнули, почти готовые улыбнуться.

– Ты сам еще мальчик, – сказала она. – Неужели ты уже стал отцом? А если так, почему ты не сидишь дома и не вяжешь своим малышам теплые одеяльца?

– Я не отец и никогда им не буду. И ни одна женщина не пожелала бы детей, которые могут пойти в меня. – Моя улыбка начала меркнуть, когда я вспомнил Шахар, и я решительно прогнал ее образ. – Поздравляю тебя с благополучным зачатием. Да будут твои роды быстрыми, а дочь – сильной!

Она пожала плечами и, чуть помедлив, убрала нож от моего глаза. Однако в ножны убирать не поторопилась, что следовало расценивать как предупреждение.

– Ребенок будет таким, каким его сделает судьба. Может, это еще один сын, поскольку мой муж, кажется, на большее не способен. – Она вздохнула и уперла свободную руку в бедро. – Я приметила тебя во время заседания совета, красавчик, и решила поподробнее разузнать, кто ты такой. Ты интересен мне еще и потому, что теманцы больше не утруждают себя поездками к нам: они встали на сторону Арамери и не скрывают этого. Итак, кто ты? Подсыл?

Я опасливо покосился на все еще обнаженный клинок, прикидывая, как ловчее соврать. После чего решил вывалить правду – благо та была настолько невероятна, что Узейн вполне могла и поверить.

– Я – богорожденный. Меня прислало общество младших богов, основанное в Тени. Нам там, знаешь ли, кажется, что ты собираешься разнести этот мир. Так вот, не могла бы ты остановиться?

Она отреагировала совсем не так, как я ждал. Я думал, она уставится на меня, открыв рот, или расхохочется. Вместо этого она долго рассматривала меня очень серьезным и внимательным взглядом, и я ничего не мог прочесть по ее лицу.

После чего убрала нож в ножны.

– Идем, – сказала она.

Мы отправились в Сар-энна-нем.

Пока я дремал на скамье, настала ночь и над ветвящимися каменными улицами взошла полная луна. У меня было лишь несколько мгновений, чтобы полюбоваться этим зрелищем, и вот уже я и Узейн Дарр в сопровождении двух женщин с колючими взглядами и некоего молодого красавца (он приветствовал Узейн поцелуем, а меня – угрожающим взглядом) вошли внутрь храма. Я обратил внимание, что одна из охранниц тоже беременна. Это было почти незаметно из-за плотного и коренастого сложения, но душа ребенка уже расцвела, и я ощутил ее.

Как только мы переступили порог святилища, я понял, зачем Узейн привела меня сюда. Здесь отовсюду веяло верой и магией – они плясали по моей коже, точно дождевые капельки по воде пруда. Я блаженно закрыл глаза, впитывая эти дивные прикосновения. Я шел по сверкающей мозаике пола, и вновь пробудившееся восприятие мира направляло мои шаги. Как же давно я не ощущал мир настолько полно! Прислушавшись, я расслышал бродившее под арками Сар-энна-нема эхо песен, что звучали здесь еще до Войны богов. Я облизывал губы и чувствовал на них вкус пряного вина, некогда использовавшегося для приношений; к вину была подмешана кровь. Я простер руки, погладил намоленный воздух храма и задрожал, когда воздух ответил лаской на ласку.

Иллюзии и воспоминания… Только они у меня и остались. И я наслаждался ими, пока еще мог.

Когда мы вошли, народу в храме было совсем немного. Мужчина в одеянии жреца, дородная женщина с двумя хнычущими младенцами на руках, несколько верующих в чертоге молений. И ненавязчиво присутствующая охрана. Я миновал сперва их, потом небольшие мраморные статуи, что стояли повсюду на постаментах. Меня вело созвучие душ. Когда я наконец-то открыл глаза, статуя, перед которой я остановился, смотрела на меня с очень нехарактерной серьезностью на тонко вырезанном лице. Подняв руку, я коснулся круглощекой и все-таки нахальной мордашки, сожалея о своей утраченной прелести.

В голосе Узейн Дарр не прозвучало ни малейшего удивления.

– Так я и подумала. Добро пожаловать в Дарр, господь Сиэй. Право, я слышала, будто со времени кончины Теврила Арамери ты напрочь перестал вмешиваться в дела смертных.

– Да, так и было. – Я отвернулся от собственного изваяния и упер руку в бедро, приняв такую же позу. – Однако обстоятельства воззвали ко мне, и вот я здесь.

– И ты взялся помогать Арамери, которые некогда поработили тебя?

Надо отдать ей должное, смеяться она не стала.

– Нет. Я это делаю не ради них.

– Значит, для Ночного Хозяина? Или ради моей обожествленной предшественницы, Йейнэ-энну?

Я покачал головой и вздохнул:

– Нет. Я делаю это для себя. И еще нескольких других богорожденных и смертных, которые не желают возобновления хаоса, предшествовавшего Войне богов.

– Иные склонны называть то время «свободой». Думается, и ты мог бы употребить это слово, особенно если учесть, что было потом.

Я медленно кивнул и снова вздохнул. Произошла большая-пребольшая ошибка. Не надо было Ликуе посылать меня с таким поручением. Не выйдет у меня успешных переговоров с Узейн, потому что ее цели совсем мне не противны. И меня не слишком заботило, окажется ли смертное царство вновь ввергнуто в череду жестоких усобиц. Все, о чем я на самом деле мог думать, – это…

…Шахар, ее глаза, полные такой нежности, какую я не рассчитывал узреть, пока учил ее всему, что мне известно об удовольствиях плоти. Дека-ребенок, каким я его помнил, его застенчивая улыбка, его стремление при любой возможности придвинуться вплотную ко мне…

Отвлечение. Напоминание. Я выругался.

– Припоминаю, как в те времена выглядел ваш мир, – негромко проговорил я. – Я помню, как младенцы Дарра умирали от голода в колыбельках, потому что чужеземцы сжигали ваши леса. Я помню, как вода в реках багровела от крови, а поля зарастали жирной зеленью, плодоносившей на крови. Неужели тебе хочется, чтобы такое повторилось?

Узейн подошла ближе, глядя не столько на меня, сколько на мою статую.

– Это не ты, часом, создал Ходячую Смерть? – спросила она.

Я дернулся от удивления и внезапного предчувствия беды.

– Именно от тебя следовало бы ожидать создания такого рода болезни, – беспощадно мягким голосом продолжила она. – Такой… плутовской. Со времен Йейнэ-энну у нас больше не было вспышек, но я читала старые хроники. Болезнь таится неделями, не подавая никаких признаков и распространяясь все шире. А когда она наконец проявляется, больные кажутся даже более оживленными, чем обычно, но лихорадка уже выжгла в них разум. Они ходят, но лишь продолжают заражать все новые жертвы…

Я не мог поднять на нее глаз. Мне было стыдно. Но, когда она заговорила вновь, меня поразило звучавшее в ее голосе сострадание.

– Никто из смертных не должен обладать такой властью, как Арамери в те времена, когда ты был у них в рабстве. И ни у кого из смертных не должно быть такой власти, как у них сейчас. Законы, писцы, войско, прикормленные вельможи. Богатство, награбленное у вырезанных или порабощенных народов. Даже история, какой ее преподают нашим детям в Белых Залах, превозносит их до небес, смешивая с грязью всех остальных. Вся цивилизация до последнего колесика работает на сохранение могущества Арамери. Так они и выживали с тех времен, как утратили вас, Энефадэ.

По этой же причине единственным решением оказывается уничтожение всего, что было ими построено. И плохого, и хорошего, потому что хорошее тоже заражено. Только новое и чистое начало позволит нам обрести истинную свободу!

Однако эти слова вызвали у меня только улыбку.

– Новое и чистое начало? – повторил я и посмотрел на свое изваяние. Представил его пустые глаза зелеными, как мои. Как глаза Шинды, давно умершего сына-демона Итемпаса. – Ради этого начала вам следовало бы обратиться к временам до эры Светозарного. И припомнить, что, собственно, вызвало ее, Войну богов, которая и отдала меня и других Энефадэ под власть Арамери. Причиной войны стали наши свары. Наши любовные притязания, обернувшиеся вселенским кошмаром…