Благие намерения - Лукина Любовь Александровна

- Да вот как раз в связи со всем этим… - затосковав, начал Алексей. Скрывать что-либо уже не имело смысла. - Понял, что к чему, ну и напился на радостях…

- Ну, и что же ты понял?..

Легковушка выбралась на магистраль, дома кончились, по обе стороны полотна летели зазеленевшие посадки, латунные плети ив. Шофер гнал, насколько мог судить Колодников, куда-то к северной окраине города. Над спинкой переднего сиденья маячил крепкий затылок рукастого детины, знакомого Алексею еще по первому разговору в райотделе. Детина, как всегда, молчал и катал желваки.

- Сам придумал или в листовке прочел? - со скукой полюбопытствовал опер, когда Алексей изложил ему вкратце кое-что из недавних своих приключений. Чувствовалось, однако, что усомнился Геннадий Степанович - так, по привычке. Проверить, насколько искренне человек говорит.

- Да никаких листовок тогда еще в помине не было!.. - запальчиво напомнил Колодников. - Они только на второй день появились, когда меня уже выпустили…

Тут же сообразил, что ничего это не доказывает, - и примолк. Действительно, выдумать свою историю он с тем же успехом мог и позавчера, и вчера, и сегодня. Да хоть сию минуту… И попробуй проверь!

Машина тем временем ворвалась в жилой массив и, попетляв по улочкам, остановилась, немного не доехав до желтоватого казенного здания, также оказавшегося райотделом милиции. У входа, с двух сторон обложенного солидными темно-красными златолитерными табличками, тоже наблюдалась суматоха, как и там, откуда Колодников прибыл, с той только разницей, что здесь не выносили ящики, а заносили. Один райотдел уплотняли другим.

- Так, - нахмурившись, бросил опер. - Пойдем сейчас попробуем твою трудовую выручить…

«…а потом уж поговорим», - мысленно закончил фразу Колодников и снова затосковал. И черт его дернул задержаться на перекрестке! Видел же, видел: переезжает райотдел… Ну и шел бы себе домой, придурок! Нет, нужно было опять нарваться…

Трудовую книжку выручили на удивление легко. Большеротый меланхоличный следователь, чем-то напоминающий морщинистого эксперта - того самого, что когда-то разобидел Колодникова, принял их в обстановке, максимально приближенной к боевой - среди полураспакованных ящиков и в страшной тесноте. Тем не менее, он задал Алексею несколько вопросов, касавшихся фонда и его руководителей, причем чувствовалось, что, окажись этот следователь в жерле вулкана или на крыше небоскреба, вести он себя будет так же невозмутимо и неторопливо. На вопросы его Колодников внятно ответить не смог, ибо касались они, в основном, финансовых операций. Так и не добившись толку, следователь почесал острую, как у Дуремара, лысину, вздохнул с привычным разочарованием и, найдя среди многих трудовых книжек принадлежащую специалисту по компьютерному дизайну Алексею Колодникову, ткнул пальцем в какую-то ведомость, где надлежало расписаться в получении.

Поскольку суеты и толкотни хватало на всех этажах, Геннадий Степанович предложил выйти на воздух и перекурить. Надо полагать, затевалась очередная задушевная беседа - без протокола, естественно… Я, дескать, помог тебе трудовую отбить, а ты давай в порядке благодарности рассказывай… Интересно, о чем? Вроде уже и не о чем…

- Ну теперь-то вы хоть верите, что я не врал тогда?.. - жалобно спросил Алексей, поднося оперу зажигалку.

- Теперь это неважно… - сердито помолчав, ответил тот и затянулся несколько раз подряд.

- Нет, но… - несколько растерялся Колодников. - Как это неважно? Дело-то, как я понимаю, не закрыто…

- Ты телевизор смотришь? - спросил опер.

- М-м… Иногда.

- Чаще смотри, - ворчливо посоветовал опер. - Хотя бы новости знать будешь… - Помолчал, посопел. - Заварухой этой теперь занимается ФСБ, - сообщил он сквозь зубы. - А мы - так, по мелочи, на подхвате. Вот пускай у них голова и болит… Понял, какие дела, Алексей Петрович? Если и будут тебя таскать, то уже не к нам…

- Та-ак… - холодея, вымолвил Алексей. Вот только еще контрразведки ему не хватало для полного счастья… Хотя… По сравнению с ментовкой… Тогда к чему весь этот разговор, да еще с таким дальним подходцем? Притормозил, подвез, помог трудовую вызволить… Только ради удовольствия перекурить с Колодниковым на пороге райотдела?

Опер поглядел на озабоченное лицо Алексея и усмехнулся.

- Сам-то еще бежать не надумал?

- Мне-то чего бежать? - хмуро ответил тот, почти дословно повторив вчерашние слова сына. - Димка тоже свое сполна получил… Да и жена тоже… А вот вам… Вам, по-моему, прямой смысл бежать.

- А мне бежать незачем… - выговорил опер с каким-то мрачным удовлетворением. - Самое дело начинается. Еще пара недель - и будет у нас, как в Чернобыле… Все прелести сразу. И мародеры, и прочее…

Вне себя Колодников с силой метнул едва до половины докуренную сигарету в бетонную урну.

- Да пойми же ты!.. - шепотом завопил он, потрясая в бессилии кулаками перед грудью. - Нельзя тебе тут оставаться! Это же самоубийство самое настоящее!.. Неужели не понимаешь? Ты же оперативный работник! Значит и руки крутил, и бил, и стрелял…

Прищурившись и словно что-то высматривая в конце улицы, опер Геннадий Степанович чуть нагнулся и раздавил окурок о край урны.

- Слышал уже, наверное, скольких у нас на пенсию разом выгнали? - неожиданно спросил он, выпрямляясь. - Хотя да, ты ж телевизор не смотришь… Всех поснимали. Генерала вон в отставку отправили… А нашу группу не тронули… Знаешь, почему? - Он искоса взглянул на Колодникова. - Потому что больше работать некому будет, если нас выгнать… А насчет самоубийства… - Опер приостановился, прикинул. - Прямой на мне смерти ничьей нет, мужик я крепкий… Да выживу, если что!..

Добираться в центр пришлось своим ходом. Поколебавшись, Колодников покинул автобус четырьмя остановками раньше той, что располагалась рядом с домом, и сразу же пожалел об этом своем поступке. За то время, пока он трясся в транспорте, черт его знает с чего, поднялся ветер, да такой, что чуть очки с лица не сковырнуло. На крышах гремела жесть, по улицам несло жесткую, как стеклянная крошка, пыль. Алексей поспешил извлечь из кармана лыжную шапочку. Стоило ее напялить, как ветер, атакуя с флангов, тут же предпринял попытку закатать край шапочки выше уха. Пришлось временами придерживать ее, словно шляпу.