Магистр! Вы, кажется, влюбились (СИ) - Огинская Купава

Ему с родной матерью воевать приходилось… да и леди эта еще вдовствующая. Слишком много у магистра в жизни проблем было, с которыми простым побегом он разделаться никак не мог.

Целый ректор — это не бесполезная дочь предприимчивых родителей, ему просто так не скрыться даже в соседнем государстве.

Ануш с происходящим мириться не хотел и назавтра, с самого утра, занял собой весь проход в библиотеку, поджидая магистра.

Как он планирует не пускать в библиотеку Гэдехара, я не знала, а вредный привиденчик не посчитал нужным рассказывать, обиженный на меня за гостеприимство. Только пообещал угрожающе:

— В моей библиотеке ему больше не прятаться.

Я не стала уточнять, что, как и вся академия, эта библиотека ректора… ну и немножечко моя, так как я значусь при ней библиотекарем. И никакой заключенной душе она совершенно точно не принадлежит.

— И за что вы его так не любите? — спросила я, не надеясь получить ответ. Стояла у конторки, бездумно перебирала книги, забытые Анушем, просто чтобы руки занять, и недоумевала.

А привиденчик ответил. Эмоционально очень:

— Он украл семнадцать лет моей жизни!

Я оторвалась от своего бессмысленного занятия, чтобы глянуть на Ануша.

— Так это же вроде суд сделал. Осудил вас за то, что вы попались.

— Суд лишил меня тела, — мрачно пояснил он. — А Эйнар лишил меня жизни. Запер в этой проклятой академии!

Я осмотрелась.

— Не такое уж плохое место. Вас же могли и на кладбище определить. Сторожем…

— Я мог бы сейчас находиться в королевской лаборатории, — с тоской сказал он, казалось даже не услышав меня. — Но вынужден прозябать здесь.

— Подождите, но кто бы вас в лабораторию пустил? — не поняла я. — Вы же преступник!

Привиденчик оскорбленно поджал губы. Расправил плечи:

— Я ученый!

— Вы на живых людях опыты ставили, — с осуждением напомнила я. И вздрогнула, когда Ануш ожег меня злым взглядом.

— Уже все выяснила, да? Тоже считаешь, что они не заслуживали такой участи? Я выбирал только самых безнадежных. Убийц, насильников, тех, кого ждала смертная казнь. Почему их жизни должен был забрать палач, а не я?

Я не знала правильного ответа. Или просто нужных слов, чтобы его успокоить, а привиденчик закипал.

И спастись от его злости не представлялось возможным, потому я решила быть бесстрашной и немного наглой:

— Но вы так и не сказали, кто бы вас пустил в королевскую лабораторию?

Усмешка страшной судорогой на мгновение исказила лицо Ануша, но ответил он куда спокойнее:

— На меня пришло два запроса. В лабораторию и… — Ануш брезгливо осмотрелся, — сюда. Разумеется, я был уверен, что меня отправят в лабораторию. Мой опыт, мои знания и идеи непременно послужили бы короне. Но Эйнар воспользовался связями, притащил меня сюда, запер среди этих наглых, глупых и громких… студентов и ушел. Бросил меня здесь одного! Заверял, что это для моего же блага и пойдет мне только на пользу. И ничего не хотел слышать. По-твоему, друзья так поступают?

Я молчала, так как полностью одобряла поступок магистра, а признаваться в этом было опасно. Если вдруг Ануш на меня так же смертельно обидится, как и на ректора, я тут шесть лет просто не выдержу.

— Чего молчишь? — мрачно спросил привиденчик и подплыл ко мне, оставив без защиты дверь. — Считаешь, что я драматизирую?

Именно так и я считала. А еще считала, что в королевских лабораториях ему делать нечего. Не было сомнений, что его знаниям и умениям там вполне бы нашлось применение, скорее всего, Ануша даже обеспечили бы ВСЕМ необходимым. И мне, как несостоявшемуся подопытному образцу, было очень страшно это понимать.

Я кашлянула. Сглотнула, прогоняя вставший в горле ком, и поинтересовалась:

— А что за исследования вы проводили?

Ануш нахмурился и уклончиво ответил:

— Разные. В основном изучал воздействие смертельных болезней иных видов на человеческий организм. Не думаю, что тебе это будет интересно.

Мне и правда было не интересно. Совсем мне было не интересно, как его подопытные умирали в муках.

Я гнала от себя страшные мысли, старательно концентрируясь на главном:

— Уже ведь одиннадцать лет прошло. Может, пора простить магистра Гэдехара?

Привиденчик глянул мрачно, но меня было уже не остановить.

— Не думаю, что у вас много друзей. С вашим-то характером. И если магистр был вашим другом…

— Чем же тебе мой характер не угодил? — перебил меня Ануш.

На вопрос, заданный таким тоном, совершенно точно отвечать не следовало, но я ответила. Потому что раз уж привиденчик решил сегодня немного пооткровенничать, то и мне стоит быть честной.

— Тяжелый он у вас. Неподъемный просто, как гранитная плита. Вас даже Малика долго вынести не может. Вон, совсем приходить перестала.

— Она не приходит, потому что занятия начались, времени у нее на тебя нет, — проворчал Ануш. И тут же язвительно добавил: — Но ты, насколько помню, уже нашла ей замену.

Я сделала вид, что не поняла намека. И несколько минут в тишине очень сосредоточенно перекладывала книги из одной стопки в другую. Ровняла их и начинала все заново.

Ануш смотрел на меня, смотрел и не выдержал.

— Да, мы были друзьями еще с академии. Как ты точно подметила, характер у меня непростой, я трудно схожусь с людьми, — недовольно признался он. И снова вернулся к своим обидам: — Эйнар это прекрасно знал! Знал и засунул меня в это… это…

Привиденчик не мог подобрать достаточно емкого слова, способного в полной мере отразить его злость.

— Очень людное место, — подсказала ему. В чем-то я Ануша даже понимала. В лаборатории всяко тише и спокойнее. И никаких толп студентов, и никакого шума в коридоре, и вообще, наверное, там можно днями ни с кем не разговаривать…

Привиденчик мрачно кивнул.

— Ты бы такое простила?

— Я не злопамятная. К тому же теперь у вас вон сколько развлечений есть. И леди Гэдехар гонять, и на страдания магистра любоваться. Где бы вы такое в лаборатории нашли?

— В лаборатории мне бы не пришлось искать себе развлечения, — огрызнулся он.

Мы немного помолчали.

Ануш кружил рядом со мной, но на двери то и дело посматривал с мрачным ожиданием.

И я призналась. Не знаю зачем, просто захотелось.

— А у меня раньше никогда не было друзей.

Привиденчик смерил меня придирчивым взглядом и, не скрывая иронии, спросил:

— Видимо, ты с самого детства была такой раздражающей?

Я обиделась и, ругая себя за импульсивность, с остервенением принялась уже в который раз перекладывать книги. Это становилось нелепым, но я не могла остановиться.

Бывали моменты, когда мне казалось, что лучше будет вовсе перестать разговаривать. Чтобы не позориться.

Такие моменты, как, например, этот.

Насмешка судьбы — свести вместе двух плохо социализированных людей. Замкнутого целителя-экспериментатора и… меня.

Выражение моего лица, должно быть, сделалось настолько жутким, что проняло даже бесчувственного Ануша.

— Ладно, прости. Дети всегда раздражающие, не только ты. Да и большинство взрослых… — Он осекся, будто осознав, что опять уходит не туда. Кашлянул и спросил, пытаясь сгладить свою резкость: — И что, братьев и сестер у тебя тоже не было?

А мне очень хотелось посмотреть на себя в зеркало. Неужели я сейчас правда выгляжу совсем уж ужасающе? И если да, то как: ужасающе страшно или ужасающе жалко?

Насколько сильно меня должно было перекосить, что проняло даже черствого привиденчика?

— И сестры были. И брат. Но они меня не сильно любили. — Я вздохнула. — Это могло бы быть не так уж важно, но жили мы за городом. В поместье. Никого на расстоянии в несколько миль. И даже у слуг не было детей.

До шестнадцати лет о настоящем мире, раскинувшемся за окнами моей комнаты, я могла разве что только читать. Потом меня наконец начали вывозить в свет. На смотрины. Не так часто, как остальных сестер, — всего два раза в год, на большие праздники. Строго говоря, у родителей просто не было выбора…