Поводырь (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

И мир остановился. Застыл, как на стоп-кадре компьютера. Я УВИДЕЛ. Потоки магической энергии, которые нитями, толстыми веревками тянулись ко мне, мерцая в пространстве и скручиваясь в жгуты. Нити магии, которые шли к колдуну, и к двум инквизиторам, которые тоже были магами, только слабыми, со специфическими умениями — в основном для того, чтобы пытать, причинять боль, выламывать из мозга информацию. Мир вокруг меня изменился — я видел ауры неодушевленных предметов, и мог изменять их свойства. Я слышал голоса людей за пределами каюты так ясно, так четко, как если бы они говорили рядом — в открытое окно жгуты воздуха доносили до меня их речь, их запах, их эмоции.

Да, я вдруг увидел жгуты воздуха, и понял, что могу ими управлять. Стоит просто захотеть, и такой ласковый, такой приятный морской ветерок превратится в клинок, тверже и острее которого нет.

Рука инквизитора, державшая нож отвалилась по самое плечо. Брызнул фонтан крови, сразу заливший, скрывший от глаз белую, будто сахарную кость плеча. Вернее — ее обрубленный сустав. И тут же отвалилась вторая рука. Воздушный клинок будто и не заметил преграды — прошел через нее, как сквозь пустое пространство.

Второй инквизитор упал, разрубленный на уровне бедра. Я отрубил ему ноги по самую задницу. По жизни никогда не был кровожадным человеком, но эти люди…они совсем не люди. Я всегда придерживался того мнения, что некоторым тварям в человеческом обличьи жить не надо. Даже так: само их существование совершенно противопоказано этому миру.

И второе: они должны получать то, что давали своим жертам. Мало повесить охрану концлагеря — их надо убивать так, как они убивали узников. А потом их сжечь — в штабелях, так, как они это делали. И никто никогда меня не убедит, что это не наш метод, бла-бла-бла! Как аукнется — так и откликнется.

Эти двое мучили меня, пытали, и я бы понял — если бы они это делали по службе, без удовольствия, просто потому, что так надо. Но они наслаждались — глумились надо мной, над моими убитыми братьями, над нашей семьей, обещая при этом для меня различные «изысканные» пытки. А еще вспоминали, как пытали попавших в их руки людей. Со смаком вспоминали, наслаждались своими воспоминаниями, когда этого нужно было только стыдиться.

Мастер-колдун догадался о происходящем только тогда, когда двое инквизиторов уже валились на пол, искалеченные, воющие, как стая шакалов. Все произошло практически мгновенно — вот инквизитор втыкает нож в Уго, и вот — оба валятся на пол с отрубленными конечностями. Он успел поставить защиту — непробиваемый щит из твердого, как сталь воздуха. Для этого (я теперь знал!) не нужно много времени — всего лишь микроскопическая доля секунды, и много, очень много энергии! Чтобы поставить такой щит, надо обладать энергией, которую могут пропустить через себя минимум пять сильных колдунов! И это был на самом деле Магистр. Орден Инквизиции знал, кого посылать в мой замок. Император почему-то опасался меня, как никого другого. И это удивляло. Все равно как на арест мелкого дебошира-пьяницу отправить отряд спецназа ФСБ — глупо и смешно.

Я ударил по щиту всей своей энергией, которая потоком заливала мое сознание! Я ударил так, что само пространство закипело, возмутилось, и над кораблем стал раскручиваться гигантский столб урагана! Море закипело вокруг на мили и мили в окружности! Я видел это, слышал это — мои руки-глаза, созданные ветрами дотягивались до самого горизонта! Я был всесилен сейчас, и мог творить все, что угодно!

И щит не выдержал. Лопнул, со звуком порвавшейся гитарной струны. А после я вырвал сердце у колдуна — просто раздвинул грудную клетку двумя жгутами воздуха, и ухватив трепещущий, пульсирующий комок вынул его из груди своего врага. И со всей силы ударил им о пол, расплескивая, превращая в кровавую кашу!

Оковы упали на пол, срезанные молекулярным лезвием так чисто, будто сделаны были из хлебного мякиша. Я подошел к Уго, взял его на руки, срезал путы. Прижал к груди, и начал качать, как маленького ребенка:

— Котик, мой котик…тепленький животик! Как хорошо, что я успел!

— Хорошо, Брат! — откликнулся Уго, и тут же пожаловался — Больно! Ну какие плохие люди, правда? Можно, я на них помочусь?

— Можно — улыбнулся я, чувствуя, как щиплет глаза и туманится взгляд — Господи, как хорошо, что я успел! Никому не дам тебя в обиду! Только ты не уходи далеко, ладно? Не бросай меня!

— Не уйду… — улыбнулся Уго, и я крепче прижал его к себе. Он был такой невесомый…большой, а невесомый. Родной…

Я залечил ему разрез на животе — это было просто. Слава богу — палач не распорол ему брюшко, он же собирался снять с Уго шкуру, чтобы кот подольше мучился, так что распорол только кожу. Кровь потерял, так это восстановит! Ничего страшного. Я успел! Все-таки я успел…

— Пойдем разыскивать наших — вздохнул я, и толкнув дверь, вышел на палубу. Вышел, и только сейчас вдруг вспомнил, что во-первых я голый, как младенец, и во-вторых…хватит и во-первых. Кровь, синяки, ссадины, порезы, шишки, опухоли — это все пройдет. Выпью правильные снадобья, и все пройдет.

Я шел по палубе, и от меня разбегались матросы — настолько я наверное был страшен. Эдакое окровавленное чудовище, упырь, вставший из могилы. Им уже рассказали, что я черный колдун, чернокнижник, которого ждет благодатный огонь костра, и теперь эти придурки прыскали от меня, как тараканы из-под сапог. Только один решился на действия, и выпалил в меня из арбалета. Здоровенного такого арбалета — стрела могла пробить меня насквозь, если бы попала, конечно. Но она не попала. Я ее остановил в воздухе. А стрелок тут же полетел за борт.

Моих соратников — Кендала и Максима — я нашел в носовой каюте, служащей на корабле чем-то вроде тюремной камеры. Сюда сажают буйных матросов, прежде чем принять решение по их судьбе. Оба были сильно избиты, Кендал хрипел и плевался кровью. В груди у него булькало и он практически не двигался. Ему досталось больше всего. Максим, несмотря на кровоподтеки, сломанный нос и надорванное ухо был как всегда невозмутим, а на вопрос о самочувствии махнул рукой:

— Что мне сделается? Я привычный. А вот ему досталось…вдвоем его топтали, твари. Что будем делать, господин? Какие будут приказания?

Приказаний у меня пока не было. Я не сходя с места как мог накачал Кендала здоровьем, запустив регенерацию на разрешенный максимум — больше сделать было нельзя, в противном случае организм съест сам себя. Ему сейчас надо очень много есть и здороветь. Ну а потом мы пошли к капитану.

Капитана я нашел на мостике, окруженного охраной из матросов и стражников. Все ощетинены оружием, целятся в меня из арбалетов и луков, так что пришлось быстренько вставить им мозги на место — повыдергивал из рук луки и арбалеты, а кое-кого швырнул на палубу, как кегли. Ну чтобы не загораживали проход и дали доступ к капитанскому телу. Мне не хотелось его унижать перед командой, поднимая в воздух за ногу.

— Капитан! Сейчас ты разворачиваешь корабль, и поднимаешься по реке туда, откуда меня забрал. И тогда я тебя не убью. И не убью больше никого из твоей команды. Если отказываешься это сделать…

— Нет! Нет, не отказываюсь! — капитан был здоровенным, грубым мужиком лет сорока, явно видавшим виды — совершенно пиратская морда. Но он перепугался так, что едва не наделал в штаны. Особенно тогда, когда Уго подошел, и вдруг встал на задние лапы, заглянув ему прямо в глаза. Да…добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом!

Еще я потребовал, чтобы нашли и принесли нашу одежду, а также дали мыло и много воды. Мы вымылись, смыв с себя кровь, пот и нечистоты (нас никто не выводил в сортир!), а когда закончили с мытьем и оделись, я взял пачку бумаги, исписанную красивым мелким почерком, и отправился в камбуз, где под испуганным взглядом кока отправил бумагу в огонь очага. А потом перемешал пепел кочергой. Так, на всякий случай.

Кендал мылся сам — после моего лечения ему стало гораздо легче, он уже не хрипел и не плевался кровью. Хотя и шатался, как дерево под осенним ветром.