Страмм откинулся назад и скрестил руки на узкой груди.
— Ты вычислил это, Эндрю, — сказал он. — Я уже понял.
— Очевидно, ты надеешься на победу, — сказал Крастон. — Даже если у тебя отсутствует чувство самосохранения, ты никогда не дашь всем Баронствам попасть в мои руки. Также совершенно очевидно, что армия в шестьсот человек не имеет никаких шансов разгромить чудовищ и Уродов Кола. Ни ты, ни Алдан и Джеральд — ни один из вас не обладает достаточной смелостью или смекалкой, чтобы выиграть битву. Тем не менее вы рассчитываете на ненависть Донахью к Колу.
— Достаточно разумно, — заметил Страмм, хлопнув в ладоши и наблюдая за выражением лица Крастона, когда раздался неожиданный звук. — А теперь, после того как ты узнал мои планы, думаю, я могу покинуть тебя.
— Не совсем так, Элстон, — продолжал Крастон. — Это может вычислить любой ребенок. Я же хочу узнать, почему ты веришь, что Донахью может уничтожить Кола.
— Я не уверен в том, что он может, — ответил Страмм.
Крастон на мгновение прикрыл веками невидящие глаза, а потом продолжал:
— Верю тебе, Элстон. Очевидно, если бы Донахью был уверен, что уничтожит Кола, он сделал бы это давным-давно… или дело в том, что он не желает убивать Кола, а тогда он и сейчас служит ему.
— Вполне возможно, — согласился Страмм.
— Тогда почему ты рискуешь жизнью, очень легко отказываешься от нее, отправляясь на битву с Колом?
— Может быть, я лишь рассматриваю альтернативы, — сказал Страмм. — Что, если Донахью разгромит Кола без моей помощи? Где я окажусь тогда?
— Во многом в том же положении, что и сейчас, — ответил Крастон. — Незавидная возможность. Нет, ты слишком умен, чтобы рисковать без хорошей на то причины.
— Может, я всего лишь патриот.
— По этой причине? Твое положение со смертью Кола значительно не улучшится. Ведь сам Кол никогда не покидал своей цитадели. Если бы мы не атаковали Метро, то, возможно, всегда жили бы в мире.
— До тех пор, пока Кол не решил бы, что его армия Уродов достаточно сильна, — сказал Страмм.
— Черт возьми! — взорвался Крастон. — Он в них не нуждается. Разве не ты говорил мне, что он появился в камере Донахью?
— Всего лишь одна из его огненных птиц.
— А камера была максимально безопасной. Нет, Элстон, я боюсь, что тебе придется придумать другую историю.
— Не мне, Эндрю, — с улыбкой сказал Страмм. — Я знаю, почему я делаю. Если ты хочешь понять это, ты должен восстановить всю историю.
— Думаю, если ты подождешь минуту или две, я так и сделаю.
— Каким образом?
— Отброшу все лишнее, — сказал Крастон. — Использую дедукцию отрицания. Для начала, боюсь, я говорил о патриотизме как о возможной причине твоих действий. Нет человека, обладающего таким, как у тебя, разумом и политической силой, который может быть столь слепо патриотичен, хотя тебе и хотелось бы, чтобы в это поверили окружающие. И так как (как я уже упоминал) Кол не нуждается в Уродах для того, чтоб проникнуть через нашу оборону, я вычеркиваю «целесообразность с военной точки зрения» из списка. Ты не совсем уверен, что Донахью сможет сделать то, что он сказал, и, значит, ты не просто хочешь примкнуть к победившей стороне с определенной целью. Так как жизнь и смерть Кола мало значат для тебя, это тоже можно вычеркнуть.
— Очень логично, — заметил Страмм. — Кажется, ты отбросил все возможные причины моего поведения.
— Не совсем, — ответил Крастон. — Думаю, ключевое слово, которое я использовал, было «риск». И это есть как раз оно — «риск». Эксцентричность этой кампании непропорционально большая для Человека вашего положения; следовательно, награды могут быть как велики, так и неожиданны.
— Ты болтаешь бесконечно, — с раздражением сказал Страмм.
— Потерпи еще немного, Элстон, я почти закончил. Давай подумаем вместе и попытаемся представить, из-за чего тебе выгодно будет рисковать жизнью.
— Говори прямо.
— Я скажу. Очевидно, ты должен чувствовать, что Донахью может победить Кола. С другой стороны, это не более чем самоубийство, и я не могу поверить, что ты склонен ставить свою жизнь на кон просто так. Если же выиграет Донахью, что это принесет тебе и что не получат остальные Бароны?
— Просвети меня, — попросил Страмм.
— Должен ли я? Я считаю, что это до боли очевидно. Ты, без сомнения, договоришься с Донахью или еще каким-то образом окажешь влияние на него, чтобы он таки победил Кола, и между вами — союз окончательный. Рыжебородый оставит тебя править Ступицей, в то время как ты отдашь ему… — Крастон сделал паузу, почесав голову.
— Да, Эндрю? В то время как я отдам ему, что?
— Я не уверен… но я представляю себе, что и эта часть твоего плана скоро откроется.
— Нет, потому что твоя логика ошибочна. Я думаю, очевидно, что, если Донахью мог бы победить Кола, ему не нужен был ни я, ни кто-то другой. Фактически, мы просто поменяем рационального супермена на иррационального.
— Правда, — задумчиво сказал Крастон. — Тогда может быть единственная альтернатива: ты собираешься убить Донахью, когда он уничтожит Кола.
— Конечно. Ты знаешь, Эндрю, иногда, я удивляюсь путям, которыми ты подходишь к правде, настолько они кружные.
— Но этого недостаточно, — упорствовал Крастон. — Очевидно, ты уверен в смерти обоих — и Кола, и Донахью… но это — желания и остальных из нас. В этом нет личного, нет персонального выигрыша для тебя.
— Ты разочаровал меня, Эндрю. Ты сразу понял, что я не стану рисковать жизнью, если это будет выгодно тебе так же, как мне, и оказался не в состоянии проследовать по собственной цепочке рассуждений.
— Вздор! Ты как открытая книга, Элстон. Если тебе удастся убить обоих — Кола и Донахью, ты, без сомнения, сможешь убедить Повича и Рислера свергнуть меня, так как я единственный из Баронов, кто возражает тебе. Пович — старик, который и так скоро умрет, Рислер — дурак, а умри Донахью, Алата согласится со всем, что ты предложишь.
— Так вот в чем суть, — печально сказал Страмм.
— Твой план не сработает, и ты знаешь это.
— Мне хочется знать, почему ты считаешь, что все случится именно так?
— Перво-наперво, ставлю тысячу к одному, утверждая, что ты не выживешь. Совсем не похоже на то, что Донахью сможет убить Кола, а если он и сделает это, не верится, что после этого ты сможешь убить его. Если даже тебе все это удастся устроить, могу уверить тебя, я приготовлюсь и смогу сохранить свое Баронство, что бы ты там ни выкинул.
