Школа гейш - Лисовская Алиса

— Угу, — буркнула Мия, не поднимая глаз. — Я пойду.

В груди зрела глупая, совершенно детская обида. Очень хотелось разрыдаться. Только непонятно почему.

— Я провожу.

Тануки распушил хвост:

— Сиди уже, провожатель колченогий! Я сам провожу.

— Нет, — очень спокойно сказал самханец и вручил оборотню факел. — Но ты можешь пойти с нами.

Всю дорогу до школы тануки ворчал и ругался, Джин отшучивался, а Мия шла молча, глядя в землю.

Тануки дождался, пока Мия перелезет через ограду, а потом сердито обернулся к самханцу.

— Ты что творишь, гад такой? — воинственно спросил оборотень.

— Не понимаю, о чем ты.

— Совсем девочке голову задурил.

Джин хмуро оглядел черневшие впереди стены школы.

— Пойдем, — велел он. — Не то место для разговора.

— Ты же уедешь, дурья твоя башка! — разорялся тануки на обратной дороге. — А ей жить дальше! Становиться гейшей. Я же вижу, как она на тебя смотрит. Хоть бы руки не распускал, козел похотливый…

Мужчина шел рядом молча. Его скульптурное лицо было бесстрастным.

— …сперва сам пойми, чего тебе от нее нужно! — завершил свою речь тануки, воинственно встопорщив усы.

— Я увезу ее, — сказал Джин.

Оборотень споткнулся на ровном месте:

— Что?!

— Мия не создана для того, чтобы быть гейшей.

— Тебе-то откуда знать?

— Вижу. Ей нужно замуж. За порядочного, надежного человека.

— Это за тебя, что ли? — подозрительно спросил тануки.

Самханец отвел взгляд:

— Я… не могу. Но я дам ей деньги и свое покровительство. В Самхане мое слово немало весит. Мия сможет сама выбрать свою судьбу.

Дайхиро плюнул в сердцах:

— Ты то ли подлец, то ли дурак, Джин Хо.

Маленький монах был прав.

Давно Джин не ощущал себя так паскудно.

И тот, другой, запертый в подвалах души, тоже беспокоился. Ходил туда-сюда, скреб лапой, сердито ворчал…

Тяжело опираясь о посох, Джин поднялся по ступенькам в храм. Рухнул на циновку у костра.

Казалось, в храме еще стоял еле уловимый запах сакуры и кедра.

Сакура… Ею пахли волосы и кожа Мии.

Он прикрыл глаза и как наяву услышал ее смех. Представил себе лицо девушки — задумчивое, чуть мечтательное. Вспомнил ощущение нежной кожи под пальцами и как она чуть вздрагивала и ежилась, когда он мыл ее. В тот момент ему до смерти хотелось коснуться губами доверчиво обнаженной шеи. Спуститься, выцеловывая трогательно выступающие позвонки. Прижать к себе хрупкое тело и ласкать, ласкать, наслаждаясь ее восторженными стонами.

…войти в нее, взять, овладеть…

Это желание было похоже на наваждение. Невыносимо сильное, почти непереносимое. Настолько сильное, что Джин испугался. Он, выросший в непрестанной борьбе, усмирявший демона каждое мгновение на протяжении большей части своей жизни, испугался, что не справится с собой.

Если бы не браслет… Браслет и ее рассказ стали якорем. Прогнали морок, помогли вернуться к реальности.

И сегодня… ее губы были так близко. Сладкие, манящие, словно созданные для поцелуев. И этот доверчивый и ожидающий взгляд снизу вверх. Джин ведь почти поддался заключенному в нем призыву.

Хорошо, что пришел тануки.

Джин чувствовал, как его тянет к девушке. Тянет с почти нечеловеческой силой. Потребность видеть ее лицо, улыбку, слышать смех. Учить ее, отвечать на вопросы, радовать, заботиться о ней.

И он следовал за этими внешне невинными желаниями. Говорил себе, что в этом нет зла — он же не позволяет себе лишнего. И знал, что лжет себе.

То ли подлец, то ли дурак.

Джина любили женщины. Они приходили в его жизнь сами, почти без усилий с его стороны. Выбирали его среди десятков других, даже ничего не зная о его происхождении.

— Что они все в тебе находят? — как-то обиженно спросил его Тхан после того, как очередная красотка выбрала не наследника и мага, но проклятого старшего брата.

Джин пожал плечами:

— Не знаю. Может, со мной легко?

Он не искал репутации ловеласа — она нашла его сама. Джин с равной заботой и уважением относился к каждой женщине, с которой его сводила судьба. Не важно, ночь, неделю или месяц они были вместе.

Расставался он тоже без злости и сожалений, храня в душе теплые воспоминания о мгновениях счастья.

Так было раньше… Раньше мысли о женщине не лишали его покоя и сна.

Подлец или дурак?

Одно дело — роман с опытной красоткой в поисках приключений. Но Мия… Она совсем другая.

Точеный профиль, тяжелый узел волос в традиционной прическе майко, самые прекрасные на свете глаза — доверчивые, черные и блестящие, как ночное небо в россыпи звезд.

Черные…

Что он может предложить ей? Сделать ее своей любовницей? Участь содержанки не для Мии.

Выдать замуж? Поселить в столице, видеть ее счастье с другим и знать, помнить каждую минуту, что он сам от нее отказался?

Мужчина должен уметь принимать решения за себя и за женщину. Выбирай, самханский тигр, кем ты хочешь стать — подлецом или дураком?

Джин невесело рассмеялся:

— Ну уж здесь я ее точно не оставлю, чтобы не стать и подлецом и дураком сразу.

В домике было пусто. Остальные девочки еще обедали в столовой. Только Кумико все так же лежала, отвернувшись к стенке, молчаливая и безучастная.

Мия вздохнула, прошла через комнату и остановилась у футона бывшей соперницы.

— Возьми, — сказала она и поставила рядом с футоном миску. — Четвертый день ничего не ешь.

Девушка вздрогнула и съежилась, словно ожидала удара.

— Ну, давай. Если хочешь, я отойду. — Мия подвинула миску ближе. Из нее пахнуло ароматным куриным бульоном с кореньями.

— Не буду на тебя смотреть.

В доказательство она подошла к окну и отвернулась. За спиной раздался шорох. Торопливый стук ложки о миску, жадное хлюпанье. Потом несколько мгновений напряженной тишины, и миска покатилась по полу, а из-за спины послышались сдавленные рыдания.

Нарушая собственное слово, Мия обернулась.

Кумико лежала на футоне, подтянув ноги к груди, и тихо выла на одной протяжной ноте. И столько скорби и отчаяния было в ее маленькой фигурке, что Мия сама чуть не расплакалась.

Она подбежала к бывшей сопернице и упала на колени рядом.

— Не плачь, пожалуйста. Все еще наладится, вот увидишь.

За ложь сразу же стало стыдно. Не наладится. Такухати уже все решил, когда он говорил о Кумико, в его голосе звучали только равнодушие и презрение. И куда пойдет Кумико? Она же ничего не умеет, кроме того, чему их учили в школе. Кому она будет нужна? Какая участь ждет ее с таким лицом?

Мия поклялась себе еще раз поговорить с директором. Может, если она снова его поцелует, он сменит гнев на милость?

Кумико ткнулась лицом ей в колени, и Мия еле сдержалась, чтобы не отшатнуться.

— Прости! Прости меня, — прорыдала дочь самурая. — Прости, пожалуйста. Я во всем виновата!

От неожиданности Мия замерла. Она ждала ненависти, обвинений, но не такого искреннего и глубокого раскаяния. Кумико лежала на полу, уткнувшись лицом ей в колени, и горько плакала. В этот момент Мия почувствовала, как последние ростки обиды и злобы, которые еще оставались в ее душе, уходят безвозвратно. Она погладила бывшую соперницу по поредевшим волосам.

— Я прощаю тебя.

Кумико судорожно вздохнула и обняла ее колени.

Так они и сидели, пока не зазвонил гонг, обозначая окончание обеда.

— Сюда скоро придут, — мягко сказала Мия. — Хочешь, я принесу тебе еще еды?

— Да. — Кумико чуть помедлила. — Спасибо, Мия-сан.

Она выпустила ее колени, приподнялась и откинула волосы, и Мия ахнула.

Лицо дочери самурая снова было гладким и чистым. Уродливые, похожие на коросту шрамы исчезли без следа.

Акио Такухати прочел письмо, скомкал и сжег его. Прошел по комнате, усмиряя рвущееся из груди бешенство.

Сукин сын Ясуката снова его обставил.