Хранилище (СИ) - Старухин Евгений "Шопол"

Внезапно меня что-то сзади царапнуло. Обернувшись, увидел растущее рядом дерево, одна из ветвей которого как раз меня и задела. Откуда? Ведь его только что не было. На всякий случай отошёл от него. Дерево вынуло корни из земли и подвинулось ко мне. Что-то мне от этого стало немного не по себе. Но дерево никаких враждебных действий не предпринимало. Но тут с него спустился огромный паук, размером почти с меня и принялся вязать паутину. Я не оговорился, он её не плёл, а именно вязал, как когда-то вязал сети мой дед и как ещё недавно вязал я сам гамак. Э-э-э? Он тоже связал гамак? Зачем? Почему? Неужели этот паук мысли читать умеет? Но зачем ему это надо? Второй конец гамака остался висеть в воздухе, непривязанный ни к чему, но гамак не падал. Паук же плавно перебежал к другому дереву, появившемуся опять же у меня за спиной, и принялся вязать второй гамак. Вскоре и он был закончен. Да, плести четырьмя руками гораздо быстрее, чем двумя, что этот восьминогий товарищ успешно и продемонстрировал. После окончания работы он быстренько уполз в крону второго дерева и где-то там спрятался. Я ещё пытался его разглядеть в кроне, когда сзади раздалось деликатное покашливание:

– Кхе-кхе. Простите молодой человек, но вам не кажется, что это не вежливо, стоять спиной к хозяину?

Я обернулся и увидел лежащего в гамаке человека. Он был одет в чрезвычайно пёстрый костюм, сшитый из небольших лоскутков ткани различных расцветок. На голове был шутовской колпак с бубенчиками на трёх концах. Ноги же венчали туфли в ковбойских сапогах, правда, вместо шпор были почему-то небольшие погремушки, что он наглядно продемонстрировал, приподняв ноги в гамаке и ударив ими одна об другую. Второй конец гамака по-прежнему висел в воздухе и крепиться к чему-либо даже и не думал, но гамак всё равно не падал, несмотря даже на наличие в нём пёстрого обитальца.

– Устраивайся поудобнее, – он показал рукой на второй гамак.

Я не преминул последовать совету. Правда, садился на предложенное мне место я всё-таки с большой осторожностью. Как оказалось не зря. Когда я уже почти сел, гамак сделал неожиданный пасс вниз и поймал падавшего меня уже у самой земли. Незнакомец радостно засмеялся.

– Прости, не удержался! Ты с такой опаской садился, что как тут было не пошутить? Кстати, а ты чего всё время молчишь? Это не вежливо отмалчиваться, когда с тобой разговаривают!

Я по привычке замычал, показывая, что не могу говорить.

– Ну и чего ты мычишь, как телок на привязи? – голова моего собеседника внезапно превратилась в голову таурена, – Говорить совсем уже разучился? Или ты жаждешь стать таким, как я сейчас? Так это легко можно устроить, – он взмахнул руокй и медленно её опустил, голова в шутовском колпаке вернулась обратно, – Ладно, я сегодня в благодушном настроении. Но и ты не молчи, развлеки меня беседой, вроде же не так долго ты немым был, чтобы успеть все звуки родной речи позабыть, да и меня ты прекрасно понимаешь… Ну! Скажи мне что-нибудь! Например: «Мама мыла раму».

– Мама мыла раму, – послушно повторил я, и у меня получилось. Так, стоп! Сорокового уровня я достичь ещё не успел, значит я где-то встретил бога. Почему где-то? Судя по всему именно здесь, с учетом того, что он может управлять местной гравитацией, запросто изменяет свою голову и так много знает.

– О! Кажется, мыслительный процесс пошёл! Ну, раз так, позволь представиться: Хаос. Бог, как это ни странно, хаоса, безумия, творчества, гениальности и неординарных решений. Кроме того я ещё потакаю всяческим розыгрышам, веселью, шуткам, ну и самую малость коварству. Согласись, что хорошего розыгрыша без лёгкой толики коварства не получишь. Кроме того, ты мог обо мне слышать под разными другими именами, среди которых есть даже женские и вымышленные, такие как Шеогорат, Локи, Дионис, Ата, Лисса. Кроме того, иногда мои функции приписывались совсем уж нелепым тварям, вроде лепреконов и барабашек и даже бабайки. Да, бабайка – это тоже я. Хотя от этого немного стыдно. Ну как стыдно… Ты же вспоминая многие свои поступки, наверняка думаешь, вот же я дурачок был! Да? Ну вот и у меня с бабайкой такая же история. Впрочем, к чему я это всё? Как тебе моя поэзия?

Такой резкий переход от исповеди про бабайку к вопросам поэзии меня вогнал в ступор.

– Э? – только и смог я выдавить из себя, – Какая поэзия?

– Ну как это какая? Как какая! Замечательная. На каждой странице – свой кусочек безумия с общим выводом. Разве же это было не прелестно?

– Какой странице?

– Ну что же ты такой трудный-то… Ну давай, шевели мозгой своей медленной. Что последнее ты помнишь из реального мира, а не окружающей нас сейчас красоты, – он протянул руку, и на неё неизвестно откуда приземлилась бабочка причудливой расцветки. Когда она развела крылья, мне удалось рассмотреть рисунок во всей его красе: на меня смотрела гнусная рожа какой-то твари, со стекающей кровью по клыкам кровью. Да уд, забавные тут бабочки… Стоп! Не о том я думаю!

– Последнее, что я помню, – это чернота, в которую я влетел в хранилище.

– Вот! И как ты думаешь, что это такое было? Не знаешь?

Я помотал головой, подтверждая последний вопрос.

– Ну вот так всегда! Стараешься, пишешь книгу, стихи к ней, можно сказать к каждой страничке находишь индивидуальный подход, вкладываешь в неё душу, оживляешь её, а этого никто не ценит. Её почему-то прячут в самом дальнем уголке одного из самых тайных хранилищ мира. Вот где справедливость?

– Постой! Ты хочешь сказать, что эти стихи на дверях – это твоя поэзия? Но почему на дверях? Причём тут страницы и почему книга?

– Ну вот так я реализовал переход между страницами: Каждый переход – дверь. К тому же книга индивидуально подстраивается под каждого читателя. Так, например, любого читателя, не имеющего отношения к фракции хаоса, убьёт ещё на первой странице. Для тебя же, как для хаотично доброго, она повернулась прямо-таки рогом изобилия: всяческих талантов-навыков отсыпала от щедрот моих. Кстати, ты первый её читатель такого рода, потому тебе вообще достались самые сливки и плюшки. Ну, и окончанием книги, можно сказать венцом её творения, является переход в моё личное пространство, собственно где мы сейчас и находимся. Причём, именно в том времени, из которого ты в него шагнул.

– В каком времени?

– Ну что ж тут непонятного? Каждая страница книги – это испытание для её читателя, причём всё более сложное. Хотя ты тут на халяву проскочил, тебе почти никаких препятствий и не встретилось. Единственный, кто стойко выполнял свою работу – это снеговик. Остальных же книга куда-то подвинула и на каждой странице тебя чем-то да награждала, хитрюга этакая. Кстати, чтобы испытание можно было пройти без особых помех, на каждой странице время замедляется вдвое, как и при переходе сюда. А ты и тут схитрить умудрился. Тебе же этого явно мало было, да?

– О чём ты?

– О неком Гагуминовиче, – бабочка на его ладони превратилась в миниатюрную копию моего трофея из хранилища, – Помнишь ещё такого?

– Помню, конечно! А причём тут он?

– А при том! Внутри этого артефакта, время замедляется в десять раз для лучшей сохранности книг. Ну и прикинь, во сколько раз сейчас время замедлилось? А вообще, надо сказать, что выбор-то твой с душком оказался…

– Так вот почему, я с техподдержкой так долго связывался и время такие кренделя выписывает! А почему выбор с душком?

– А как ты думаешь, почему ты закинул тот булыжник в стеллаж? Почему именно в тот, а не в противоположный? Откуда вообще возникла такая странная блажь?

– Не знаю, сам уже неоднократно задавался этим вопросом.

– Это твой книгоохотник устроил ловлю на живца в хранилище за последней ещё недоставшейся ему жертвой. А последней как раз и была моя книга, которая успешно тебя проглотила, а он её. Ну а то, что он тебя подтолкнул к некой глупости, ну так это мелочи, правда? Хотя элегантно было сделано, признаю.

– Подожди, как это он меня подтолкнул?

– Как-как? Очень просто, разговорами, высказываниями, магией…