Зюзя (СИ) - Булаев Вадим

Разведя костёр на вчерашнем месте, я принёс из дома неподалёку кастрюлю, нашёл полуразрушенный колодец и набрал немного воды. Как следует прокипятив, не хватало ещё ночь со спущенными штанами в позе орла провести, засыпал туда предусмотрительно прихваченную в фортике пшеничную труху и, попозже, высыпал туда же тушёнку. Получилось и много, и вкусно. Наелись от пуза, после чего разбрелись по облюбованным спальным местам. Уже находясь в приятной, сытой полудрёме, подумалось — глупо же я буду выглядеть перед людьми со своими «спасибо», «пожалуйста» на представлении. А с другой стороны, конкурентов у меня точно нет, пусть думают, что это фишка такая, забавная…

Новое утро встретило нас прекрасной погодой, пением птиц и запахом цветущих трав. Около получаса после пробуждения даже не вставал, а просто лежал, слушал, смотрел в приоткрытую дверь чердака. Наслаждался, одним словом. Понежившись вволю, спустился, по-быстрому совершил утренние обязательные действия по поддержанию человеческого облика, поздоровался с будущей звездой мировых арен и подмостков, споро собрался, и мы снова пошли по старой, исчезающей под натиском природы, дороге.

За следующие четыре дня путешествия ровным счётом ничего не произошло. Ели, пили, охотились, копались в заброшенных домах, беседовали. Понемногу мыслеречь Зюзи начинала становиться более связной, сказывалась практика общения. И море вопросов обо всём на свете — как у маленького ребёнка-почемучки. Я отвечал честно и спрашивал сам. К счастью, в разговорах почти удалось избежать скользкой темы противостояния людей и животных. Доберман узнала об этом ещё от Караваева и относилась к данной, непростой во всех отношениях теме, философски. Хорошие — это хорошие, плохие — это плохие. Без разницы, на кого они похожи и сколько лап имеют.

Около полудня из-за очередного поворота показались первые признаки обжитых мест. На уцелевшем непонятно как билборде, стоящем у обочины, красовалась совсем не старая надпись масляной краской:

Округ г. Фоминска.

Всем путникам за 300 м до поста разрядить оружие, направить стволы в землю и подходить по одному с поднятыми вверх руками. Любое нарушение карается смертью без суда и следствия. Подумай, надо ли тебе идти дальше?

Ого! По-взрослому заявили! Это, наверное, тот самый Фоминск, о котором упоминала Елена, земля ей стекловатой.

Я подозвал Зюзю и попросил дождаться меня здесь, пообещав до вечера вернуться. Как и ожидалось, объяснений избежать не удалось. Пришлось разъяснить ей смысл надписи, напомнить о вражде между двуногими и её четырёхлапыми собратьями, а потом ещё раз пообещать не бросать в одиночестве. Еле уговорил.

Примерно метров через четыреста показался пост. Шлагбаум, небольшой бревенчатый сруб у дороги с узенькими окошками-бойницами, караульная вышка с поднятым над ней белым флагом. На вышке был человек, разглядывающий меня через какую-то бликующую от лучей оптику, из далека не видно. Буду надеяться, что не через винтовочную.

У первого знака «STOP», расположенного как раз на указанном в надписи расстоянии, я остановился, демонстративно разрядил ружьё и повесил, как предписывалось, на плечо стволом вниз. С арбалетом было проще, он и так всю дорогу смотрел с моей груди на землю. Осмотрелся — не забыл ли чего, поднял руки и продолжил путь.

Когда до шлагбаума оставалось метров сто пятьдесят, появился второй запрещающий движение знак и рядом надпись, сделанная на каком-то жестяном щите:

Проходить после звукового сигнала. Порядок прохода определяет дежурный.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу прогудело так, что я невольно подпрыгнул на месте. Это был горн! Самый обыкновенный пионерский горн с его омерзительно-казённым звучанием! У нас в подсобке актового зала в школе такие хранились ещё со времен Союза; мы с приятелями любили тайком туда пробраться и подудеть, пугая окружающих рёвом из красивых медных труб. В жизни бы не додумался его в караульной службе использовать, а оказывается полезная вещь!

Неспешно, держа руки поднятыми, прошёл до следующего аналогичного знака, стоявшего уже метрах в десяти от поста, и остановился. На меня смотрели два ствола — один с вышки, один из чердачной бойницы дома. Я поёжился. Неприятно вот так стоять, под прицелом. Тем временем из сруба вышел плотный, лет сорока мужик с располагающим, приятным лицом и обратился ко мне.

— Положите ружьё и арбалет на землю, встаньте на колени и сведите ладони на затылке, — очень буднично и совсем беззлобно произнёс он.

Я выполнил все требования без вопросов и пререканий. После этого постовой, ну или кто он там, обошёл шлагбаум, зашёл со спину и скомандовал:

Не опуская рук, пройдите на коленях три метра. Я скажу, когда хватит. Пришлось исполнить, молясь в душе за целостность моих коленей и брюк. Им такие экстравагантные прогулки явно не на пользу.

Лязгнул затвор — ага, это он мою «мурку» проверяет на соблюдение требований. Затем прозвучал следующий вопрос:

— Имеете ли вы при себе оружие скрытого ношения, боевые гранаты или иные взрывчатые устройства или вещества?

Ожидаемый вопрос, мне врать нечего.

— Нож за голенищем правого сапога. Патроны в поясном подсумке и немного в вещмешке. Больше ничего нет.

Он подошёл, аккуратно достал засапожник и очень профессионально произвёл наружный досмотр, не забывая про швы одежды и интимные области. Хорошо хоть нагнуться и раздвинуть не приказал, как на медкомиссии в военкомате, хотя кто знает? Пока ничего не закончилось.

Удовлетворившись результатами первичной проверки одежды, бдительный мужик перешёл мешку. Он аккуратно снял его с моей спины, бегло прощупал притороченную куртку и стандартно поинтересовался, что внутри сидора.

— Личные вещи, патроны, мелочь всякая, картошка.

— Чего-о-о?! — всю его невозмутимость как рукой сняло. — Мужики! Вы слышали?! Картофан тут у человека. И много?

Раздались ещё два голоса:

— Да ну, не бреши…

— Иди ты…

Досматривающий шикнул, и голоса умолкли. Тогда я ответил:

— Примерно пять килограмм, не взвешивал.

— Слышали? Пять килограмм… — повторил он за мной.

Послышалась возня и покряхтывание. Не иначе, вещмешок развязывает, сейчас выявлять начнёт, к чему придраться.

— И вправду, картошка. Не врёшь… — он от возбуждения даже перешёл на «ты». — Ладно, об этом потом. Документы у тебя есть?

— Нет, — их и вправду не было, остались где-то в бездонных военных сейфах в хозяйстве полковника Коробова.

— Понятно, — мужик пожевал губами. — Ну то, что паспорта не имеешь, дело привычное. Кому он теперь, этот паспорт, сдался… А вот кто ты такой — необходимо прояснить. У нас тут далеко не всем рады.

— Можно встать? — осмелился попросить я. — Совсем ноги с руками затекли.

— Конечно вставай, только без глупостей. Оружие твоё с вещичками пусть пока там полежит, не украдут, не бойся. Проходи вперёд, вон в ту дверь. — его указательный палец указал мне на вход в сруб.

Пройдя в массивные, с двумя запорами, двери, я оказался в самом обычном караульном помещении. Как всегда и везде, тут была печь, пара двухъярусных нар с мятыми матрацами, здоровенный стол в центре, изукрашенный резьбой от скуки, табуретки, запах подгорелой каши, портянок и чего-то неуловимо мужского. Стены традиционно обклеены старыми постерами с голыми девками, вывалившими напоказ свои силиконовые прелести. Повеяло от всего этого зрелища чем-то родным, каптёрским.

— Присаживайся, — мне указали на табурет, стоящий ближе ко входу. Сидеть спиной к окнам или проходам в любых их проявлениях терпеть не могу, но пришлось подчиниться. Сам сопровождающий уселся напротив, достал из-под стола толстый журнал с втиснутым под обложку карандашом, раскрыл его и стал задавать вопросы в стиле кто, где, откуда, не забывая записывать мои ответы.

Покончив с вводной частью, он приступил к выяснению цели моего визита в их благословенные места.

— С какой целью идёшь в Фоминск и как надолго?

— Проездом. Ну, то есть, проходом, — поправился я. — По времени рассчитываю за день или два управиться.