Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

— Пожалуй. — Я не стал юлить и изображать невозмутимость. — И если вы не провожаете кого-то, я склонен думать…

— Именно так, князь, — кивнула Гижицкая. — Я тоже отправляюсь в Париж.

— Могу я полюбопытствовать — зачем?

— Немного развеяться. В это время года во Франции чудесно. И не так холодно, как в Петербурге.

Ее сиятельство шутила — и, пожалуй, не слишком удачно. Так что я отодвинул стакан с лимонадом и молча посмотрел ей в глаза. Не сурово — но все же вполне убедительно.

— Простите, князь, — негромко проговорила Гижицкая. — Конечно же, никто не пустил бы меня на дирижабль, не будь на то особой причины. Я в составе российской делегации — как и вы.

— Никогда не замечал в вас особого интереса к политике, графиня, — усмехнулся я. — Или тяги к дипломатии.

— И не заметите. — Гижицкая мягко улыбнулась. — Но все же я смогу принести… скажем так, определенную пользу. Иногда женщина достаточно просто быть очаровательной, чтобы чуть разбавить общество суровых и серьезных мужчин.

Закончив говорить, Гижицкая облокотилась на стол и чуть выгнулась вперед, явно пытаясь заставить меня заглянуть в вырез платья… между прочим, весьма откровенного. Соблазн был велик, но я все-таки заставил себя смотреть в глаза. Но ее сиятельство это ничуть не смутило: скорее наоборот — почему-то позабавило.

— Увы. Вряд ли император Жозеф Бонапарт посадит за стол переговоров тех, кого можно отвлечь столь неуместным трюком. — Гижицкая снова уселась ровно. — Но делегации может понадобиться маг… особого профиля. Моя цель — защитить разум послов от чужого воздействия. Как вы понимаете, князь, на карту сейчас поставлено многое — и поэтому опасаться стоит всего. Даже невозможного.

— Вот как? — отозвался я. — Вы не самый сильный менталист в Петербурге.

— Достаточно сильный, князь. За последние полгода мои способности значительно возросли. — Гижицкая улыбнулась одними уголками губ. — Но скорее меня выбрали оттого, что едва ли кто-то в Париже будет ждать особой прыти от кого-то настолько юного… разве не так, князь?

Последние слова явно были толстым намеком на меня самого. Не знаю, как много было известно Гижицкой… и кто на деле отправил в Париж ее саму: то ли Павел, то ли Багратион — в том случае, если Третьему отделению зачем-то понадобилось засунуть свой нос даже в переговоры с французами.

Но разбираться не хотелось: дед неплохо обучил меня, так что за сознание я не беспокоился. А само присутствие Гижицкой на борту “Петра Великого”, пожалуй, даже скорее радовало. Обсуждать со мной важные вопросы никто из серьезных министерских чинов или генералов наверняка не собирался, да и зрелище они представляли не самое занимательное — а графиней хотя бы можно было вдоволь любоваться.

— Вижу, вы тоже не слишком-то представляете, как скоротать дорогу до Парижа. — Гижицкая, похоже, истолковала мой заинтересованный взгляд по-своему. — Как насчет… небольшой практики во французском? Я слышала, иностранные языки — не самая сильная сторона сиятельного князя Горчакова.

— Может, и так. — Я пожал плечами. — Но не думаю, что сейчас есть особый смысл…

— В конце концов, нам предстоит провести в пути больше суток. Если вы не желаете смущать почтенную публику своим произношением, — промурлыкала Гижицкая, — мы могли бы устроиться в моей каюте. Уверяю вас, она достаточно просторная даже для двоих.

— Не сомневаюсь. — Я чуть сдвинул брови. — И все же вынужден отказаться. Нас ждет не самая простая неделя — так что для начала стоит как следует выспаться.

Если Гижицкую и зацепил мой отказ — она не подала виду. Или на самом деле и не планировала ничего… такого — и просто решила меня подразнить. Не то, чтобы ей это совсем не удалось, но я на мгновение ощутил что-то отдаленно похожее на гордость. Или скорее на ощущение того, что в кои-то веки повел себя достойно титула и чина статского советника.

— Уверены, князь? — Гижицкая снова чарующе улыбнулась — и, кажется, даже попыталась слегка обработать меня Даром. — Вы ведь прекрасно знаете, от чего отказываетесь. Но даже…

— Да. Уверен, графиня, — вздохнул я, отодвигая опустевший стакан с лимонадом. — К моему же собственному глубочайшему сожалению.

Глава 12

— Просыпайтесь, ваше сиятельство… Ну же, просыпайтесь!

Просыпаться не хотелось совершенно. Не знаю, сколько я пролежал в странной полудреме — но явно недостаточно, чтобы восстановить силы. Ни голубоглазые девчонки, ни выжженный город, ни черные черепа на заляпанной кровью джинсе меня на этот раз не тревожили, но и без них сон получился на троечку — беспокойным и прерывистым. Не то, чтобы “Петр Великий” не мог похвастаться плавностью хода — да и сам по себе полет меня не страшил — и все же пара-тройка тысяч километров, отделявших дирижабль от надежной твердой земли не позволяли до конца расслабиться. То ли с непривычки, то ли из-за какого-то странного предчувствия, которое неизвестно с чего начало тревожить еще с вечера, когда мы шли над волнами Балтики.

И, похоже, это самое предчувствие меня не обмануло… к сожалению.

— Проснитесь же, князь! — повторил знакомый голос.

Стоило мне все-таки разлепить глаза, как сон тут же улетучился. В одно мгновение, будто его и вовсе не было. Не знаю, кого я ожидал увидеть, но уж точно не заместителя министра иностранных дел и по совместительству официального главу нашей делегации — графа Покровского.

Его сиятельство сидел на краю кровати, склонившись надо мной, и имел вид настолько встревоженный, что спать тут же расхотелось. Особенно когда из-за спины Покровского выглянул сначала капитан “Петра Великого”, потом седоусый генерал из Генерального штаба, потом кто-то из старшей придворной братии…

Вряд ли эти люди стали бы будить меня на завтрак или ради партии в преферанс. Случилось что-то из ряда вон выходящее — и определенно не самое приятное. Что-то изрядно испугавшее сразу нескольких Одаренных, чуть ли не каждый из которых превосходил меня если не магической мощью, то по чину — уж точно.

— Доброго… времени суток, милостивые судари, — пробормотал я, кое-как поднимаясь с подушки. — Могу я полюбопытствовать — что стряслось? Если…

— Пока ничего, ваше сиятельство, — хмуро отозвался капитан из-за спины Покровского. — И все же мы имели смелость разбудить…

— Вы — один из сильнейших Одаренных на борту дирижабля, — Покровский улыбнулся — неуклюже, нервно и как будто даже чуть виновато, — несмотря на юный возраст. И я склонен думать, что вы пожелаете узнать.

— О чем?

— Мы сбились с курса… уже несколько часов назад. Поначалу я думал, что дело в неисправности приборов или какой-то местной аномалии магнитного поля — поэтому и не стал бить тревогу… но, видимо, зря.

Капитан говорил негромко и будто через силу — явно ощущал собственную вину, а генерал с седыми усами буквально буравил его сердитым взглядом. Покровский кое-как держался, но, судя по беспокойно бегающим за очками-половинками темным глазам, тревожился уж точно не меньше остальных.

Впрочем, о неприятностях, похоже, пока знали только эти трое. Из-за полуоткрытой двери каюты доносилась негромкая музыка, кто-то разговаривал, которая время за напитками… может, даже танцевал.

— Который час, господа? — поинтересовался я, кое-как выглядывая в иллюминатор.

Снаружи на меня смотрела грязновато-серая пелена — значит, там точно не ночь… но я запросто мог проваляться хоть половину суток.

— Шесть пополудни, князь. Но облака кругом такие, что без хронометра, — Покровский постучал пальцем по часам на левой руке, — ни за что не догадаешься.

— Разумеется, мы не стали бы тревожить вас без необходимости. — Капитан прикрыл дверь в каюту, будто опасался, что его могут услышать снаружи. — Но мне бы хотелось, чтобы вы прошли с нами в рубку и взглянули на приборы. Презанятное, знаете ли, зрелище…

— Презанятное?! — прошипел усатый генерал. — Вы называете это презанятным? После того, как сами лично проспали…