Око Дракона (СИ) - Филимонова Любовь

Когда Михаил с коллегами ушли, Валентин повернулся к женщинам. Пора было дать им хорошую взбучку.

— Ну, надраться, как портовые матросы, — это я еще понимаю, это, как говориться, по-нашенски, по-дервишски…. Но зажигать в помещении еще и эту гадость… — он схватил торчащие повсюду палочки с марихуаной, понес их на кухню гасить под краном, после чего с отвращением выбросил в мусорное ведро.

Иванка все это время сидела с отстраненным видом, словно появление новых людей в квартире Валерии ее мало касалось. Теперь, когда посторонние ушли, она повернулась к Валентину, взглядом ища его поддержки, затем подошла, положила ему голову на плечо.

— Знаешь, как только я привязываюсь к чему-то или кому-то: будь то мужчина, дети, деньги, слава, популярность — именно по этому больному месту и имеют привычку бить меня мои чертовы ангелы. Вот так они меня и воспитывают, довольно жестоко… И из этого круга никак не вырваться. «Не планируй, не намеревайся, не желай — ничего этого ты не получишь… Никогда не живи будущим. Живи одним этим мгновением!»…

Иванка горько заплакала, орошая плечо Валентина обильным потоком влаги.

Ему было одновременно и жаль ее, — он понимал, что это, возможно, каким-то образом связано с появление в ее жизни Эдика, и вместе с тем знал, что такие приступы с ней случаются время от времени.

Очевидно, Иванка сейчас просто нуждалась в эмоциональной разрядке.

— Но таких, как я больше нет… Таких, как я больше нет… Таких как я больше нет… — Иванка вытирала мокрый нос о плечо Валентина.

Он погладил ее по голове, как ребенка.

— А ты, ты тоже так же несчастен? — спросила Иванка.

— Очень глубоко, поверь… Я ведь тоже дервиш — без руля и ветрил, без семьи и привязанностей, служитель бога Аполлона, ты же знаешь. То же самое и Лерка. Ты не одна, поверь, нас много… — Валентин продолжал говорить, гладя Иванку по голове.

Валерия тоже зарыдала в унисон, поддавшись общему настроению. Валентину ничего не оставалось, как усесться на диван между ними, обнять обеих за плечи.

— Так, ребята, еще минута, и я сам с вами зарыдаю, — сказал он им, гладя по голове поочередно, то Иванку, то Валерию. А они обе, как два больших ребенка, уткнувшись ему в плечи, тихо подвывали с обеих сторон.

Валентин видел, что его появление здесь, по большому счету, было очень кстати. Он подождал, пока эти две больших девочки успокоятся, и только потом отпустил их из своих объятий.

— А знаешь, мы ведь времени не теряли, — начала вдруг уже немного протрезвевшая под вечерним прохладным сквозняком Иванка. — Мы ведь нашли подход к мистеру Калиостро… то бишь, Акапо Шери, или как его там… В общем, к этому чертовому старику, который нас сегодня даже не впустил в квартиру.

— Когда мне Иванка рассказала, какая шайка злодеев идет по следу вашей картины, — вмешалась в разговор уже успокоившаяся Лера, — мне стало не по себе. Это же надо, сколько людей преследует вашу картину. Но она и в самом деле того стоит. Ей Богу, у меня от нее мороз до сих пор по коже.

Она плотнее закуталась в свой пеньюар, еще не догадываясь о том, что завтра ей придется вставлять окно на кухне.

— В общем, один старый друг семьи Валерии, у которого Лерка сегодня спросила о нашем коллекционере, оказалось, очень хорошо его знает, — рассказывала Иванка. — Он охарактеризовал нашего археокопателя как очень хитрого и крайне осторожного человека. Самую большую скупость старик проявляет… нет, не в отношение денег, а… в отношение информации. И в самом деле, он ведь торгует в первую очередь информацией. Информацией о древностях, об искусстве, о звездах… да обо всем на свете. Так вот, этот старый друг семьи Валерии уже позвонил старику Масандро и договорился, что тот нас примет. Без такого поручительства старик не то что бы не стал откровенничать с посторонними, даже на порог бы не пустил. Так что завтра с утра мы едем к Масандро!

Похоже было, что Иванка уже в полном в порядке.

Отправив Валерию спать, они остались на кухне. Валентин сделал Иванке чай и как бы мимоходом задал ей единственный вопрос, который давно вертелся на языке.

— Что-то случилось, о чем я не знаю?

Иванка уже натянула на себя брюки и рубашку, и казалась сосредоточенной.

— Не знаю, что это на меня нашло. Почему-то решила, что неправильно живу. Почему-то захотелось что-то поменять в своей жизни.

— А что, собственно, тебя в ней не устраивает? А, да. Семья, дети, которым надо вытирать сопли каждый день, водить на прогулки во двор с большой песочницей, таскать по больницам, прививкам… Забота о муже, обсуждение с ним успеваемости в школе старшей дочки, хулиганства среднего в колледже, жалобы няньки на то, что младшая не слушается и нарочно выливает ей на платье чай?.. Отпуск всей семьей раз в три года. Проблемы, как выплатить кредит за квартиру, за мебель…

— Ну, ты и садист… — Иванка хмыкнула и потянулась за бутылкой мартини, стоявшей в кухонном буфете. Но Валентин перехватил бутылку и вернул на место, правда, успев плеснуть себе в маленький стаканчик.

— Все, тебе пора бай-бай. Об остальном поговорим завтра. И пусть тебе сегодня приснится та жизнь, о которой ты действительно мечтаешь.

— Хорошо. Только останься сегодня у нас, — тихо попросила Иванка. — Ты будешь отгонять ночные кошмары, будешь охранять нашу разбитую форточку… Ты ведь — свой, мы с тобой одной крови, ты и я, — процитировала она Киплинга.

— Ладно, малыш, — ответил ей Валентин как ребенку, понимая, что Иванка сейчас испытывает стресс.

— Кстати, откуда у тебя эта ужасная рубашка? — спросила вдруг Иванка, кивнув на его клетчатую, вполне обыкновенную рубашку, которую ему недавно подарила Наталья. — Ты в ней словно таксист на отдыхе.

Валентин только пожал плечами.

Не дожидаясь ответа, Иванка отправилась спать в одну из дальних комнат.

Валентину осталось для сна только большое глубокое кожаное кресло в гостиной, похожее на детский диванчик. Погасив везде свет, Валентин погрузился в диван, накрывшись пледом.

В квартире, наконец, воцарились ночной покой и тишина. Лишь свет луны, пробивающийся сквозь щель между двух штор длинным лучом, медленно полз по гостиной, словно огромная светящаяся стрелка ночных часов.

…Иванке в эту ночь приснился морской берег, большая ракушка у воды. Иванка поднимает ее, сдувает песок, заглядывает внутрь. Ракушка пуста. Иванка вдруг становится маленькой-маленькой, и неведомая сила, подобная вихрю, вдруг втягивает ее внутрь ракушки. Иванка начинает путешествовать по внутреннему лабиринту, погружаясь в ракушку все глубже и глубже. Это движение все ускоряется. Бешеное молчаливое вращение по спирали… Неожиданно она падает в бездну…

Но это уже не Бездна. Это выход из горной пещеры. У выхода задумавшись сидит …Самата.

Очень мало времени оставалось до Сбора Ведающих, и Самата весь погружен в глубокое сосредоточение. Он просит молчаливого совета у своих друзей, Ведающих. Как ему поступить?

Иванка видела Самату так выразительно, словно сидела рядом с ним. И ей казалось, что она — тоже один из тех, у кого он просит совета.

Сегодня Самата должен дать ответ Акинье…

Вот только в нем ли проблема? В чрезмерном честолюбии этого Знающего? Может, проблема лежит гораздо глубже?

Акинья считал, что Ведающие слишком далеки от жизни простых людей племени маару. Зато слишком близки к царям и высшим чиновникам племени.

И когда случались несчастья, когда Владыка Океана, разозлившись на людей, живущих на Островах, низринул на сушу огромное количество воды, и волны сметали поселки и деревни, — где были Ведающие?

Конечно же, в глубине пещер. Они молили богов помочь людям, они договаривались с царями морского дна и духами подводных пещер умилостивить Владыку Океана. Они находили общий язык с Водяной Матерью и ее родителями — Небесными Драконами.

Да, Ведающие смогли умилостивить высшие силы, найдя с ними общий язык.

А что делали в это время Знающие?

Они были с людьми племени, в храмах и поселениях. Они руководили жертвоприношениями, помогали людям молиться богам, своим примером утверждали веру в то, что многие из людей племени все же переживут эту катастрофу.