Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Уна уселась в позу «Чаша», вошла в транс и начала накачивать себя энергией. Она знала, что завтра ей это все аукнется, но ей нужно было себя взбодрить. Она уже входила в транс, когда дралась с разбойниками — потому сейчас себя так плохо чувствовала. Откат! Но сейчас ей было необходимо взбодриться. Потому — альтернативы нет.

Силы прилили, организм перешел на другой уровень восприятия действительности. Почти ушла боль (вернее — перестала быть такой резкой), ноги и руки окрепли, мысли очистились. И дело пошло быстрее. Скоро все четыре трупа лежали возле замерзшей проруби — голые и похожие на раздувшиеся бесформенные пироги. Пока тащила за ноги, все желе в «футляре» собралось в районе груди и живота, а ноги стали пустыми кожаными чехлами, так что выглядело это все просто ужасно. Если бы Уна не находилась в состоянии полусна-полутранса — ее бы точно вырвало.

Тяжелый топор легко взломал замерзшую корку и расширил уже довольно-таки широкую полынью. Теперь главное не нырнуть в воду, когда будет толкать в нее трупы. Скользко!

Но и с этим справилась. Шестом, заранее принесенным от дома, притопила тела под лед, и они поплыли по течению огромными белыми тушами, видимыми под светом вовремя вышедшей луны сквозь прозрачный как стекло, еще не очень толстый лед речки. Снег вокруг проруби окрасился красным, и Уна, внезапно вышедшая из транса, устало и потерянно подумала о том, что теперь придется прорубать новую полынью — брать воду из этой она уже не сможет. Противно. Все залито кровью и нечистотами из вонючих тел негодяев.

Но это потом. Выше по течению расчистит место, и прорубит новую полынью. Не страшно. Теперь надо отмыть комнату — ведь там… ужас ужасный! Воды надо море! И коврики кровью пропитались… теперь не отмыть. Может их вообще выбросить? Или сжечь в печи? Жалко как-то… они толстые, шерстяные… подбирала их по рисункам! Самые красивые! И теперь выбросить?!

Потом решит. Пока что выставит их на мороз, под навес, пусть лежат. А с полу соберет мотыгой — соскребет всю эту дрянь. И тоже под лед!

Закончила убираться только под утро, вымотанная, больная, шатающаяся, как береза под порывами ветра. Но выдержала! Свалилась на кровать и уснула.

Проснулась, когда услышала скрежет когтей по входной двери. Заставила себя встать, и это было очень трудно. Открыла дверь Кахиру, снова задвинула засов и проковыляв к постели свалилась в беспамятстве. Ей показалось — организму стало хуже.

Следующий раз проснулась уже тогда, когда в окно ярко светило солнце. В оставшееся целым окно. Печка весело трещала поленьями, крышка чайника подпрыгивала на своем месте, выпуская в воздухе облачко пара. Пахло подгорелой кашей, у лежанки на полу сопел и повизгивал во сне Кахир, а в воздухе слышалась мелодия, которую напевал девчачий голосок. Уна не понимала слов, но это было что-то хорошее, потому что девочка выводила мелодию со вкусом и удовольствием. Диана сидела за столом и рисовала на черной доске, так увлекшись, что позабыла обо всем на свете.

Уна улыбнулась, и собравшись с силами спустила ноги с кровати. Надо вставать — кормить девочку, поесть самой. Силы нужно восстанавливать! Снадобьями пользоваться не будет — уже решила. Необходимости нет. Восстановится сама. Ран нет, переломов нет, а ушибы пройдут. Если уж совсем приспичит — тогда сделает какое-нибудь лекарство. Когда силы восстановит. Сейчас от нее проку столько же, сколько от топорища без топора. То есть — ноль. Растратила всю магию.

Подошла к девочке, так и напевающей свою незатейливую мелодию, заглянула через плечо — чего она там рисует? Увидела в центре доски фигурку, любовно выписанную со всеми анатомическими подробностями. У фигурки была задрана нога, она вроде как танцевала, держа руки за спиной, а вокруг нарисованы другие фигурки — у всех страшные, бородатые рожи, на поясе ножи, мечи. И за ними надпись: «плохой дядька». От «плохого дядьки» тянулись линии-стрелочки к фигуркам со страшными рожами. И еще одна надпись: «Мама». И от нее тоже стрелка.

Уна глубоко вздохнула, улыбнулась и обняла Диану за плечи. Та взвизгнула от испуга, тут же с места вскочил не до конца проснувшийся Кахир и оглушительно гавкнул. Шуму получилось — на всю округу.

Потом Диана захохотала и обняла Уну за шею:

— Мамочка! Мамочка проснулась! А я тебе кашу варила! Только каша получилась какая-то невкусная! Я ждала, когда ты проснешься!

Уна чмокнула девочку в щеку и обреченно потащилась к плите. Она уже поняла, что ей предстоит отдирать от днища кастрюли пригоревшую кашу. Но это ничуть не испортило ее настроения. Они живы, почти здоровы — что может быть лучше?

И тут же задумалась — а ведь Диана, оказывается, запомнила то, как она дралась с разбойниками — вон как взахлеб рассказывает, как ловко изобразила лежащих злодеев! А то, что девочка тогда была заторможена — это защитная реакция организма на перегрузку. И это все понятно. Уна не зря прочитала много умных книг, и знала многое о лекарском деле. И например о том, как реагирует человек на жестокое потрясение, какое иногда выпадает людям в их жизни. Диана когда-то испытала сильное потрясение, и как результат — стала заикаться. Вчера было тоже потрясение, возможно даже более сильное, чем предыдущее (Хотя — кто знает? Мать, которая пытается утопить своего ребенка — это ли для ребенка не самое страшное потрясение в жизни?). После вчерашнего у Дианы напрочь сняло заикание. Вот действительно говорят в народе — без зла добра не бывает.

Да, каша была просто отвратной! Крупа разварена, пригорела и воняла углями. Но Уна немного поела и потом похвалила Диану — девочка старалась! И Диана просто расцвела — мамочка довольна!

Кахир запросился гулять, Уна накинула полушубок и пошла его выпускать. Заодно и посмотреть — что там, снаружи делается. Не слишком ли вывозила дорожку у дома в крови. Кто-то увидит — как-то придется объяснять, откуда взялась кровь. Впрочем — объяснение очень простое и легкое — Кахира ранил медведь, вот пес и залил кровью всю округу. А теперь она его вылечила! Отличное объяснение, и самое главное — правдивое. Ранил? Ранил! Медведь? Медведь! Кровь была? Была! Так чего еще надо?

Уна вышла из дома, и едва не ослепла — все сияло! Снег, иней на деревьях, голубое небо, солнце — жизнь! Живем! Ох, хорошо жить!

Она шагнула и вдруг обо что-то споткнулась и едва не упала. Что-то твердое и круглое. Уна проморгалась, привыкая к сиянию солнечного полдня, наклонилась, чтобы рассмотреть уже как следует, и… вздрогнула. Она смотрела в искаженное ужасом лицо Шелега. Глаза широко раскрыты, губы искривлены, будто в последний свой миг жизни он успел понять, что она, эта жизнь, все-таки закончилась. А потом могучие челюсти перекусили ему шею одним движением, как легко перекусывали толстенную лосиную кость. Мощь челюстей Кахира была просто невероятна — Уна видела это не раз, и не два. Небось и медведю не поздоровилось…

Уна постояла над мертвой головой, и вдруг лицо ее исказилось ненавистью и злобой, превратившись из милого, кукольно-красивого личика в личину злой ведьмы, личину чудовища, способного на любое преступление! Она пнула голову и хрипло каркнула, выплескивая все, что чувствовала к этому негодяю:

— Ты! Пугать! Мою дочку! Тварь! Мразь! Ублюдок! Гадина!

Она вспоминала и выплевывала все ругательные слова, какие знала, какие узнала за время своего долгого изгнания из родного дома. И когда успокоилась, ей стало намного, намного легче, будто с ругательствами ушла вся накипь, образовавшаяся на душе за эти дни. Уна снова стала прежней, цельной и деловой. Взяла под контроль свои эмоции, свою вырвавшуюся на волю душу и занялась тем, чем и должна заняться в этот момент — не пинать мертвую голову, мстя ее уже не страшному, жалкому хозяину, а выкинуть эту дрянь в реку и забыть о нем, как о дурном сне. Что она и проделала — подняла голову за волосы и дойдя до проруби размахнулась и с силой врезала по образовавшемуся за эти часы ледку. Голова пробила ледок и начала погружаться, уносясь по течению все дальше и дальше. Течение здесь довольно-таки сильное, уклон русла приличный, так что до дна голова достанет шагов через пятьдесят. А может и дальше. А там ее понесет, понесет по дну, пока не зацепится за корягу и не останется на месте, поджидая речных падальщиков с острыми-преострыми клешнями. Они вычистят череп до блеска, и будут жить в новеньком домике, таком удобном и просторном. И это лучшее применение для черепа этого подонка, имени которого Уна больше и помнить не хочет.