— Это случилось после побега из Небесного Утёса… — его пальцы сжали край стола.
Тьма в мастерской точных механизмов впитывала время, превращая дни в бесформенную массу. Улисс не знал, сколько прошло — неделя? Месяц? Год? Календарь на стене —механический паук с циферблатами вместо лап. Давно остановился…
Пустые бутылки валялись повсюду, образуя хрустальные баррикады. Некоторые были разбиты — осколки впивались в босые ступни, но он не чувствовал боли. Только липкий холод пота на спине и жгучую пустоту под рёбрами, которую не мог заполнить даже алкоголь.
Он поднялся с матраса, залитого — то ли пролитым виски, то ли рвотой. Механическая рука — дёрнулась странно, будто живая. Металл почернел и паутиной тонких прожилок, напоминающих вены срастался с кожей. Пальцы сомкнулись в кулак без привычного скрежета.
Когда это произошло?
В зеркале над верстаком его встретило лицо незнакомца: впалые глаза, окружённые синяками бессонницы, борода, в которой застряли крошки хлеба и что-то похожее на засохшую кровь.
Мама…
Воспоминание ударило, как нож между рёбер.
Маска. Трубки. Последний взгляд.
Его вырвало прямо на пол. Желчь смешалась с алкоголем, образуя ядовитую лужу.
Где-то в углу заскрипела труба — в Нижнем городе включилось паровое отопление. Значит, вечер.
«Ты уже сдох!» — кричал тогда Лорд-Конструктор.
Улисс увидел на столе пистолет. Его рука — странно живая, слишком живая — сама потянулась к оружию…
И тогда из тьмы за его спиной проскрипел голос:
— Ты действительно хочешь закончить, как она?
— Кто тут? — Улисс дёрнулся. В правой руке — бутылка, в левой — пистолет.
— Она бы не хотела, чтобы ты…
Выстрел оглушил мастерскую. Пуля, пробив пустоту, застряла где-то в стене, оставив после себя запах гари и расплавленного свинца.
— …умер в этой дыре, — закончил некто в темноте.
Улисс вглядывался в силуэт.
Высокий. Чёрный, как сажа. Слишком длинные руки, изгибающиеся в суставах, которых у человека быть не должно. Язык — розовый, влажный, змеиный — скользил между рядами острых зубов. Там, где должен был быть правый глаз, мерцал тусклый стеклянный окуляр.
Улисс опустил голову в отчаянии.
— Думаешь, ты рехнулся? — Существо разразилось смехом, звучавшим как треск.
— Я почти уверен в этом, — пробормотал он, швырнул ещё дымящийся пистолет на стол, сделал глоток из бутылки и рухнул в кресло.
Пламя газовой лампы дрогнуло.
— А что если нет?
Существо двинулось к нему. Его тонкие, жукообразные ноги не издавали ни звука.
— Что если только ты видишь суть? А другие — нет?
Оно встало за креслом. Длинные пальцы с когтями легли на спинку, обхватывая её, как паук — муху.
Улисс сдавил виски.
— Я подскажу тебе… — прошептало существо, и его дыхание пахло гнилыми фруктами. — Теперь ты готов.
— Что я могу? — простонал Улисс. — Ты выбрал не того. Я не смог даже прочитать чёртов чертёж…
— Уверен?
Холодный, липкий язык коснулся его уха. Слюна капала на плечо, пропитывая ткань.
Улисс резко обернулся.
Но существа уже не было.
Позади кресла стоял он.
Гаррет.
— Что, если ты уже прочитал чертёж, Улисс? — спросил Гаррет. — И всё, что ты знал до того было ложью?
— Железномордые убили тебя! — выкрикнул Улисс.
— Просто слушай, мальчик. — Гаррет отодвинул кресло рукой и шагнул ближе. — Империя скрывает правду. Они переписали историю. Догматики боятся древних технологий, которые могут ослабить их власть. Но теперь ты носитель знания.
— Ты подсунул мне эту дрянь, чтобы отравить меня?! — Улисс рванулся к тому месту, где валялся чертёж.
Но вместо пергамента на полу была лишь чёрная лужа.
Чернила… Они ползли к его ногам, обвивая их, как щупальца.
Он наклонился, и его голос стал шёпотом— Сделай то, чего хотела бы Маргарет, ведь теперь ты можешь всё изменить.
Чернила впитывались в кожу— словно под ней шевелились черви, складывающиеся в слова. Улисс взглянул на руку — и вдруг кожа на запястье разошлась. Тонкая, как бумажный разрез. Из разреза показалось что-то… Бледное, с жёлтым ногтем. Оно шевелилось, царапая его изнутри.
— Не бойся, — прошептал Гаррет. — Это просто дверь.
Ещё один разрез.
Ещё пальцы.
Они прощупывали его плоть изнутри, будто кто-то слепой искал выход. Улисс закричал — но звук застрял в горле. Вдруг его веки дёрнулись. Что-то коснулось глазного яблока. Из-под верхнего века выполз чёрный, блестящий кончик чего-то, медленно разворачивающегося, как свернутый лист пергамента…
— Ты теперь часть текста, — сказал Гаррет. — А текст — это память.
Гаррет подошёл к двери и распахнул её. Холодный подземный воздух ворвался в мастерскую, смешав запах машинного масла с гнилью Нижнего города.
— Найди кита, а потом создай машину! — Он обернулся через плечо. Глаза в тени капюшона вспыхнули, как угли.
Дверь захлопнулась сама.
Улисс упал на колени, выплёвывая комки густой слизи. На запястье пульсировал свежий шрам.
Улисс накинул плащ, рванул ручку — створка с визгом распахнулась. Он выскочил на улицу, впиваясь взглядом в темноту.
Оно уходило. Скользкое, с жучиными ногами, раскачивающееся на нечеловеческих суставах.
И не одно.
Трое других таких же существ ждали его. Их рты, слишком широкие, растягивались в беззвучных гримасах.
И вдруг Улисс осознал, что всё это уже было. Тот же разговор. Тот же пистолет. Тот же смех за спиной. Он пытался вспомнить — когда? Но память выдавала только обрывки: он уже стрелял в Гаррета. Он уже просыпался на этом матрасе.
— Сколько раз? — прошептал он.
— Столько, сколько нужно, чтобы понять. — прохрипело существо, оборачиваясь. Его голос смешался с нарастающим гулом вдали.
Из тумана выплыли кроваво-красные огни.
Патрульные Железномордые.
Механические марионетки прошли мимо четырех фигур, лишь задевая края их плащей.
Их линзы фокусировались на Улиссе.
Раздался щелчок — звук срабатывающего затвора где-то внутри металлической груди.
Он бросился в переулок, даже не успев понять, когда ноги сами понесли его.
Тьма сомкнулась за его спиной.
И только шёпот:
— Мы наблюдаем…
Когда Улисс закончил рассказ снег за окном Амбаркадерии кружил медленнее, будто сам воздух застыл под тяжестью невысказанных слов. Густой эль в бокалах уже перестал пениться, оставив на стекле тёмные подтёки, похожие на следы чернил.
Глава 23. Небесный кит
Руби склонила голову набок, её алые губы искривились в усмешке.
— Знаешь, у алкашей такое бывает... Один мой собутыльник…
Она не успела закончить.
Улисс сдёрнул левую перчатку.
Кожа наползала на металл, будто их сплавили.
Живые вены переплетались с тонкими стальными жилами, а на запястье пульсировал шрам — точёный, как гравировка на древнем механизме.
Улисс снова натянул перчатку, но странный симбиоз плоти и металла уже врезался в память. — Я видел путь! Нам пора... Патрули скоро будут здесь.
Руби рассмеялась — этот смех больше походил на нервный спазм. Её пальцы сжали бокал до треска.
— С чего ты взял, что я вообще пойду с тобой?
Стул с грохотом опрокинулся, когда она вскочила. Даже невозмутимый бармен с паровым носом дёрнул бровью.
