Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

Поэт разоткровенничался, что до этого момента я не наблюдал. Сама мысль о личной выгоде, когда ты связан клятвами, обязательствами и кровью казалась крамольной для напарника. Серое Братство было для Поэта тем домом, в который он хотел ввести и меня. И самое странное, я уже не сильно сопротивлялся. Лишь чуждое мне подчинение непонятным идеалам и целям, да еще навязанные людьми, которых я в глаза не видел, и которых мне не собирались показать — все мое существо протестовало против такого насилия.

— Оставим наши суждения о других при себе, — пробормотал я, прилаживаясь к кружке. — А то зайдем в болота хуже Глотских.

— Парень, на тебя рассчитывает Егерь. Ты знаешь, кто он? Фарогар.

Это мне ничего не говорило. Но я догадывался, что это может быть: знак власти, принадлежность к высшим слоям Братства, в общем, ничего такого, что могло бы поставить его рядом с нами.

— Фарогар — человек, стоящий на предпоследней, высшей ступени Братства, — решил все-таки пожалеть меня Поэт и разъяснить сей загадочный символ. — Он обладает большими природными способностями, ловкостью, выносливостью, силой, а главное — противоядием против магических штучек. Егерь — будущее нашего Ордена. Фарогар остается воином, но таким, которому под силу сотворить то, чего не могут сделать ни я, ни Мастер, ни кто-либо другой вместе взятые.

— Ты меня утешил, — тоскливо произнес я.

— Мое мнение таково: оно противоречиво тому, что я сейчас говорил, — наклонился ко мне Поэт. — Бежал бы ты от нас далеко-далеко. Я вижу: Братство вырождается. У него нет цели, стержневой идеи, которая могла бы собрать вокруг него определенную часть людей, готовых жертвовать собой, даже не спрашивая, а зачем это надо? Еще не так давно мы держали за хвост всю шваль, которой распоряжались по своему усмотрению. И никто не мог позволить навязать нам свои действия. Из нас делают кукольный театр! Знаешь, есть такие площадные представления в Фобере, в Берге. Но в Фобере, я считаю, работают лучше…

А вот это неожиданный пассаж!

— А как же тогда Егерь, надежда Братства? — я ничего не понимал.

— Для Егеря нет лучше места, где он сейчас. Я хочу его выдвижения вперед. И многие хотят. Но там, — Поэт поднял палец вверх, в потолок, — там есть люди, которые не хотят усиления нашего командира. Будет хорошая драка между нами.

— Не подозревал, какие страсти кипят в Братстве! — такая откровенность для меня была неожиданностью.

Поэт схватился за кружку и надолго присосался к ней, жадно глотая содержимое. Его явно мучила жажда. Со стуком поставив кружку на стол, он продолжил:

— Что бы ни произошло — твоя задача не требует от тебя героических поступков. Не надо бежать в Берг и вопить об опасности. Твоя игра будет посложнее. Ладно, слушай сюда.

Поэт наклонился ко мне и замолчал. Снизу раздавались громкие голоса посетителей. К вечеру они набрались порядочно, и теперь шумели как штормовые волны на берегу. Того гляди — драка завяжется. Наконец, напарник открыл рот.

— Мы ждем весны и двигаемся к Драконьим Зубам. Я тяну время из-за того, что не появляется посланец. Как только я увижу его — сразу же выходим. Искать Магвана буду я и вся наша команда. А ты…

Поэт внезапно замолчал, к чему-то прислушался.

— За нами уже давно следят какие-то парни. Ты ничего не замечал?

— Нет, — признался я, потому что не видел причин для беспокойства. Что же узрел Поэт? Или он видит сквозь пол?

— Пошли отсюда, — заторопился напарник. — Сегодня здесь нельзя оставаться. Сердце чует — будет большая разборка.

Лично мне никуда не хотелось уходить. Тем более Поэт захмелел. Да и куда нам идти в поздний час, в промозглую сырость? Но делать нечего: не бросать же напарника в его странных делишках. Мы накинули на себя плащи и спустились вниз, где на нас никто и внимания не обратил, продолжая пировать и шуметь. Чего испугался Поэт?

Мы вышли из харчевни, чуть пошатываясь от выпитого вина, вдыхая полной грудью свежий морской воздух, смешанный с терпким запахом водорослей и рыбы. Поэт выбрал известное только ему направление и нетвердой походкой зашагал по вымощенной булыжниками дороге. Местные власти не жалели камня, устилая им все, что можно. Благодаря такой заботе, здесь не было непролазной грязи как в той же Таланне. Признаюсь, такой подход к обустройству города мне нравился. Если свалюсь от излишней порции вина — не захлебнусь в зловонной луже.

Было уже поздно, а мы забрели в лабиринт кривых улочек, освещаемых лишь светом луны. Поэт повертел головой и вполголоса спросил внезапно трезвым голосом:

— Ты их видишь?

— Кого? — я навострил уши. Повертел головой, но ничего такого, что могло побеспокоить Поэта, не увидел. Я еще некоторое время пристально всматривался в непроглядную темноту улицы, и мне показалось, что три тени метнулись к покосившемуся забору, окончательно слившись с ночью.

— Пасут, — подтвердил я. — Неплохо бы и вооружиться.

— Выдерни кол из забора, — посоветовал Поэт. В его руке блеснула сталь метательного кинжала. — Если начнется драка, я тебе ничем помочь не смогу. Дерись, как сможешь, как научил тебя Отшельник. Лучше убить, чем не добить. С такими типами требуется говорить понятным для них языком.

Поэт продолжал наставлять меня, увлекая все дальше и дальше по лабиринту улиц. Я еще не понял его замысла. Или он решил устроить засаду, или выйти на более широкое место. Здесь было настолько узко, что не давало преимущества никому, кто захочет подраться в этом месте. Я выдрал из забора увесистую жердину, последовав мудрому совету напарника. И мы сами стали тенью.

Топтуны не замедлили появиться. Их было не трое, как казалось вначале, а пятеро. Шли они спокойно, уже не прячась, словно их численность давала им какие-то преимущества. Может, мы так удачно спрятались, может, нам просто повезло — но первые двое прошли мимо, даже не заметив засады. Я выступил из тени и со всего размаху врезал тому, который поближе, по затылку. Неудачник ткнулся лицом в землю, даже не успев понять, что произошло. С другой стороны выскочил Поэт. Блеснула сталь. Второй преследователь отчаянно захрипел. Бедняга.

Прятаться уже не было смысла. Я со своей дубиной вылез на середину улочки, представляя собой, как мне показалось в тот момент буйно помешанного, тыкающего своим деревянным оружием в плохих нежеланных парней. Парни получили свою порцию чувствительных тычков в грудь и живот, и, очнувшись, стали укорачивать клинками мою дубину до состояния обрубка. Пришлось отступать. Поэт с необычайной ловкостью шмыгнул вперед и метнул кинжал. Еще одним неприятелем стало меньше. Пока парни разбирались, кому бороться с новым врагом, более опасным, чем я, Поэт успел подрезать еще одного. У него склад ножей, что ли?

Последняя крыса бросилась наутек, оставив приятеля скулить на земле, зажимая бок. Чего еще было от них ожидать? Это же не армия, не какая-то там тайная организация, спаянная дисциплиной, долгом и верностью друг другу. Я же не убежал, чтобы предоставить Поэту проявить свои способности в драке. Почему-то я был уверен, что за этим нападением стоит Магван.

Поэт рывком поставил на ноги раненого топтуна и приставил окровавленное лезвие к горлу. Парень с ужасом смотрел на Поэта, разевая рот в беззвучном крике.

— Ну, гаденыш, хочешь испробовать еще железа? Нет? Тогда говори. Кто такие?

— Нас наняли, — задыхаясь, просипел пленник. — Сказали, что нужно убрать двоих. Делов-то: пырнуть пару раз — и убежать.

— Кто?

— Один человек. Он хорошо заплатил. Обещал еще отвалить, если сделаем все как надо.

— Имя его знаешь?

— Дураком он не выглядел. Кто же называет имя в таком деле?

— Ты прав, — Поэт убрал нож, чем вызвал вздох облегчения у парня. — Как он выглядел? Старый? Молодой?

— Молодой, но не такой уж мальчишка. Высокий, волосы светлые, очевидно он с архипелагов. Богат, сорит деньгами, но совершенно не боится, что его могут просечь и ограбить. В Мирре народ лихой. Его охраняли два человека. Ребята крутые, враз поотшибали рога самым жадным до чужих денег.