Художница проклятий - Ривет Джордан

Эстебан присел на корточки, чтобы развести костер на плоском камне в нескольких шагах от девушки. Закатав рукава выше татуированных локтей, он получил искру не магией, а огнивом. После того, как он обозначил свое присутствие у реки, маг голоса не мог воспользоваться даже маленьким бытовым заклинанием, чтобы не выдать их местоположение.

Брайер наблюдала, как Эстебан бьет кресалом по кремню, удивляясь, почему старик помог ей у реки. Она ему не нравилась, и на мгновение девушка была уверена, что Эстебан позволит ее схватить. Может, он передумал из-за чувства командной солидарности? Скорее всего, он просто не хотел допустить, чтобы у Брайер была возможность донести на них шерифу Флинну.

Художница знала о нем куда меньше, чем поначалу думала. Эстебан не был обычным магом голоса. Боевые заклинания были редкостью, особенно среди ворчливых старых колдунов, которые некогда бродяжничали в прибрежных графствах. Эстебан в свое время работал на короля. Брайер была в этом уверена.

Эстебан несколько минут ворчал, возясь с огнивом, прежде чем растопка разгорелась как следует. Он закончил разводить костер и, наверное, почувствовав на себе взгляд Брайер, подошел к ее одеялу. Он опустился на колени рядом с ней; от него веяло дымом и старым пергаментом.

– Ты не так проста, как говоришь, – прошептал он. – Ты не всегда торговала местью. Кто ты такая?

– Я Брайер, – спокойно сказала она. – Не понимаю, какое вам дело до того, чем я зани- малась.

Эстебан фыркнул.

– Лишь горстка магов может рисовать перемещающие проклятия так же точно, как те, что ты создавала у реки, не говоря уже о том, чтобы делать это снова и снова. Арчер, возможно, не понимает, насколько впечатляющим является этот навык, но я понимаю, – пальцы Брайера невольно дернулись в поисках красок под одеялом.

– Это комплимент или угроза?

– Считай это предупреждением. Я узнаю, что ты скрываешь.

– А знает ли Арчер, что скрываете вы? – прошептала Брайер в ответ. – Что вы некогда были королевским магом? Возможно, даже тем самым королевским магом?

Эстебан поджал губы.

– Он знает. Если ты догадалась об этом по нескольким боевым заклинаниям, то это говорит о тебе еще больше, – Эстебан внимательно рассматривал ее в слабом свете костра. – Практики у тебя вряд ли было много с учетом твоего возраста, но твои учителя, должно быть, были людьми исключительного мастерства.

Брайер напряглась. Эстебан наверняка был наслышан о репутации ее родителей, даже если у него не было связей с Верхним Люром и он не знал о самой Брайер. Очевидно, что он скитался по приграничным графствам в течение десятилетий, однако даже он не мог не знать о самых смертельно опасных художниках проклятий в королевстве. Какие бы подозрения ни возникли у Эстебана насчет Брайер, но вряд ли сейчас он мог провести прямую связь между ней, а также Сиршей и Донованом Драйденами. Тем не менее, девушке нужно было отвести от себя подозрения.

– Почему вы так уверены, что я не самоучка?

Эстебан фыркнул.

– Не стоит принимать меня за дурака.

Брайер приподнялась на локтях, чтобы Эстебан не смог нависнуть над ней.

– Вы были сами по себе достаточно долго, чтобы понимать, что и за пределами Совета Плащей существует сила.

– В самом деле, – по изможденному лицу Эстебана пробежала тень. – И я знаю одного или двух магов, которые приняли эту философию в ущерб королевству. Однако виртуозу-самоучке вряд ли было известно о королевских магах и разногласиях в Совете Плащей.

Брайер стиснула зубы, жалея, что не придержала язык за зубами. В ее груди поднялось жгучее желание разрушать. Несмотря на усталость, художница в мыслях тут же набросала эскизы шести различных проклятий против Эстебана. Однако их использование с головой бы выдало Брайер.

– Могу я немного отдохнуть? – спросила она, стараясь говорить ровным голосом. – Или вы хотите пригрозить мне смертью, если я предам команду? В таком случае вам следует встать в очередь.

– Совсем наоборот, – Эстебан ссутулил худые плечи, как будто бы его удивляли и немного раздражали его собственные слова. – Если ты действительно отошла от тех дел, которые, я подозреваю, вела раньше, то эта банда может стать для тебя подходящим местом. Спокойной ночи, мисс Брайер.

Он поспешил к выходу из пещеры, где на фоне звездного света вырисовывались силуэты Лью и Джеммы, которые доедали свой остывший ужин. Брайер наблюдала, как маг голоса устраивается рядом с ними, и чувствовала себя взволнованной. Неужели Эстебан хотел сказать, что все-таки одобряет ее присутствие в шайке? И неужели он понимал, чем она жила в прошлом и почему решила сбежать от всего?

Ей нужно было быть осторожной. Он по-прежнему мог выдать ее тайны Арчеру и остальным. Они, возможно, не так охотно приняли бы ее в свою шайку, если бы знали про все деяния Брайер в прошлом. Как сказал Арчер, они были ворами, а не убийцами. Художница начала чувствовать себя комфортно среди членов банды, наслаждаясь их сплоченностью и преданностью друг другу. Большую часть минувшего года Брайер провела в одиночестве, если не считать встреч с клиентами. Она и не подозревала, как сильно скучала по человеческому обществу.

Брайер натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза, но сон ускользал от нее. Она не могла перестать думать о жизни, которую оставила. Не о той, что была в хижине, когда все было слишком идеалистическим, чтобы продлиться долго, а о той, от которой сбежала. Несмотря на усталость и опустошенность, ей было трудно отмахнуться от воспоминаний.

Из-под ее кисти вышло слишком много боли и зла, замаскированных яркими цветами. В голове Брайер мелькали лица людей, залитые краской и кровью. Ей было семь лет, когда она впервые прокляла другого человека. Она едва понимала, что делает, но звук ломающейся ноги ее жертвы и последовавший за этим крик до сих пор терзали девушку. Тот хруст эхом отзывался в ее воспоминаниях на протяжении десяти лет, задавая ритм всем тем кошмарам, которые были наполнены сожалением.

В студии у моря родители учили ее думать о людях, которых она проклинала, не как о жертвах, а как об объектах. Проклятая живопись была призванием, профессией. Родители Брайер были художниками, которые при помощи своего таланта всегда находились в поиске новых творческих способов привнести в мир зло. Ее мать, Сирша, была импульсивной и резкой и обладала даром зажигательных и разрушительных проклятий. Ее отец, Донован, работал более тонко, усиливая галлюцинации, кошмары и подсознательные страхи. У этой супружеской пары не было равных, и они постоянно напоминали об этом своей дочери, желая, чтобы Брайер стала даже лучше, чем они.

Однако она не хотела быть лучше. Она хотела быть хорошей. В детстве Брайер как-то спросила, почему она не может поучиться более добрым заклинаниям, после того как поняла, что созданные родителями прекрасные картины, от которых у них глаза сияли гордостью, всегда, казалось, заставляли других людей плакать.

– Я хочу сделать что-нибудь хорошее, – сказала она однажды родителям, пока перетирала самоцвет – лазурит, – чтобы приготовить ультрамариновый синий для их студии. – Как делают маги голоса, которые выращивают розы зимой для королевского сада.

– Твои картины прекраснее королевских роз, – отец Брайер выглянул из-за большого холста. Его глаза были такими же большими и совиными, как и у его дочери. Он был красивым мужчиной, таким же красивым, как и ее мать. – Они куда больше, чем что-нибудь просто «хорошее».

– Но они всегда делают плохие вещи, – возразила Брайер. – Они причиняют людям боль и ломают вещи.

– Они восхитительны, – сказала ее мать. Она отвела назад вьющиеся волосы Брайер, чтобы они не попали в краску, и обернула свой любимый изумрудно-зеленый платок вокруг головы дочери. – И в один прекрасный день ты создашь настоящее искусство.

Брайер покраснела, когда ее мать завязывала у нее на голове свой шелковый платок перепачканными краской руками. Для ее родителей не существовало большего комплимента, чем назвать что-то искусством, однако Брайер видела, как искусство живописи причиняет боль. Она не понимала, как его можно считать хорошим и важным. Ей самой хотелось исцелять, строить и укреплять, а не разрушать. Однако, как бы усердно она ни училась, как бы ни старалась, проклятия были единственным инструментом, который ей предлагали освоить родители.