Между двух войн - Чекалов Денис Александрович

– Раз мы не получили приглашения, – сказала она, – то войдем с черного хода. Примерно здесь.

– Неужели придется сигать через забор? – спросил я таким тоном, словно мне предстояло отдать нищим все свое состояние.

Франсуаз в удивлении взглянула на меня.

– Я так всегда делаю, – ответила она.

– Возможно, тебя это удивит, – проворчал я, – но я как-то привык пользоваться дверями.

Пока Франсуаз спешивалась и отпускала своего ящера, я уже успел вскарабкаться на невысокую изгородь и уселся на ней, как на стуле.

– Ну где ты там застряла, Френки? – недовольно спросил я. – Или здесь слишком высоко для тебя?

Дело происходило на узкой дороге между двумя фермами. Усадьба, на изгородь которой я только что залез, была соседней с поместьем Карайи Дархма.

Охранники наверняка дежурили по периметру стены. Гораздо безопаснее было проникнуть внутрь не с дороги, а из соседнего поместья.

Франсуаз подошла к изгороди и протянула руку, ожидая, что я помогу ей залезть.

В этот момент мое внимание привлекло нечто, находившееся по другую сторону забора.

Я легко спрыгнул вниз, а Франсуаз осталась стоять с поднятой рукой.

– Если у тебя есть вопросы, – промолвил я, не оборачиваясь к своей спутнице, – а сквозь щели в живой изгороди девушка могла прекрасно меня видеть, – то можешь задавать их, не поднимая руки. Мы же не в школе…

Франсуаз разбежалась и с ходу запрыгнула на изгородь.

2

Не прошло и трех минут, как мы оказались возле другого забора – за ним начиналась усадьба Карайи Дархма.

– Впервые вижу, чтобы патрульные ходили у внутренних стен, – пробормотал я. – По идее, они охраняют усадьбу от вивверн, что изредка попадаются на дороге, но не от соседей.

– Старик Дархм неплохо подготовился к своему сборищу, – подтвердила девушка.

– Оставайся здесь, – приказал командир караула, обращаясь к одному из солдат. – Через десять минут мы вернемся. А ты пока следи за этим участком.

– Да, офицер, – отвечал солдат.

Он прислонился спиной к широкому стволу золотого дерева и вынул из ножен меч.

На лице Франсуаз ясно читалось: ну-ка поглядим, как ты теперь выкрутишься, герой.

Я не стал ее разочаровывать. Оставив в покое листок лианы, я отряхнул ладони и деловито произнес:

– Ладно, Френки, хватит прохлаждаться. Раз тебе все равно нечем заняться, разберись с этим постовым. Не все же тебе за моей спиной прятаться.

С этими словами я развернулся и вольготно уселся, прислонившись спиной к стволу золотого дерева. Корни лесного гиганта образовывали нечто вроде удобного дивана.

Очередной воздушный замок, который девушка выстроила в своем воображении, рухнул и сильно ее при­шиб.

Я счел, что это ей будет полезно.

Мне, разумеется, не стоило расходовать силы на воспитание почти незнакомой девицы – но такая уж добрая у меня душа.

– И вправду, Френки, – произнес я, – на сиреневые тыквы в этом году сильный неурожай. Ты только посмотри. Все листья пожелтели и скрутились. А плоды – разве это можно есть?

С этими словами я сорвал маленький, сморщенный фрукт и, повертев его в руках, отбросил прочь.

– И липкий к тому же, – констатировал я. – Болезнь на них какая-то напала, что ли.

Франсуаз зашипела, как умеют делать только женщины, когда мужчины приводят их в бешенство.

Она осторожно поднялась, готовая к действию. Патрульный стоял по другую сторону изгороди, пока что не замечая нас. Но он, без сомнения, увидел бы девушку, стоило ей попробовать перелезть через забор.

– Постой, ты не должна оглушать часового, – наставительно произнес я, как несмышленому малышу втолковывают, отчего нельзя тыкать вилкой себе в глаз. – Когда его товарищи вернутся – а это будет меньше чем через десять минут, они найдут тело. Если же ты спрячешь его, то все равно заметят, что его нет.

Я приподнял палец, чтобы подчеркнуть значимость своих слов:

– В любом случае, они поднимут тревогу. Мы же этого не хотим, верно, Френки?

Мгновение девушка ждала, что я продолжу речь и объясню, как именно ей полагается поступать. Но я смежил веки и полностью отрешился от происходящего.

– Спасибо за помощь, дружок, – процедила Франсу­аз.

Она вновь приподнялась – так, чтобы по-прежнему оставаться незаметной – и внимательно осмотрела дерево, под сенью которого стоял часовой.

– Ладно, парнишка, – пробормотала она. – Я не могу ни позволить тебе здесь остаться, ни оглушить и закопать в листья. Значит, ты уйдешь сам.

– Женщины, – произнес я, не открывая глаз, – всегда стремятся управлять мужчинами. Откуда такое желание контролировать нас, Френки?

Найденная тема меня увлекла.

– Стоит человеку жениться, как он тут же оказывается под каблуком. Не носи это, надевай то, будь вежлив с соседями, не пей больше меры. Мы слишком бедны, поэтому работай усерднее. От тебя плохо пахнет, ты не умеешь воспитывать детей. А проев бедолаге голову до мозгов, женушка отправляется по соседкам и всем им жалуется на мужа-тирана.

Слово «жениться», произнесенное мною, насторожило Франсуаз. Я подозреваю, что она никогда не оставляла смутной надежды относительно себя, меня и свадебных колоколов.

При этом ей все равно, в храме какого бога венчаться– пусть даже на одном из мостов через священную реку Эльду.

Впрочем, мысль о замужестве не преисполнила Фран­суаз смиренной кротостью. Напротив, демонесса вскипела злобой.

Наверное, потому, что понимала неосуществимость затеи.

– Получи, – процедила Франсуаз.

Она присовокупила к этому еще одно слово. Я не стал переспрашивать, ибо мне послышалось нечто совсем неприличное.

Девушка нагнулась, подняла с земли маленький камешек и швырнула его вперед. Пролетев над невысокой изгородью, импровизированный снаряд скрылся в высоких ветвях дерева.

– В голову не попадешь, – предупредил я.

– Я целю в дерево.

По ночам холодная роса в избытке собиралась на дне широких вогнутых листьев, которые превращались в живые зеленые чаши.

Камешек, брошенный Франсуаз, нарушил шаткое равновесие. Два вогнутых листа пошатнулись, и собравшаяся в них вода хлынула вниз.

Со страшным криком постовой отскочил от дерева и замахал во все стороны мечом. Поняв, что произошло, воин с негодованием поглядел вверх.

– Чертовы твари! – воскликнул он. – Мерзкие обезьяны.

Наемник воровато огляделся. Прежде всего, постовой хотел убедиться, не стал ли кто невольным свидетелем унизительной сцены, которая только что разыгралась.

Успокоившись на этот счет, солдат заспешил прочь, в глубь плантации.

– Что, мокро? – усмехнулась Франсуаз. – Беги-беги, переоденься. Вставай, Майкл. Мы можем идти.

Я поднялся и, не говоря ни слова, направился к изгороди.

– У нас есть минут шесть, пока он сбегает в казармы и сменит одежду, – пояснила Франсуаз. – Ни один наемник не станет стоять как мокрая курица, чтобы его застали в таком виде его сослуживцы.

Она легко перемахнула через забор и, обернувшись, добавила:

– Это все мужская гордыня. Парень лучше бросит пост, чем оскандалится перед другими.

– Я же говорил, – заметил я, – женщины всегда смеются над мужчинами.

В этой части поместья Дархм разводил в основном кормовую гаурию – лиану, которую Франсуаз использовала вместо душа для часового.

Широкие листья этого растения, закрывавшие обзор, позволяли не бояться, что кто-нибудь случайно нас за­метит.

– Старика здесь уважают, верно? – прошептала девушка.

– Не меньше, чем тебя твои наемники. Скажи Карайа Дархм, что черное – это белое, и многие фермеры беспрекословно поверят ему. В этом краю привыкли полагаться на старых и мудрых.

– Поэтому и совещание собирается в усадьбе Дархма?

– Для землевладельцев он словно отец в большой дружной семье. Проводить совещание в усадьбе кого-то другого так же бессмысленно, как устраивать семейный совет в детской…

Одноэтажный дом, принадлежавший Карайе Дархму, размерами превосходил жилища всех окрестных ферме­ров.