Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович

Золотые шпоры королевны–рыцаря аккуратно, плашмя трогают вороные бока, жеребец начинает очередной круг. Меняются аллюры – от медленных к быстрым. Шаг, быстрый шаг – и, минуя рысь, галоп. То ли лошадь и правда в галоп легче поднимается с шага, то ли – остаток прошлой эпохи. Для всадника без стремян рысь – ненужная трясучка. И вот – грива и хвост вьются по поднятому самим скакуном ветру, ноги словно и не касаются земли, оскаленная пасть жадно хватает воздух. Вот с кого драконов–то рисуют!

– Плоховато дышит, – говорит Ллойд, – привереда. Ипподром ему не нравится…

На носу праздник, ристалище уже начали украшать, ветхий камень укрыт белеными щитами, поверху вьются «драконы». Знамена в виде круглой пасти, за которой прицеплена труба из ткани – на самом слабом ветерке колеблются и пляшут, словно ожили. Но праздники жеребец наверняка видывал.

Скорее, ему не нравится запах города. В Брихейниоге вообще городов нет, а прошлые гостевания не в счет: дух Кер–Мирддина за последний год сильно переменился. Был бы вовсе смрад, обычный спутник крупного варварского поселения, но в Камбрии не случайно запрещены всякие животные в городских стенах. Исключение – только для собак короля и королевы, да хозяин с хозяйкой заезжего дома имеют право явиться в город с четвероногой компанией – не охотничьей собакой, а маленьким любимцем. Сам трактир, у которого на заднем дворе вечно кто–то хрюкает, мычит и гогочет – вынесен в предместье.

У предместий иной плюс – их стены не теснят, можно строиться просторно. Вот и выходит – от клановых крепостей и королевских усадеб воздух города отличает только угольный дым, и теперь – его много. Даже в мае! Углежоги, пивовары, стеклодувы, кузнецы, гончары… Все заняты, и то, что вниз по течению еще старательней дымит добрым угольком из долины Ронды изумрудно–сланцевый Кер–Сиди, здешних ремесленников не беспокоит. После пришествия сиды работы хватит на годы: железо в сталь перековывать, выдувать через трубку – еще новшество! – большие пузыри, резать их – нужны стальные ножницы! – и получать отменно прозрачное оконное стекло. Стеклянные листы, старательно переложенные соломой, стиснутые мягким деревом упаковки, ждут скорой ярмарки, чтобы, пережив опасное путешествие по морю, украсить собой дома в королевствах франков и вестготов. Прежние мутноватые стекляшки вынут из рам… а то и вместе с рамами перенесут в подсобки и коровники. Иные переживут все невзгоды бурной европейской истории… Их много, все не переколотишь! Перекочуют в музеи, где их и будут показывать как ценнейшие свидетельства сравнительно высокого уровня развития Европы до технического переворота пятнадцатого века от основания Города.

Плата за переворот – дымок, от которого морщат нос горцы и раздувают ноздри вороные жеребцы из пасторальных королевств.

Пасторальных, но сильных. Болота, малярия, нет городов… Но главная слава Камбрии – родом именно из тех краев. Что Немайн прошепчет чужая память о Камбрии–Уэльсе, если вычеркнуть профессиональное знание о полезных ископаемых, водных путях и портах? Валлийские стрелки! А еще раньше – валлийские лучники, собственно, и создавшие грозную славу «английского» длинного лука на полях столетней войны.

Валлийские–камбрийские… Все камбрийцы неплохо стреляют из лука, но Гвинед больше славен копейщиками. Диведцы знамениты билами в руках ополчения и моряками–десси. Лучниками знамениты края лесные, горные, болотистые. То есть – как раз Брихейниог!

Потому Кейндрих лук и получила, что в глазах ее народа это подарок разом и ценный, и обыденный… Вещь, которую нельзя обозвать ни ненужной дешевкой, ни чрезмерной роскошью.

Сверху кажется, что ноги коня то вылетают параллельно земле, то прячутся под брюхом. Быстрей, быстрей! Поворот. Разумеется, у нее и спереди серебро с золотом! Но никакая безвкусица не в состоянии испортить зрелище – ловкая наездница на могучем коне, кажется, летит над песком. Мужские взгляды цепляет высокая грудь, женские – разрезы на рукавах, что демонстрируют тончайший лен нижних рубах. Наряд без слов говорит: «Приличия? Три одежки? Вот вам, кумушки – и отстаньте!» Ворот зашнурован под горло узорной тесьмой. Все приличия соблюдены, и никакой сидовщины вроде пуговиц!

Немайн разглядывает лицо. Красивое, когда на нем ни ревности, ни тщеславия. Сейчас для Кейндрих есть только ветер в лицо, цель впереди, новое мощное оружие в руках… Верно, Гулидиен как–то увидал ее в учении или на охоте. Полюбил. Такую не полюбить – невозможно!

Прямая к мишеням. Стрела наложена на тетиву, лук поднят. Не рано ли? Не дострелить! Но учебная смерть уходит в полет – неожиданно быстрый. За ней, сразу – вторая!

Немайн вскочила – и замерла на полувдохе. Стрелы не просто достигли мишени – ударили мощно, впились, несмотря на тупые наконечники, глубоко. Будь на их месте бронебойные… Любая кольчуга – насквозь, причем два раза. Но как?!

На мгновение мелькнуло недоверие – вдруг Сущности, несмотря на все обещания, засунули на планету какой–нибудь двухламповый автоматический исполнитель заклинаний, и теперь стрелы толкает вперед невидимая гадость, вероятно, радиоактивная? С них станется…

Осознание пришло постепенно. Тогда широко распахнутые глаза сузились в щелку, приоткрытый рот весело показал клычки – всякая улыбка немножко оскал. Дыхание тоже вернулось…

– Вот у лошади так же сбивается, если ее шпорой ткнуть или плеткой огреть, – уточнил Ллойд. – Что тебе не по нраву, леди сида?

– Почему вы мне такого не показывали? – спросила Немайн. – почему на учениях не отрабатываем?! Вот так, строем… С галопа… Стрелы тяжелые, медленные, и разгон коней прибавится к скорости, сообщенной луком. Или треть к дальности, или к убойной силе. Сущая вражья погибель! Пешему лучнику на такое ответить нечем.

Сэр Ллойд заглянул в лукавые щелки – и не увидел древней воительницы. Только восторженное существо, вроде оруженосца, впервые узнавшего, что, оказывается, и так можно! Видимо, в артуровских войнах она не участвовала. Тогда только такими атаками и держались. Редкий случай: деды говорили, что молодежь выросла крепкая. У прежних изнеженных бриттов один герой приходился на сотню робких, в Камбрии же один трус приходится на сотню храбрецов! Увы, мужество не означает умения. Когда рыцарей кормили рабы, колоны и клиенты, можно было собрать довольно большое войско, умеющее согласованно стрелять с галопа или строить кантабрийский круг. Если землю пашут воины – королям едва удается наскрести на малую дружину. У Немайн, например, пятнадцать человек, но выучены сызмальства – не все. Кто с детства тетиву не дергал, лучник наполовину!

– У нас в дружине настоящих лучников…

Старый рыцарь поднял два кулака. Один сразу раскрыл, на втором выставил один палец. Шестеро. Немного подумал, разогнул еще один. Пояснил:

– Седьмая – Вивиан. Хорошо лук натягивает, но все–таки не мужчина. Дюймовый дубовый щит пробьет только с такими вот хитростями.

Кивнул в сторону арены, на которой воительнице поднесли колчан с собранными стрелами. На этот раз всадница слегка тронула переднюю ногу скакуна тупым концом стрелы – и конь подогнул передние ноги у самой мишени. Короткий высверк бронебойного наконечника – в упор. Да, насквозь!

– Показуха, – откомментировал сэр Ллойд, – в настоящем бою на изыски не хватает времени. Проще выхватить меч и рубануть.

Немайн отчего–то захотелось спорить. Потом – подалась вперед, глаза расширились, уши навострились.

– Сколько нужно готовить лошадь… для такого?

Рыцарь пожал плечами.

– Под рыцаря? Меньше, чем под колесницу. Сам трюк? Недолго. Но зачем?

Ответом стал прищур.

– Скоро узнаешь. Только я сначала те штуковины, что от Лорна привезли, сложу с теми, что с собой взяла. В одну!

– Опять холмовые премудрости? Лучше бы на дружину таких луков… Как ты говорила, блочных?