Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

Это было удивительно… чарующе. Дуэль взглядов длилась несколько ещё секунд — и Тео, тяжело вздохнув, поднялся, стряхнув из рукава в ладонь палочку из вишнёвого дерева.

***

— Алахомора! — тихо произнёс вербальную формулу Забини.

У них не было третьего дара Смерти, чтобы совершенно спрятаться от любого наблюдателя — но у них был доступ к карте, которую Невилл оставил у Нотта, позабыв за волнениями деактивировать магический контур. Тео приходилось делать усилие, чтобы сосредотачиваться не на магических рунах, сиянии пропитки и всполохах чар, а на том, что именно в темноте «показывала» карта.

В настоящий момент она «показывала», что в Больничном крыле находится только пара студентов, лежащих на койках после получения ожогов у Слагхорна. Им требовалось прошмыгнуть до коридора, где была дверь в личные комнаты, что занимала мадам Помфри, и покойницкую (которая так и была обозначена на карте. Кто бы её не делал, они явно не чурались таких откровенных названий).

Самой Помфри в замке не было, что значило, что вернуться она могла в любой момент.

Замок издал негромкий щелчок. Блейз потянул ручку на себя. В одной точке с ними был Полный монах, но едва ли приведения волновали двоих слизеринцев.

— Соппоро! Соппоро! — шепнул Тео. Светлые облачка мгновенно влетели в глаза двоих перемотанных бинтами мальчишек-первокурсников, которые болтали из своих кроватей, и они уснули, не успев даже понять, что кто-то проник в залу.

Крадущейся походкой юноши преодолели долгий коридор, заставленный кроватями по оба бока. Некоторые пустые кровати были отделены ширмами; та, на которую в сентябре положили разбившегося мальчишку-первокурсника, сверкала свежим хрустящим бельём.

Они прошмыгнули дверь апотекарий, где виднелись многочисленные склянки и фиалы, и камин в торцевой части залы, и свернули в коридор к жилым комнатам медиведьмы. Сами они были им не интересны, но интерес представляла мертвецкая.

Дверь в неё была закрыта ещё одним заклинанием. Нотт вдруг вспомнил, как ужасно выглядели инфери в воде того пещерного озера в Корнуолле, куда они ещё в апреле проникли с Дамблдором. Тогда живым.

Тео наложил на себя и на Блейза согревающие чары, едва они переступили порог двери. Холод, предназначенный для хранения тел, заставлял ёжиться, а изо рта при каждом выдохе шёл пар.

Мальчик лежал, накрытый белой тканью савана, как почему-то сразу определил Тео, в углу. Все прочие каменные столы в этой тёмной комнате были пусты. Блейз ступил вперёд, освещая путь Люмосом, и на его лице ликование от приключения сменялось брезгливым испугом. Они не спрашивали друг друга, боится ли кто-нибудь из них. Конечно, каждому было не по себе, но им обоим было уже не двенадцать лет, чтобы испачкать штаны от страха.

— Вингардиум Левиоса, — прошептал Тео. Белая ткань тут же воспарила вверх, не меняя своего положения. Тёмное, покрытое какими-то отметинами тело скончавшегося накануне мальчика, предстало перед ними. Тёмная кожа искажённого судорогой лица, сведённые навеки в каменной хватке пальцы… это было тяжёлое, устрашающее зрелище.

В тот миг Тео подумал, что не мог бы утверждать, что любой шум не заставил бы его испугаться.

— И что? — хрипло прошептал он, сглотнув слюну. Блейз был растерян.

Будто бы разбуженный словами Тео, он сделал шаг, другой, и обошёл стол по кругу. Реза Мохаммад был точно мёртв и никаких следов магии не было на нём.

— Ты убедился? — шикнул Нотт. Вся эта затея тут же стала казаться ему бессмысленной и противной. Ему самому стало противно от себя.

— Мобиликорпус, — ответил вместо того Блейз, перекатив шарик Люмоса на ладонь. С отвратительным хрустом, от которого Тео сжал скулы, правая нога тела чуть сместилась вбок. — Вот!

Он указал пальцем на бедро — там действительно имелся бурый след, как будто бы след засохшей крови.Нотт нервно сглотнул и сжал пальцами переносицу.

— Давай прекратим это, — сказал он тихо. — Я не хочу знать.

— Нет, — решительно ответил Забини, повернувшись к нему. — Ты должен знать. Должен.

Два «Секо» и одна «Левиоса» разрезали единственную одежду на теле тринадцатилетнего мага, явив место травмы. Теодор подумал об этом в первую очередь, когда увидел бурые следы на бедре, но Забини решил удостовериться. Теодор отвернулся, его замутило, а внутри — да и снаружи — всё сжалось. То, что должно было быть, отсутствовало.

— Репаро.

В полном молчании они проделали обратный путь, закрыв сначала одну дверь, а потом и вторую. Теодору нужен был воздух, и они вышли на открытую площадку на третьем этаже. Свежий осенний воздух холодил голову. Оперевшись руками о колени, он стал глубоко дышать, чтобы его перестало мутить. Забини тихо стоял рядом.

— Теперь ты понял? — подал он наконец голос.

— Ты… это было отвратительно, ты знал?

— Нет, — признался он. — Но я предполагал худшее. Это ведь так очевидно, что во всём виноваты эти Пожиратели!

В ту ночь Теодор видел особо отвратительные кошмары.

***

Следующие дни пролетели быстро — занятия, патрули, работа над статьёй, в которую Тео закопался, чтобы отгородиться от крайне неприятных воспоминаний. Лишь взгляд Забини, который не спешил делиться их открытием со всеми сам — и Тео был ему за это благодарен — напоминал ему о страшных открытиях.

Вечером выходного дня он всё же взялся за ручку и выписал пункты, свидетельствующие в пользу вины Кэрроу.

Смерть гриффиндорца-третьекурсника прикрывал Снейп. Определённо так. Директор наверняка узнавал первым о гибели студента благодаря магии замка, ведь эта должность была не просто организационной, но магической. Дамблдор на глазах у Тео выступил несколько лет назад проводником магии, что укрепила замковые щиты.

Кэрроу не любили магглорождённых. Проще сказать, ненавидели и считали недостойными жизни в магическом мире, ведь они были «ворами» магии.

Реза Мохаммад был выходцем откуда-то из Ближнего Востока, и Тео вполне допускал, что это его имя, записанное отсталыми письменами тех диких краёв — и Нотт соглашался с Дамблдором в том, что свет цивилизации туда ещё не пришёл, — он видел на карте Поттера, которую Невилл после того дня забрал с собой и больше не забывал. Тео чувствовал настороженность со стороны друзей, нарастающую каждый следующий день молчания.

Наконец, смерть первого магглокровки, первокурсника, который разбился на метле, Тео не мог не связать в действительности с Пожирателями смерти. Он помнил мимолётное выражение страха на лице Кэрроу, которое тогда принял за реакцию на искореженное тело маленького волшебника, но если это они, Кэрроу, травмировали так же и того мальчишку… то он мог испугаться не травм погибшего райвенкловца, а узнавания его лица.

Чем больше Нотт об этом думал, тем больше ему хотелось кинуть такие обвинения в лицо. Он вспомнил подслушанный разговор о том, что Кэрроу считали Яксли своим противником среди приспешников Тёмного лорда, и… мгновенно решился использовать этот факт.

«Дорогой товарищ! Будет вам известно, что двое из ларца, вернувшиеся поразительных с гастролей за Каналом в старый замок, занялись антрепренерством и здесь. Уже на двое меньше студентов ходит на занятия — так очаровали их представления антрепренеров, что они выбросились из жизни. Думаю, вам будет это полезно. Нетопырь Трафальгара».

Следующим же утром, в Визенгамоте, это письмо он превратил в бумажный самолётик, спускаясь по лестнице, и самолётик остался на столе Яксли. В тот раз Яксли и Малфой всё же смогли продавить повестку, нужную себе — и весь день шёл спор о конфискации.

— Лордов Краучей, Милфордов, Блэков и прочих Прюэттов нет уже много лет! — ревел с трибуны в поддержку лорд Флинт.

— Мы знали примеры того, как сгинувшие рода продолжались! Лорд Роули, хотите лишиться места?! — ревел ему в ответ лорд Диггори.

К концу дня у Тео болела голова, а никакого решения так и не приняли. Да что там, гораздо более важные соглашения с гоблинами, которые смогли подготовить Буллстроуд и Скамандер, распространившие текст соглашения для визирования Визенгамота (хотя достаточно было подписи Тикнесса — но едва ли тому полностью доверял вознесшийся шотландец), не были даже рассмотрены.