Карнивора (СИ) - Лейпек Дин

Мальчик медленно разжал пальцы — а метла мягко подпрыгнула, крутанулась вокруг себя и начала мести пол аккуратными широкими движениями.

— Ух ты, — только и сказал мальчик.

— Хочешь, чтобы я помог тебе? — снова спросила Марика, улыбаясь.

— О, да, — рассмеялся мальчик в ответ.

Когда стемнело, и они покончили с уборкой, Марика как бы невзначай предложила:

— Помочь завтра тут?

— Это делают дежурные, — с сомнением возразил мальчик.

— И они умеют делать так, как я? — Марика подняла руку, и от мокрого пола пошел теплый пар.

— Нет, — усмехнулся мальчик. — Ладно, я не против. Скажу, что ты вызвался. Только тебе-то это зачем? — он снова глянул с подозрением.

Марика притворно вздохнула, для вида обернулась на дверь, а затем медленно подняла рукав балахона, одновременно пробормотав другой заговор. Мальчик присвистнул, глядя на ее предплечье, покрытое огромными красными волдырями.

— Что это?

— Горная волчанка, — не моргнув, сказала Марика первое, что пришло в голову. — Редкая северная кожная болезнь.

— Ого, — испуганно пробормотал мальчик. — И у тебя так…

— Все тело, — снова вздохнула Марика. — Ты не бойся, это не заразно, — добавила она быстро, когда он отступил на шаг назад. — Но мне нельзя мочить эту гадость.

— Как же ты тогда моешься? — придирчиво осмотрел ее мальчик.

— Магией, — новый вздох. — Это не очень приятно, но что поделать.

— И ты не хочешь сказать Мастерам?

Марика поморщилась, на этот раз вполне искренне.

— И выставить себя на посмешище?

— Они могут тебя вылечить.

— Эта болезнь не лечится, — авторитетно покачала головой Марика. — Так ты поможешь мне? Я завтра весь день буду работать здесь — а ты, если кто спросит, скажешь, что я помоюсь после?

— Конечно, — пожал плечами мальчик. — Дежурные всегда моются последними.

— Спасибо, — улыбнулась Марика, а затем спросила: — Как тебя зовут?

— Олли.

— А я — Маар. До завтра, Олли!

И она выбежала из купальни, очень довольная собой.

Весь следующий день Марика провела в подсобке. Она грела воду, сушила тряпки, складывала чистую одежду в стопки, укладывала грязное в корзину — и все при помощи магии, не касаясь руками воды. Еще утром она сказала Дору — очень громко, так, чтобы услышали все:

— Я сегодня дежурю в купальне!

Дор только кивнул — рот у него был занят яблоком. В купальне Марика несколько раз кричала Олли, нужно ли ему еще воды — так, чтобы все знали, что она в подсобке. Чтобы точно и наверняка запомнили — Маар был в купальне, он дежурил. Чтобы никто ее не потерял.

В какой-то момент она услышала резкий голос и смех — в купальню пришел Кит со своей компанией. Марика замерла с протянутой над котлом рукой, вода резко вскипела, выбросив столб горячего пара прямо в ладонь.

Ожог после этого держался еще неделю, несмотря на мази, которые дала с собой Дора.

Когда помылись последние ученики, Марика вновь помогла Олли все убрать, взяла стопку чистой одежды — и вышла из купальни в прохладу наступившего вечера. Теперь ей предстояло помыться самой. Делать это при помощи магии Марика, конечно, не умела — очистить кожу, не повредив ее, было не самым простым колдовством.

Но у Марики было другое чудесное решение — грот, который показал ей Дор. Дор, который сам по себе был совершенно волшебным.

С тех пор пещера в заброшенном углу сада стала ее тайным местом, убежищем, где можно было спрятаться ото всех — и даже от Дора. Каким-то шестым чувством он, видимо, понял, что здесь ее находить не стоит, и потому Марика пользовалась возможностью быть собой. Она сбрасывала тяжелый балахон и грубое белье и с наслаждением подставляла тело под холодную струю ключа, смывая с себя все невзгоды, обиды и печали минувших дней. Темнота окружала, защищала ее от посторонних глаз, но совсем не пугала Марику.

Она была Волком. Она не боялась темноты.

Возвращаясь в дормиторий ночью, Марика чувствовала себя другим человеком, обновленным, свежим. Из-за дежурства она неизменно пропускала ужин — но в изголовье кровати ее всегда ждало яблоко.

Дор никогда не спрашивал Марику, почему она стала дежурить в купальне, никогда не вызывался помочь, никогда не пытался узнать, почему она возвращалась так поздно. Только оставлял яблоки.

Обычные люди могли заходить в Кастинию, несмотря на то, что она была Кругом, средоточием магии — Олли был тому наглядным примером. Дор, который опять знал то, чего им еще не рассказывали, объяснил, что это получалось благодаря особенной магии школы.

— Здесь она живительная, — добавил Дор с улыбкой, подкинув яблоко в руке. — Поэтому тут так хорошо все растет. И поэтому обычным людям здесь можно находиться.

Потом Марика видела и других — гостей, которые иногда приезжали к Магистру школы, родителей, навещавших своих детей. Иногда ей тоже хотелось, чтобы мама приехала к ней — привезла с собой немного домашнего, женского мира, по которому Марика так соскучилась.

Да, Марика встречала в школе обычных людей. Но никогда не встречала здесь юных девушек. До той самой ночи.

Они появились неожиданно — слишком неожиданно, чтобы Марика успела хоть что-то предпринять. Темнота, защищавшая ее, вдруг расступилась, вскрытая тихим смехом и неясным шепотом, и из-за деревьев вышли двое, подсвеченные мягким светом. Марика, которая в этот момент мылась, успела лишь отступить в самую глубь пещеры. Одежда осталась лежать у входа в грот, но забрать ее уже не было никакой возможности. Марика затаила дыхание и прислушалась. Сначала не было никаких звуков, кроме журчания воды — если бы не свечение, отражавшееся от мокрого пола пещеры, Марика решила бы, что люди ушли. Затем ей послышался сдавленный стон. Она напряглась и вжалась в холодный влажный камень. Стон повторился, чуть громче, затем еще раз, и еще, и еще, а затем раздался приглушенный крик — и что-то в нем было такое, от чего Марике тут же захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Это был вопль пойманного животного — и одновременно победный возглас охотника. Несколько мгновений снова было тихо, и тут сквозь журчание родника Марика услышала женский шепот: «О, Кристофер!..»

Пальцы вцепились в стены грота мертвой хваткой.

— Все маги… такие?.. — продолжила женщина с придыханием.

— Какие? — голос, ответивший ей, звучал сбивчиво, будто отвечавший ей только что бежал — но Марика все равно узнала его.

Она слишком долго приучила себя не замечать этот голос, чтобы не узнать его где угодно.

— Такие!.. — звонко рассмеялась женщина, Кит шикнул на нее, и тут же наступила новая пауза, заполненная звуком бегущей воды.

— Тебе нужно уходить, — сказал Кит чуть позже все тем же хриплым голосом, но уже чуть ровнее.

— Уже? — спросила женщина, снова с придыханием.

Марика напряженно ждала ответа — но ничего не услышала. А затем снова раздался стон.

Ей казалось, она вросла в камень. Стала частью скалы, холодной и неподвижной. Поначалу Марику трясло, и мучительно хотелось выскочить из пещеры и убежать прочь — но в то же время она не могла пошевелиться, прикованная к стене пещеры смущением и отвращением, которые вызывали у нее звуки снаружи. Темнота побледнела, сменилась предрассветными сумерками, мышцы Марики свело судорогой, и осталась только одна мысль, за которую она отчаянно цеплялась: «Сейчас они наконец уйдут, и тогда я смогу одеться. И согреюсь». Марика представляла себе плотное плетение рубашки, колючую ткань балахона, которые укроют ее окоченевшее тело, обнимут, защитят, как раньше защищала темнота.

Они ушли, когда в ветвях деревьев запели первые птицы, предвещая скорый рассвет. Марика вывалилась из грота и дрожащими руками стала натягивать на себя одежду. Но долгожданного облегчения не наступило. Она не могла согреться.

Над школой прозвонил колокол, возвещая начало нового дня. Дор в последний раз бросил долгий взгляд на вторую постель, пустовавшую всю ночь, шагнул к двери — но та распахнулась сама. Он едва успел подставить руки.