Врата Хаоса - Шляхов Андрей Левонович

парням выспаться ночью, а поутру заявимся на борт и скомандуем: «Отчаливать!» О цели

нашего плавания я объявлю, когда мы будем уже далеко от берега. Так будет лучше, в

открытом океане никто уже не сможет отказаться, да и на суше нашего секрета никто не

услышит...

Лежа в постели, я подумал о том, что старая Гредея не обманула меня — удача

сопутствовала мне постоянно. Вот и сегодня... Мало того что Берду удалось приобрести у

Самария «Поглотитель мглы», так он еще и ухитрился заплатить за него всего-то семьдесят

золотых монет. Правда, торг с Самарием занял у Берда больше времени, чем дорога в один

конец, но это уже пустяки.

Потом мне вспомнились слова Арники, сказанные, нет — выкрикнутые ею на прощание:

«Ты так же глуп, как и я!»

Неужели помимо чисто дружеских чувств Арника питала ко мне еще какие-то? Вот уж

никогда бы не подумал, что такой непутевый шалопай, как я, питающий стойкое отвращение

к оседлой жизни, может внушить нечто похожее на любовь такой умной, рассудительной

девушке, как Арника. Девушке, на плечи которой взвалена судьба большого поместья.

Девушке, которая своим взглядом, одним только взглядом, приводит к повиновению

собратьев моего Хьюгго. А ведь беронские тигры — это вам не щенки домашней собаки, это

грозные хищники, с которыми очень непросто поладить. И столь достойная особа даже

раздобыла Цветок Правдик, чтобы спросить у меня... А теперь она уже не хочет спрашивать?

Не собирается?

Мне вдруг стало грустно. Нет, наверное, она дала мне Цветок, считая, что он может

пригодиться мне на острове Фей-Го при спасении Орлуфии.

Я поймал себя на мысли, что если бы сейчас, в этот самый миг, Арника спросила меня о

том, как я к ней отношусь, то мне было бы непросто дать ей верный ответ. Не исключено, что в глубине души я тоже испытывал к Арнике нечто большее, чем обычные дружеские

чувства, только не осознавал этого. Например, мне всегда было приятно любоваться ею.

Впрочем, здесь нет ничего особенного — она же мой друг, вот я ею и любуюсь.

«Катипут тебе тоже друг, но что-то ты им не любуешься! — сказал я сам себе. Строго так

сказал и немного ехидно. И тут же возразил: — Катипут не в счет — он пришелец из другого

мира, где свои понятия о красоте. А Арника очаровательна. Нет — прекрасна».

Конечно, злая негодница Эдера тоже казалась мне красивой в течение некоторого

времени, но Эдера — совсем другое дело. Арника добрая и никому не желает зла.

«Орлуфия, чьей руки ты не прочь был добиться, тоже добрая и к тому же весьма

красива», — возразил мой разум.

Какой же сложной штукой кажется жизнь,

стоит только немного призадуматься...

Глава 16

Не могу сказать, сколько дней мы плыли до Фей-Го, поскольку почти весь путь я

проспал, следуя одному из основных правил бродяг нашего мира: «Если нечем заняться, не

трать время зря — высыпайся впрок!» Просыпаясь в своей каюте, я проглатывал пару кусков

вяленого мяса, делал несколько глотков невкусной застоявшейся воды, совершал короткую

прогулку по палубе и снова заваливался спать.

С Бердом, чья коренастая фигура постоянно маячила на мостике, мне лишь изредка

удавалось перемолвиться словечком-другим. Слегка осунувшийся от нескольких бессонных

ночей, наш капитан точно врос ногами в палубу своего корабля. Широко расставив

кривоватые ноги и вцепившись в деревянные поручни, зорко вглядывался он в даль и во всю

луженую глотку отдавал распоряжения команде. Выражение спокойствия и уверенности в

своем мастерстве, в своей команде и в своем корабле казалось намертво приросшим к его

лицу.

Обычно, если Берд не был ничем занят, он спрашивал меня:

— Как ты?

И получал заведомо известный ответ:

— Превосходно!

Что ни говори, для пассажиров плавание — чудовищно скучное занятие. Развлечений на

корабле мало, если, конечно, не считать хриплого пения Берда, больше напоминающего

урчание Хьюгго, чем само пение. Жаль только, что репертуар у Берда крайне узок — всего

одна старинная морская песня. Не очень складная, но моряки больше ценят содержание, чем

внешний лоск. Как в песнях, так и в людях.

Берд стоит на мостике и вглядывается в даль, не забывая время от времени оглядеться по

сторонам и бросить взгляд на небо. И негромко напевает: Волны и ветры, эй!

Гонят нас прочь,

Прочь от родных берегов.

Веселы и храбры,

Мы плывем день и ночь,

Встречая друзей и врагов.

Прославимся мы

Или нет — все равно!

Лишь братства морского дух

Ценен для нас,

И важно для нас,

Чтоб в сердце огонь не потух.

Тот самый огонь,

Наш главный маяк,

Что с детства внутри горит.

Всегда по нему

На воде и в порту

Мы своих отличим от чужих.

Отличим моряков

От трюмовых крыс

И от сухопутных червей,

Ведь только у нас,

Морских волков,

Маяк есть внутри, эй-эй!

Доходит до конца и начинает снова. Океан размеренно бился волнами о борт корабля и

успокаивающе рокотал. Наше судно неслось вперед легко и свободно. Горизонт был чист, ни

одного судна не повстречали мы за все время плавания. Мирроу, Звезда Небосвода, снисходительно наблюдала за нами с высоты. Небо оставалось безоблачным.

Наконец наступил благословенный день, когда наше судно вступило в полосу тумана, окружавшую остров Фей-Го со всех сторон. Берд протрубил в «Поглотитель мглы» и почти

сразу же увидел на горизонте полоску земли. Обрадованный и немного огорченный

предстоящей разлукой, он разбудил меня и сообщил:

— Дошли!

У моряков нашего мира есть одна странная причуда: они считают, что их корабли не

«плавают», а «ходят» по воде. Когда я однажды поинтересовался у того же Берда, в чем

причина такой нарочитой ошибки, «водный тигр» посмотрел на меня, как на несмышленого

младенца, и заявил:

— Нет никакой ошибки! Рыба — плавает, корабль — ходит. Все верно.

— Тогда почему вы не говорите «поход» вместо «плавание»? — не сдавался я.

Взгляд Берда из презрительного превратился в сочувствующий.

— Поход бывает только на суше, приятель. Ты уверен, что тебе не требуется помощь

лекаря?

Смекнув, что каждым вопросом наношу удар по собственной репутации, я предпочел

больше не возвращаться к этой теме. Пусть говорят как хотят, что мне до их жаргона!

На горизонте виднелась темная полоска, постепенно перераставшая в песчаный берег.

Тумана не было, но Берд периодически трубил в раковину, которую держал в левой руке. На

всякий случай, как он выразился. Немного погодя он приказал убрать паруса и

подготовиться к спуску судовой шлюпки на воду. Я спустился в каюту за мешком и

оружием, после чего снова поднялся на палубу. Спокойствие и желание довести поиски до

конца царили в моей душе, волнению и тревогам там не было места. Сознание того, что

встреча с Орлуфией близка, делало мою решимость поистине безграничной.

Вдруг, сам не знаю почему, я подумал об отце. Да не просто подумал, а представил себе, как он возится в своей аптеке, часто выглядывая в окно и прикидывая, не пора ли уже убрать

сушащиеся под навесом травы и выложить новые. Единственный родной мне человек, трогательный в своей уверенности в том, что когда-нибудь он обязательно убедит меня

образумиться и перейти к оседлому образу жизни. Матери своей я не помнил — она умерла, когда я был еще младенцем. Отец воспитал меня. Хотя он считает, что не справился с этой

задачей должным образом, но я-то знаю, что всеми своими достоинствами я обязан ему.

Осталось разобраться, кто повинен во всех моих недостатках. Непременно поразмыслю об