Дрессировщик драконов - Одинец Илья

— Устроим небольшое развлечение, — предложил он. — Конкурс вместо рыцарского турнира. Вы приехали сюда в надежде занять место правителя одной из величайших стран Аспергера, так покажите же, кто вы такие и чего стоите.

Подвыпившие гости приняли новое увеселение с воодушевлением, ведь каждый из них считал себя лучше прочих, и получил возможность показать это. А Сиянка сникла. Отец был изрядно пьян, а это значит, "смотр женихов" закончен. Что бы ни показали и что бы ни рассказали гости на сцене, отец отнесется к этому просто как к развлечению, иначе не стал бы пить синее вино, единственный напиток, способный опьянить короля Сартра. Фархат принял решение, и девушке предстояло сделать так, чтобы отец от него отказался.

Дворцовый театр располагался в специально построенном деревянном здании, украшенном резьбой. Из прихожей, обитой красным бархатом и белым ил’лэрийским шелком, можно было пройти в зрительный зал, рассчитанный на пятьдесят человек. Сиянку, впрочем, как и королеву, Фархат в театр не пригласил, решил оградить Лисерию от лицезрения бахвальства пьяной толпы самодовольных богачей, а на дочь просто не обратил внимания. Это он выбирал себе преемника, а не девчонка — красивого муженька.

Сиянка не обиделась, ведь из каждого события, пусть даже неприятного, можно извлечь пользу. Если, конечно, ты не глуп. Девушка подождала, пока шумная толпа скроется в театре, и вошла в заднюю дверь, предназначенную для актеров. В дни представлений закулисье кишело народом, но сегодня там не было ни единого человека — его величество король Сартра не предупредил слуг о намерении посетить театр.

Сиянка быстро миновала душную гардеробную, пахнущую пылью и лавандовой отдушкой, отпугивающей моль, и подошла к шаткой лестнице. За синим атласным занавесом, отделяющим сцену от служебных помещений, находилась территория недоступная для зрителей. Лестница, по которой взобралась Сиянка, вела на чердак, полом которому служил потолок зрительного зала. В досках были выпилены два отверстия, через которые люди, отвечающие за освещение, могли незаметно для зрителей зажигать и гасить свечи, установленные в двух больших люстрах из горного хрусталя. Королю предлагали заменить люстры на масляные лампы, которые давали больше света, и избавиться от дыр в потолке, но Фархат отказался — люстры остались от деда, который купил их, видимо, в порыве помешательства. Сиянка подошла ко второму провалу, через который был виден весь зрительный зал, и легла на живот. Сегодня люстры не горели, зал и сцена освещались множеством ламп, отчего по потолку и стенам призраками метались тени подвыпивших гостей. Расторопные слуги принесли дополнительные кресла и претенденты на руку и сердце королевны, стали располагаться вокруг Фархата, занявшего малый трон. Кое-кто бродил между столиками с вином и фруктами, а один из господ, кажется, представитель сартрских династий, сидел на полу, привалившись плечом к обтянутой тканью стене.

— Кто первый? Кто смелый? — пьяно выкрикнул его величество.

— Позвольте мне!

— Я пойду!

— Я первый! — послышалось со всех сторон.

— Никуда вы не пойдете, п'госто потому, что лучший из лучших уже п'гишел.

Со своего места Сиянка не видела сцену, но догадалась, что на помост взошел Сен-Симон Лоран. Красавчик картавил, и это было его единственным уродством.

— Браво, принц! — улыбнулся король, поднимая бокал. — Расскажите нам о делах, которые озаботят вашу юную голову, когда вы взойдете на трон.

— В пе'гвую оче'гедь, — начал Сен-Симон, — я 'гаспо'гяжусь п'гивести в по'гядок дво'гец. П'гостите, ваше величество, вы живете в большом и к'гасивом сна'гужи замке, но внут'ги я не наблюдал никакого стиля. Комнаты скучны и унылы, как лицо вон того господина. Я вызову из Камбасведы лучших художников, чтобы они офо'гмили дво'гец подобающим об'газом, и обязательно сниму со стен все ка'гтины ста'гиков.

— Это не старики, — хмыкнул Фархат, — а мои предки, величайшие правителя Сартра. Хотя ты прав! Их физиономии все портят.

Гости засмеялись.

— Затем, — продолжил ободренный Сен-Симон, — я введу новую моду. Ваши женщины че'гесчу'г зак'ыты. В моем ко'голевстве п'гинято обнажать ве'гхнюю часть г'гуди, чтобы мужчины могли оценить к'гасоту женщины.

Гости одобряюще загудели.

— Во что вы оденете мужчин, я и представить боюсь, — хохотнул король.

— Мужчины Са'гт'га, с вашего позволения, великолепны. Я нигде не видел столько волевых и мужественных лиц. Однако я введу новую фо'гму для а'гмии. Ваши военные ужасно выглядят. Нечесаные головы, бесфо'гменные мунди'гы невы'газительного болотно-синего цвета нагоняют тоску. А'гмия должна п'гиводить в'гага в ужас и внушать ве'гу в победу обычным селянам, а потому должна одеваться к'гасиво. Туфли с п'гяжками, белые чулки, ко'готкие, до колен, штаны, шелковые 'губахи и мунди'гы, ук'гашенные лентами и пе'гевезями, вот чего не хватает вашим воякам, ваше величество.

Сиянка прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Сен-Симон нес откровенную чепуху, а отец и прочие гости ему подыгрывали. Девушка нашла глазами Скогара и желание веселиться тотчас прошло. Полуживой труп смеялся, обнажив кривые зубы и бескровные десна. Сиянка крепче сжала шкатулку, ожидая, когда придет очередь торговца.

После Сен-Симона, которого зрители проводили со сцены громкими аплодисментами и свистом, слово взял де Лори. Представитель старинного семейства объявил, что любит читать, и в его библиотеке собрано более трехсот томов редких книг по истории Миловии в частности и Аспергера в целом. Он сообщил, что если счастье жениться на красавице Сиянке выпадет ему, он ничего не станет менять в Сартре, и постарается поддержать традиции, установленные предыдущими королями, чьи лица смотрят на посетителей дворца.

Вслед за де Лори на сцену поднялся толстяк Пепеш, едва не свалив по пути столик с напитками, за ним де Лосорт, потом еще трое или четверо. Сиянка не слушала пьяные хвалебные речи, она ждала, пока со своего места встанет торговец.

— Заканчиваем, — зевнул Фархат. — Последний, и спать, а то господин Вурнер уже храпит. Еще пять минут, и его примеру последует его высочество Немоиш.

Гости рассмеялись.

— Скогар, — попросил король, — расскажи что-нибудь о себе, оживи общество перед тем, как остатки здравомыслящих отправятся в страну Гипсома.

— С удовольствием, — поклонился торговец.

Скогар поднялся, и Сиянка поднесла шкатулку к губам.

— Пожалуйста, — прошептала девушка, — пусть внутри он окажется столь же отвратительным, как снаружи.

Королевна поддела ноготком крохотный замочек, и шкатулка открылась.

— Скогар, — произнесла девушка, и бросила берегитовую помощницу в зрительный зал.

Чуда не произошло. Не было ни таинственного света, ни тумана, ни ярких вспышек, шкатулка неслышно ударилась о ковер и отскочила под стол с фруктами, словно простая безделица. Торговец между тем вышел на сцену. Сиянка переместилась ко второму отверстию в потолке зрительного зала, чтобы видеть человека, которого отец выбрал ей в мужья.

Скогар встал в центре сцены и равнодушно посмотрел на гостей. Кажется, он был вовсе не пьян, хотя девушка видела, как торговец осушил едва ли не полграфина синего вина.

— Вы все смотрите на меня сверху вниз, — высокомерно произнес мужчина. — Считаете меня безродным вороном, покусившимся на голубку и место в орлином гнезде, а я, между прочим, сильнее всех вас вместе взятых.

— Да я уложу тебя одной левой! — выкрикнул кто-то.

— Не успеешь, — криво усмехнулся торговец и вытащил из-под рубашки небольшой амулет в виде шестиконечной звезды, сделанной из матового металла или даже камня. — Ярдос защищает своих детей. А я — его любимое детище.

Сиянка вздрогнула. В зрительном зале мгновенно повисла тишина, был слышен только храп заснувшего господина Вурнера. На такой эффект девушка не рассчитывала — Скогар оказался вавендре [10]. Таких людей в Сартре сжигали на костре, невзирая на чины и титулы, потому что силы, которую они получали от Ярдоса, хватит, чтобы развязать войну или уничтожить город.