Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ) - Рейман Андрей

- А-а-а-а! Чудище! - завизжала женщина, со всех ног кинувшись внутрь дома. - Браким! Тащи арбалет! - Браким появился очень быстро. Взявшийся буквально из ниоткуда, по пояс раздетый мужик, с разгона ударил ногой Йорвина в живот. Тот отлетел и упал на землю. Браким же, не медля ни секунды, направил взведенный арбалет на Юрки, ринувшегося на помощь Йорвину. Эйнари, стоял сбоку от Бракима, и тот его не успел заметить. Схватив оружие, он попытался вырвать его из рук Бракима, но тот держал крепко. Заряженный арбалет выстрелил, и болт попал Эйнари в плечо. Тот взвыл от боли и выпустил Бракима. По счастью, у него был самодельный однозарядный арбалет, и теперь он был разряжен. Йорвин поднялся, в мгновение ока подскочил к мужику, сделал несколько очень быстрых ударов пальцами по его нескольким точкам на его торсе, и толкнул ладонью. Браким улетел обратно, в дом, рухнул на пол как мешок с песком, и больше не шевелился.

Испуганная женщина бросилась к лежащему мужу:

- Браким! О, Илтрис Всемогущий, Браким, они что, убили тебя что ли? Браким! - Вдруг испуг женщины сменился гневом, - Ах вы, сволота богопротивная, вы убили моего мужа! Чтоб вас вшами обсыпало! Тьфу!

- Мы не убили его, он парализован. Через несколько часов он придет в себя.

- Убирайтесь отседова! И чтоб мои глаза вас больше не видели! Тьфу!

Плюнув еще раз, женщина гневно хлопнула дверью. К Йорвину эхом вернулась боль от удара в живот, и тут он вспомнил про Эйнари, который уже порывался вытащить болт из своего плеча.

- Не трогай! - Рявкнул на него Йорвин, - Если вытащишь эту штуку, то истечешь кровью.

Йорвин перебежал на другую сторону улицы, и постучал в первый попавшийся дом.

- Откройте, пожалуйста, мой друг ранен, - Некоторое время никто внутри не подавал признаков жизни. Йорвин некоторое время подождал, а затем постучал снова, но громче на этот раз. Вскоре с той стороны раздались неспешные шаркающие шаги. Дверь открыл маленький согбенный старик с тростью.

- Кто- то ранен, говорите? Ну, заходьте, - Йорвин заметил, что старик смотрел ему в грудь, возможно, он был слеп. Йорвин призывно махнул рукой остальным, и те зашли в дом. Сам он зашел последним и затворил дверь.

- Ну, рассказывайте, что там сталось с вашим другом? - Старик медленно, прощупывая тростью путь, зашаркал к своему креслу, - Он что, ввязался в потасовку? Я слышал, как там творился какой-то бедлам. Что вы там накуралесили?

- Мы постучали в дом напротив, - Сказал Йорвин. - Попросили приюта на ночь, да только хозяин нас не так понял.

- А, Браким опять буянил, - Старик сел в свое кресло и прокашлялся. - Было дело, слышал я, как он кого-то лицом в навоз окунул. За что не знаю, но орал он долго и сильно. Такой уж у него нрав. Буйный. Я уже семь годов ничего не вижу, зато слух у меня сделался прекрасный.

- Зу, у тебя есть что-нибудь типа жгута? - спросил Юрки.

- Конечно, есть. Сейчас... откопаю.

- Побыстрее, если можешь, - сказал Юрки, и что было силы, дернул болт. Эйнари взвыл.

- А вашего друга сильно покоцало. Он аж одичал от боли, - Покачал головой старик. - Нет ничего срамотного, в том, что Браким вам наподдавал, хоть вас и больше было. А, кстати, сколько вас тута?

- Четверо, - ответила Зуали, копаясь в своем мешке. Затем извлекла оттуда вязанную из мха детскую рубашку Юрки и разорвала надвое.

- Он, даже как, - снова заговорил старик, - Слыхал я, рассказывали, будто Браким медведя голыми руками заборол.  Правда это, али нет, но мужик он крепкий.

Связав обрывки рубашки узлом, Зуали обернула повязку вокруг раненого плеча Эйнари и крепко связала. Эйнари застонал.

- Эй, это же моя рубашка была! - очнулся Юрки.

- И жена у него стерва, - добавил старик.

- А ты в нее влезешь? - спросила Зуали брата.

- Э-э... нет.

- Ну тогда зачем она тебе теперь? - Юрки с грустными глазами осел на пол.

- Какие-то у вас голоса странные, - почесал бороду старик. - Вы, часом, не больные?

- Быть может, - поспешил ответить Йорвин. - Мы в дороге уже много дней, и до сих пор не имели удачи погреться у теплого очага. Позволь нам, добрый человек переждать здесь ночь. А завтра мы уйдем.

- Конечно, позволю, - ответил старик, улыбаясь беззубым ртом. - Куда я вас четверых на мороз выкину, да еще и с раненым? Оставайтесь, грейтесь. Меня Борик зовут, а вас?

- Я Йорвин. Со мной пришли Юрки, его сестра, Зуали, и Эйнари, тот, который ранен, - Йорвин нарочно решил умолчать о нечеловечности, собравшейся здесь компании, боясь испугать старого человека.

- Ой, чудные у вас имена. Издалека вы, вестимо?

- В принципе да, и народ там совершенно другой.

- А ты, Йорвин, судя по имени, мой земляк. Вот только говор у тебя не нашенский. Ну да ладно. Давайте перекусим.

C этими словами Борик поднялся и скрылся за печью. Там он разрезал буханку ржаного хлеба на пять кусков. На каждый из них он положил по куску вареного сала. Затем достал из шкафчика кувшин с квасом и разлил по пяти деревянным стаканам.

- Вот, друзья, яствуйте, - с улыбкой сказал он, неся поднос, на котором разместились кушанья.

- Ой, вы же упадете, дайте я вам помогу, - перехватила поднос Зуали и поставила его на столик. Затем принесла старику его трость из-за печи.

- Благодарствую, дочка, - Сказал Борик, пододвигая кресло к столику.

Все собравшиеся приступили к трапезе. Йорвин от сала отказался, так как его монашеский пост не позволял ничего мясного и жирного. Вместо этого он поделился салом с раненным.  Зато кусок хлеба с  квасом съел с удовольствием.

Процесс трапезы происходил под аккомпанемент целого потока звуков, в котором тонуло и чавканье, и хлюпанье опущенных в стакан морд и хруст корок. На морферимов, попробовавших в первый раз квас, было смешно смотреть. Йорвин чуть не подавился, когда увидел, как смешно Юрки подергивает носом и фыркает.

- А вы, друзья, оголодали, - качнул головой Борик, слушая, как морферимы едят.

- Спасибо тебе, хозяин, за хлеб, за соль и за сало. Право не знаю, как тебя и отблагодарить, - сказал Йорвин, когда звуки начали стихать, - Я в толк взять не могу, и как ты один живешь; старый, слепой?

- А с чего ты, Йорвин, взял, что я живу один? У меня есть сын и дочь. Дочь живет через дом, а сын с женой живут на другом конце деревни. Оба ко мне заходят, время от времени, кушанья приносят, прибираются тут, порядок наводят. Бывает, дров наколют. Да воды с колодца принесут. А ты что думал, что я один живу? Хе-хе!

Вдруг Йорвин почувствовал себя, как будто его вот-вот уличат за каким-то неприличным делом, по спине пробежал холодок. Он переглянулся с морферимами. В их глазах было то же самое.

- А по поводу благодарности... - продолжил Борик. - Ничего мне от вас не надо. У меня всего, чего надо, хватает. Помогать другим в трудный час - это вообще главная задача, возложенная на человека Богом.  А требовать монету за такой пустяк - фу! Лучше и не растяплять рот на такие темы.

- Совершенно верно, - произнес Йорвин, задумчиво глядя в потолок. - А где твоя жена?

- Старуха моя померла уж одиннадцать годов тому.

- Сочувствую. А от чего?

- От старости. Время ее пришло и... вшить, - Борик сказал это так, будто поведал о мухе, которую пришиб во время очередного похода в нужник.

- Ты скучаешь? - спросил Йорвин

- А то! Не проходит и дня, чтоб я не вспоминал мою Гретку. Но жизнь такая штука. Если не научишься жить без того, что тебе любо, и радоваться тому, что имеешь, будешь мучаться, пока не научишься.

Йорвин смотрел на старика и понял, что восхищается им. Точнее, его непрошибаемо позитивным отношением к жизни, несмотря на многие лишения. Многие люди сетуют на жизнь и клянут судьбу, имея гораздо большее, нежели он. Йорвин давно принял, но только что внял, в чем отличие правды от истины. Борик живет в светлой правде, пренебрегая печальной истиной. Он пережил любимого человека, одряхлел и ослеп, но не утратил жизненной искры, живя тем, что хранит в своем сердце. И Йорвин подумал, что вовсе не обязательно гоняться за истиной. Главное - держаться ее, живя в своей светлой правде.