Северный пес - Крушина Светлана Викторовна

Когда титанический труд был закончен, и Джулия увидела Пса во всей красе, сначала она хотела съехидничать, но потом решила, что не стоит. То, что получилось, ей даже нравилось. Хотя, с ее точки зрения, результат и не стоил тех мучений, что пришлось ради него вынести. Все-таки Пес был немного мазохистом, раз добровольно разрешил в течение целого месяца тыкать в себя иглами.

Закончив самоистязание, он незамедлительно возобновил ночные визиты к Джулии, словно верный супруг. Впрочем, он даже не потрудился объяснить причины своего отсутствия, как будто это само собой подразумевалось. Но Джулия узнала и без него, ребята рассказали. Она-то думала, что он просто берег наболевшую шкуру, но, оказалось, ничего подобного. Целый месяц вместе с Галейном и еще парой земляков его носило по кабакам и храмам Рахьи. Джулия, услышав про это, почувствовала нежданный укол ревности. На девочек, значит, потянуло? Одной Джулии, значит, ему недостаточно?.. Интересно, как это понимать. Пес предстал перед Джулией с неожиданной стороны; она могла заподозрить его в чем угодно, только не в сластолюбии, особенно после того, как он от нее шарахался. Вот кабаки — это да, это на него похоже, от вина он никогда не отказывался… но с Галейном? Галейн был самым сдержанным человеком, которого случалось встречать Джулии в жизни.

Жаль, подумала она, что я не могу устроить этим оболтусам головомойку, или хотя бы хорошенько расспросить их. Права нет… Я им не мать, не жена и не сестра, и даже не командир. А то, что Пес делит со мной кровать, не обязывает его отчитываться в своих поступках мне. Взрослый мужик, в конце концов. Все парни в отряде бывают и у жриц Рахьи, и вино хлещут…

Но как она себя ни уговаривала, все же обида где-то глубоко затаилась. Глупо, но что поделать, если уж Джулия привыкла к особому отношению Пса? К тому, что он выделял ее и вроде как даже уважал. А тут — такое. Получается, что ему все равно, с кем спать?

Или, может быть, у него просто случился запоздалый «отходняк» после длительного заточения?

Как бы то ни было, но все равно, по весне, после самой крупной и кровавой за всю войну битвы на берегу Серебряной реки, Пес пришел в шатер ни к кому-нибудь, а к Джулии.

Многих своих пришлось похоронить, но бледность Пса вряд ли была вызвана гибелью кого-то их боевых товарищей. Джулия, сама умудрившаяся выйти из схватки без единой царапины, увидев его, подумала было, что он тяжко ранен — так его шатало, и такое мертвое, белое, без кровинки лицо у него стало. Да и крови на одежде хватало. Джулия вскочила ему навстречу, в гневе спрашивая себя, куда смотрят лекари, но он уже рухнул к ее ногам, как подкошенный.

— Что с тобой? — она поспешно опустилась рядом с ним на колени, схватила за плечи. — Ты ранен?

— Я цел, — выговорил он с явным трудом. — Правда, со мной все в порядке, Джули.

— Сомневаюсь. Что случилось?..

Он промолчал, опустил взгляд. Джулия, проследив за ним, увидела лежавший у него на коленях продолговатый сверток, который сразу не заметила. Сверток из черного касотского плаща с полуоторванной нашивкой. Плотная материя заскорузла от пропитавшей ее засохшей крови.

Словно отвечая на невысказанный вопрос, Пес отогнул край плаща, и Джулия увидела два изогнутых клинка в простых ножнах. Ничего не понимая, она вскинула на него глаза.

— Что это?..

— Мечи моего брата… побратима, — проговорил Пес; голос его звучал необычайно хрипло, словно он большим усилием выдавливал слова из горла. — Я забрал их в полевом госпитале.

Джулия непонимающе смотрела на него. Побратим? Они же расстались много лет назад. И… мечи? В госпитале? Что это значит? Пес обнаружил своего побратима среди медейских раненых? Но почему у него такой похоронный вид? И почему мечи завернуты в касотский плащ?

— Роджер был наемником, — продолжал Пес, не поднимая глаз. — Он сражался на стороне касотцев. Наши подобрали его во время боя… видимо, по ошибке… принесли в наш госпиталь. Удивительно, но он увидел меня там, узнал. Хотя уже умирал.

Наконец-то, он поднял глаза, и Джулия увидела, что они совершенно сухие, а взгляд их неподвижен и почти мертв. Но бледность лица говорила сама за себя, так же как и дергающаяся щека и подрагивающие губы. Пес был на пределе срыва.

— Он умер?.. — тихо спросила Джулия.

— У меня на руках. Борон, будь ты проклят! — богохульство сорвалось с губ, словно плевок; пальцы крепко сжались на ножнах мечей, но он едва ли замечал это. — Что же ты за бог, если…

Джулия успела изучить порывистый и несдержанный нрав Пса, знала она так же и о его непочтении к богам; но слушать столь откровенные богохульства она не могла. Борон оставался для нее могущественным богом смерти, он волен забирать человеческие жизни когда угодно, и уж точно не спрашивает у смертных, согласны они с его волей или нет. И хотя он мало внимания обращал на дела смертных, все же нечестивца мог покарать на месте. Поэтому Джулия, не дав Псу договорить, закрыла ему рот ладонью.

— Т-с-с-с! Если он услышит…

— Если бы он услышал, — с горечью сказал Пес, отводя ее руку, — он давно призвал бы меня к себе. Но он не слышит меня, Джули, я же говорил. Можешь не беспокоиться…

Как же мне не беспокоиться за тебя, подумала Джулия, если ты постоянно сам призываешь на свою голову все громы и молнии — и людские, и божественные. Пес как-то сказал, что неприятности любят его. На самом деле, это он сам любил неприятности, жить не мог без них и постоянно сознательно стягивал их на себя.

А после он говорит, чтобы она не беспокоилась за него.

— Его… похоронили? — конечно, она имела в виду не Борона.

— Вместе со всеми нашими, — кивнул он. — Когда я забрал плащ, никто не стал разбираться. Джули, почему так? Мы не виделись восемь лет, и встретились лишь затем, чтобы попрощаться навсегда?..

Вопрос «почему», с точки зрения Джулии, не имел смысла, когда речь шла о человеческих жизнях и о воле богов. Обычно и Пес не очень-то задавался им, едва ли задумываясь над тем, что его меч принес смерть и горе во многие семьи, но сейчас, как видно, его задело за живое самого. И хорошо задело.

— Такова воля богов, — тихо сказала Джулия. Что еще тут можно сказать, она просто не знала.

Она думала, что он разразится проклятиями, но он только шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и глубоко вздохнул, как человек, который всеми силами сдерживает рыдания. Что с ним делать, если вдруг его прорвет? с тревогой подумала Джулия. Понятия не имею, как утешать рыдающего мужчину…

Но Пса утешать не пришлось. Если что и зрело глубоко в его душе, то оно так и не нашло выхода наружу. Первый порыв Пса, когда он с перекошенным лицом рухнул на колени к ногам Джулии, быстро прошел.

Мало того, он словно и забыл о том вечере на следующее же утро; по-прежнему грызся с медейцами на глазах у всего лагеря, и хохотал над пошлыми шутками своих земляков-наинцев. Джулия, сколько ни наблюдала за ним, так и не смогла заметить признаков какой-то особенной печали, помимо той, что одолевала его постоянно. Пес теперь всегда возил с собой пару кривых мечей, завернутых в черный окровавленный плащ, но вспоминал о них не чаще, чем о прочей своей поклаже, и никогда не доставал их. Впрочем, кое-какую перемену Джулия заметила в первую же ночь, когда он снова пришел к ней. На шее он всегда носил латунную бирку, как и все солдаты; отличалась она от множества других таких же только тем, что вместо имени и фамилии на ней было выгравировано прозвище. Этот имеющий исключительно функциональное назначение кусочек металла был единственным украшением Пса, если только мог называться украшением; Джулия привыкла к нему и почти не замечала. А серебряная цепочка довольно тонкой работы, перепутавшаяся с более грубой цепочкой жетона, сразу привлекла ее внимание. Она была гораздо длиннее, а в качестве кулона на ней висело серебряное же кольцо, изукрашенное тонкой вязью. Подарок от девушки, подумала Джулия в первый момент, но сразу же засомневалась. Не такой человек Пес, чтобы принимать подобные подарки от девиц и носить их на груди. Если, конечно, это кольцо не подарок той самой девушки.